Наверное, со временем можно привыкнуть ко всему, но Гермиона за все семь лет существования в её жизни некоторых личностей, так и не смогла до конца смириться с тем, с каким безалаберством и полным отсутствием ответственности относятся к важным, по-настоящему важным делам те же близнецы Уизли. Можно подумать, они тут собрались на дегустацию, что те теперь кривили лица и сыпали своими неумелыми остротами направо и налево.
    - Гермиона, ты как тут?
    Девушка невнятно улыбнулась другу, потому что ей сейчас было совершенно не до разговоров, и только кивнула в благодарность за рубашку, которую Гарри накинул ей на плечи.
    - Не хочу тебя обидеть, дорогая, но эту бурду я пить не буду. Даже за пятьсот тысяч галлеонов!
    Девушка осадила однокурсника резким взглядом.
    - Тебе бы я и не дала этого делать. Слишком мало вероятности, что ты извлечешь из зелья хоть что-то полезное, а количество вещества строго ограничено.
    Она почти вырвав из рук у ирландца принесенные им компоненты, гриффиндорка долго и придирчиво рассматривала содержимое каждого мешочка, чуть ли не закапываясь в них носом, затем вернула один обратно, из второго достала две странного вида засушенные веточки, а из третьего отсыпала почти половину мерного стаканчика и скинула все обратно на руки Шеймусу.
    Зелье приобрело на редкость омерзительный вид, что не могло не радовать, значит, рецептура была пока что соблюдена правильно, и оставалось только надеяться, что остальные компоненты не запоздают к нужному моменту.
    - Да уж, не слишком вкусно на вид. Правда оборотное всё равно ещё более мерзкое было…
    Гермиона все же улыбнулась и позвоила себе отвлечься на пару секунд.
    - По идее, как только в нем будут все компоненты, все должно наладиться, смотри…
    Она подхватила со стола тяжелый фолиант и сунула под нос Поттеру, приманивая Шеймуса поближе к ним, чтобы не пришлось объяснять дважды.
    - Как только мы добавим сюда три унции щетины хвостороги, должна произойти метаболическая реакция и выделиться совершенно новое вещество, которое нейтрализует ферменты разлагающейся медуницы, которую принес Шейм. После этого, правда, само зелье…
    Увидев входящих близнецов, она скинула книгу на руки Гарри, который чуть не уронил увесистый том, и продолжила объяснение.
    - …приобретет комковатую структуру и ярко выраженный запах сероводорода, который можно было бы устранить, будь у нас эссенция папоротника, но нам не до мелочей, проглотите и так. К слову…
    К слову, ей сейчас было совсем не до хороших манер, поэтому отсутствие приветствия со стороны одного из близнецов Грейнжер покоробило мало, но девушка отметила про себя, что стоит намекнуть Молли о том, как непотребно ведут себя в обществе е слишком уж рано ставшие независимыми ни от кого сыновья. Впрочем, на
    - А мы гостинец принесли.
    Она с благодарностью улыбнулась, торопливо достала три щепотки чьих-то сушеных лапок и принялась быстро помешивать в котелке, чуть слышно проговаривая про себя счет, - сбиться сейчас было бы равносильно катастрофе.
    - К слову, все же зелье будешь пить ты, Шеймус. И, кстати, меня ваши комментарии не особенно волнуют, так что можете оставить их при себе. О чем я?...
    Гермиона огляделась, перемешала зелье ещё раз и выверенными движениями, отточенными за семь лет обучения, ловко разлила результат собственных и коллективных стараний по приготовленным заранее флакончикам.
    - Ах, да…
    - Что-то оно не внушает мне доверия…
    Разделся голос справа, за что его обладатель тут же был награжден ещё более резким, чем до этого Финниган, взглядом.
    - Пить зелье будет только Шеймус, потому что по описанию действия, принявший впадет в некое состояние транса, в котором, нацеленный на результат, каким-то образом выяснит местонахождение разыскиваемых.
    Она вытащила из кармана короткий рыжий волосок и бросила в зелье.
    - Будем надеется, что это волос Рона, а не шерсть Живоглота, мало ли, что у меня на подушке валялось. Но по виду на шерсть похоже мало, у неё есть такое отличительное качество, как…
    Девушка осеклась, поняв, что слегка проболталась и отчаянно покраснела, без лишних объяснений впихнув Шеймусу в руки флакончик, зелье в котором бурлило и дымилось.
    - Я не знаю, в каком ты будешь после этого состоянии, поэтому нам нужно, чтобы как можно большее количество нас остались адекватными и дееспособными. Короче, пей.

пьяные птицы сбиваются с рейсов,
вязнут беспомощно на проводах.
ты заклеймила себя эдельвейсом,
врезала в кожу пустые слова.
утро нелётное, пьяная стая
в пепел и пух о бордюры дорог.
что-то чужое в запястье врастает,
кто-то родной называл тебя «бог».
(с)Крис
   Ошеломление, опустошение и все-рав-но. До боли, до тихих стонов чего-то внутреннего, - плевать. Ты знал, ты с самого начала где-то подспудно знал, подозревал, ждал. Ждал только для того, чтобы убедиться. Нервно? Да, Мерлин, нервно. Не потому, что не знаешь, как теперь верить, - он не причем. Нервно от того, что так будет всегда. Ты не сможешь, не позволишь себе сделать так, чтобы никто другой не смел касаться того, что принадлежит тебе. Кто принадлежит тебе. Нервно, почти что больно.
   Плевать на открывающиеся двери, которые захлопываются перед носом ошеломленных-других, тебе сейчас не до этого. Просто найти, где можно спрятаться. От себя, от чьих-то вопросов, от сальных усмешек, от справедливых обвинений. Найти хотя бы пару десятков минут спокойствия и статики, которых в тебе сейчас до критичного мало. Выдохнуть рвущиеся наружу слова, закрыть глаза и курить. Чтобы никто не знал, никто не понял, никто не стал подозревать, - он будет не рад.
   Вверх по одной лестнице, забывая привычно пересчитать ступени, которых по ощущениям отчего-то больше пятидесяти, коридор, запертые двери, ещё одна узкая лестница, скрипящая под твоими шагами, дверь.

Комната для постояльцев - 3 этаж: Слизерин, парни  ==>

   Нотт прикрыл за собой дверь и огляделся, с облегчением выдыхая, потому что кроме него здесь никого не наблюдалось. Вернее, здесь было много пыли, какая-то старая мебель, отслужившая свой срок и сваленная за ненужностью уродливыми комками дерева, и окно в крыше. Впрочем, видимо кто-то из обслуги все же сюда захаживал, потому что под окном стоял полу-диван, полу-непонятно-что, выглядевшее настолько чисто, что Тео не побрезговал сесть, а потом и лечь, откидывая голову на твердую гобеленовую подушку. На улице давно была ночь, по крайней мере, зимой всегда темнело раньше, и черное небо, в котором, отчего-то, звезды можно было пересчитать по пальцам, смотрело почти в упор, изображая из себя хорошего собеседника.
   …нервно…
   Слизеринец устало отвел от лица немного спутанные волосы и прикрыл глаза на пару секунд, чтобы потом вновь их открыть, и так же прямо посмотреть на небо. В душе поднималось совершенно иное чувство, если до этого он был просто взбешен тем, что рыжий позор Равенкло откровенно терся об Маркуса Флинта, то теперь все чаще всплывали мысли о том, как глупо и ни разу не обдуманно он поступил. Как ребенок, как будто ему лет тринадцать, как будто он действительно мог что-нибудь сделать, если Марку нравится подобный стиль общения с девушками. Понимая, что снова начинает заводиться, Тео намеренно медленно вздохнул и так же медленно выдохнул, достал сигарету, закурил и закрыл глаза.
   …все было неправильно…
   Изначально неверно. Он не собирался требовать от Флинта каких-то громких заявлений, он не собирался давить на него, или просить о чем-то, что тот сам не предложил бы никогда. Достаточно было того, что без этого человека рядом начинали выплывать все тщательно задавленные страхи, которые, казалось, отступили, стоило найти что-то более достойное и живое. Но реальность никуда не делась. Спрятанная под рукавом метка не переставала пусть еле заметно, но все же болеть, отчего-то не желая окончательно заживать, ожидание грядущей если не катастрофы, то какого-нибудь кошмара давило на плечи почти осязаемо, а он…
   А что он?
   Он не привык к ответственности, как бы ни было противно это осознавать. Он не хотел её, но им всем почти насильно впихнули в руки тяжелейшую ношу, не особенно заботясь о том, как каждый из них с этим справится. И в одиночестве, на чердаке, где окружающие предметы терялись в почти полной темноте, он почему-то боялся смотреть в такое честное, темное, чистое небо. Боялся, что оно ему ответит, в который раз убеждая, что он ничего не стоит. Он просто очередная разменная монетка, со всеми своими истериками, выпестованной гордостью, чувствами, которые приходится прятать от всего мира, страхами, за которые придется слишком дорого платить…
   Собственная память как будто вернула его на пол суток назад, и Нотт, все же подняв ресницы, еле слышно прошептал
   - Sono uguale a lui…
   Замешанное на злости и раздражении, его состояние сейчас напоминало тот самый тихий-тихий омут, которому достаточно легкого детонатора, чтобы полезли те самые черти.
Такие чувства сдают в дурдом
В палату с соседом-наполеоном,
Пугать психиатров гулким стоном.
Я это понял с таким трудом...
(с)
    Здесь было почти тихо.
    Почти все то время, пока Тео пытался пересмотреть насмешливо поглядывающее на него в окно ночное небо, он тщетно пытался не сорваться на банальную истерику. Отчего-то слишком живы были воспоминания про её немного припухшие губы, когда она улыбалась по утрам, уходя из их спальни по своим делам. Отчего-то он точно помнил тот момент, когда, зайдя в комнату, обнаружил смущенного до какой-то немыслимой степени Блейза и подчеркнуто-безразличного Пьюси, и все это на фоне вполне однозначные звуки, раздающиеся из их ванной. Он, почему-то, даже тогда сорвался, хотя, вобщем-то, не имел никакого права. Он помнил, как они смотрелись вместе, - рыжая, высокая, красивая до дикости, эта девушка не боялась улыбаться, а Марк, не стесняясь ни капли, обнимал её за казавшуюся на фоне его рук почти нереально тонкую талию, и она смеялась, и он был счастлив, черт возьми, это было видно по глазам. А Нотт изводился, не находя этому объяснений и оправдывая себя тем, что в школьных условиях “частная жизнь” и без того очень ограниченное понятие, и то, что те редкие моменты, когда он мог побыть в относительно изолированном пространстве, окруженный исключительно приятными ему людьми, тогда были безнадежно испорчены её навязчивым присутствием. А, может, дело изначально было в другом?...
    - Ты себя напрасно накручиваешь, месяц назад ты и не думал ни о чем подобном.
    Очень хотелось заткнуть навязчивого собеседника, живущего в голове, но тот был на удивление прав. Однако, это не меняло сути. Не смотря на то, что у Тео не было поводов хоть как-то сомневаться в Маркусе и том, что происходило между ними сейчас, это никак не отменяло того, как двояко выворачивалась ситуация. Разумеется, очень вовремя вспомнилось, как Флинт не далее, чем неделю назад целовался на Астрономической башне с Ми.. Мел… не важно, вобщем. И все это воспринималось абсолютно нормально, - Маркус, обнимающий девушку, какую бы то ни было, и девушка, виснущая на нем, не важно уж, какие отношения их связывали. Получалось, что, не смотря на то, что им обоим между друг другом было все хотя бы частично ясно, другие об этом знать не могли. Нет, Нотт не собирался требовать огласки, или какой-либо публичной демонстрации их внезапно объявившихся отношений, но, в то же время, и он не мог этого отрицать, отчаянно хотелось, чтобы никто не смел даже подумать, что Флинт может принадлежать другому, а не ему, кем бы этот “другой” не был. Тео резко вздохнул и сел, сжимая виски ладонями.
    Оставалось только догадываться, как эта рыжая сволочь вывернула сложившуюся ситуацию, пользуясь его несдержанностью. А ведь он сам, своей вспыльчивостью и неумением думать в подобные моменты, дал ей в руки все козыри, чтобы теперь она была несчастной и обиженной, а он – истеричным и импульсивным.
    - Да пошло оно все…
    Сквозь зубы прошептал слизеринец, зажмуриваясь на долю мгновения. Он не понимал, не мог понять, откуда этот ноющий, зудящий в голове шум, как будто кто-то раз за разом дергал и дергал, дергал и дергал. Ну, в конце же концов, он же никак не отреагировал на её однозначные намеки, но что-то тянуло, ныло, душило, хотелось то ли тихонько выть на одной ноте, то ли заорать так, чтобы вся эта чертова древняя гостиница наконец-то развалилась. Хотелось вцепиться в его плечи и трясти, вытрясти из Флинта ответ, - почему, отчего ему сейчас так паршиво. Почему все зацикливается на нем, хотя повод изначально смешной и не заслуживающий этой разрывающей голову истерики?!
    - Мерлин, Мерлин, Марк… Черт!
    Как будто туго закручиваемая руками какого-то неведомого экспериментатора пружина, в какой-то момент внутри что-то треснуло, хлопнуло, выбросив в голову щедрую порцию разъедающей боли и Нотт, уже не сдержавшись, одним резким движением руки скинул на пыльный пол тонкую, твердую подушку, на которой до этого лежал. Вскочив с дивана, он ожесточенно пнул её и чуть не взвыл в голос, от осознания того, как жалко это все выглядит, - нелепо, убого, мелочно.
    - Черт!
    Уже не пытаясь вести себя сколько-нибудь тише, он прижался лбом к холодной стене и, уперевшись ладонями в шершавые камни замер, надеясь хоть немного привести в порядок собственное дыхание, мысли и нервы, чтобы утихомирить это истерящее “нечто” внутри себя.

да,
у меня тоже бывают déja-vu, и в них я обнимаю тебя за талию, дико прижимаю к стене,
а через месяц мы переезжаем в Италию, и в самолете ты спишь на мне.
(c)
    Вся эта чертова жизнь, все эти семнадцать лет, - бесконечное притворство на грани игры. Они не успели сделать ничего достойного, кроме как уже повесить друг на друга клише, от которых не принято было отступать. Все было четко расписано, - Пьюси-любимец-девушек, саркастичный и недобрый, Блейз-вечный-неудачник, Марк-мистер-спокойствие и непробиваемость, и он сам – истеричный и импульсивный. И стоило кому-то отступить от выбранной для него обществом линии поведения, все сразу начинали подозревать что-то “не так”, хоть и на вопрос, как должно выглядеть “как”, никто не смог бы дать вразумительного ответа. И при этом, никто не воспринимал это всерьез. То есть, можно было сколько угодно кидаться стаканами, подушками и проклятиями, - просто это твой “стиль поведения”. Просто ты вот такой вот, не способный вести себя сдержанно и по-взрослому, а то, что за всем этим скрывается настоящая боль… хм… о таких мелочах никто особенно думать не привык.
    Камень приятно холодил кожу и Нотт, закрыв глаза, считал свои частые вздохи, это, по крайней мере, успокаивало лучше, чем очередное разбирание и раскладывание по полочкам собственных тараканов.
    - Что я снова натворил? Поделись.
    Слизеринец глубоко вздохнул, так и не открывая глаза. Получалось, что куда бы он ни делся, Флинт, ведомый какими-то неясными порывами и умозаключениями, все равно его находил. Или, как вариант, оказывался там, куда приходил сам Тео. Интересно, какого сейчас ответа ждал от него Марк, и что он мог бы вообще ответить? На ум не приходило ни одной связной фразы, которой можно было бы выразить хоть что-то внятное, и только еле заметно начинало трясти, и отчего-то было очень горько. Как будто, пришлось проглотить что-то вязкое, и оно теперь давило на горло, не давая сказать ни слова.
    - Посмотри на меня.
    Парень почти силой развернул его к себе, и Нотт открыл глаза, встречая ответный взгляд, и тут же отводя свой в сторону. Разумеется, Флинт улыбался. Как же не улыбаться, когда ты весь такой из себя умный, а Тео, ну, кто бы сомневался, в очередной раз загоняется по каким-то пустякам, ломая трагедию на пустом месте.
    - Ну что ты злишься-то?
    Слизеринец вновь вскинул взгляд на парня, тут же переключая внимание на что угодно другое, - его плечо, видневшийся за ним диван, уделил внимание простой вязке черного свитера, прядь необычно длинных для Маркуса волос возле виска, на что угодно.
    Кажется, тот не собирался больше ничего говорить, но Нотту и этого количества вопросов было достаточно для того, чтобы начала болеть голова. Прищурившись, он внимательно рассматривал что-то неопределенное на рукаве стоящего рядом человека, но смог только горько усмехнуться, передернув плечами, и выдавить из себя
    - Тебе не кажется, что некоторые поступки не нуждаются в аргументации?
    Все же подняв на Марка взгляд, Тео упрямо сжал губы и, все же, в итоге не выдержал.
    - Утешил уже свою давнюю подругу?
    Злость и глупая обида навалились какой-то непосильной кучей и он, откинув голову на холодные камни за спиной, продолжал смотреть куда-то в потолок, минуя Маркуса взглядом.
    - Это все так нелепо… но, черт возьми, это не значит, что я могу спокойно воспринимать подобное. Ты, конечно, не кидался её обнимать, когда представилась такая возможность, но у меня все внутри переворачивается, когда кто-то оказывается к тебе настолько близко.
   Глупость собственных признаний добивала даже больше, чем все остальное, и тем более страшно было вновь посмотреть в глаза человеку, который с недавнего времени стал кем-то гораздо большим, чем просто другом.
   - А я ничего не могу  с этим поделать. Не могу сделать что-то, и при этом не выглядеть полным идиотом в глазах окружающих, в твоих глазах… Понимаешь? И хочется оказаться где-нибудь очень далеко, чтобы не видеть всего этого, не слышать, и чтобы ты был только со мной, чтобы даже не смотрел ни на кого другого. Я вполне понимаю, что это ни черта не правильно, но мое понимание не значит, что мне это хоть насколько-то легче принимать и воспринимать.
    Нотт говорил довольно тихо, сдерживаясь изо всех сил, но Марк был достаточно близко, чтобы прекрасно его слышать.
    - Получается, что мы не можем никому сказать, что ты теперь мой. А ты мой, и я не намерен делиться. В нашей жизни и без того достаточно проблем, чтобы ещё делать себе мозги всеми этими виснущими на тебе представительницами прекрасного пола нашей кретинской школы.

Босиком по снегу, представляя, что под ногами
Июльское небо,
Мы раскручиваем шар Земли.
Иди на мой голос. Слушай, что я пою.
Не торопись упасть, не факт, что в раю
Такие же
Красивые
Феврали.
(с)
    Все совершенно правильно, как будто можно было и не тратить время на этот разговор.
    - Я несу бред, ты мне это объясняешь.
    Все правильно. Все совершенно верно и почти предсказуемо, вплоть до того момента, как тонкая бумага газеты разбивается перед глазами на строчки и буквы, складывающиеся в слова. И вот тогда-то ты наконец-то понимаешь, что, - да. До тебя доходит смысл, и ты просто замираешь, пытаясь осознать, каким образом этот мир всегда умудряется вмешиваться в течение твоей жизни, в тот самый момент, когда любой посторонний стал бы неизменно лишним, не подходящим по случаю и времени. Ты просто стоишь, переповторяя внутри себя сказанное Марком, а за окном в крыше так же насмешливо усмехается небо, - ему на все это наплевать. Ему все равно, кто из вас маг, кто маггл, насколько одни лучше других, или кто из вас прав.
    Нотт ещё пребывал в каком-то между-мысленном пространстве, когда услышанное уже воспринимается сознанием, но от мозга ещё не поступило ответной реакции. Прикусив нижнюю губу он, наверное, ещё долго стоял бы возле дивана, сжимая в руках странную газету с неподвижными фотографиями, но Флинт все решил как-то сам, выкинув бесполезную уже бумагу в сторону и притянув Тео к себе.
    - У нас есть минут десять до их прихода…
    Слизеринец глубоко вздохнул, вскидывая взгляд, и не совсем сразу сообразив, что Марк имел в виду, но, видимо, из-за того, что тот все же сидел, хоть и облокотившись на спинку дивана, их глаза в кои-то веки оказались прямо друг напротив друга. Понимание пришло как-то мгновенно, окатив волной непонятного жара, от которого разом пересохли губы и перехватило дыхание где-то внутри, а сам Нотт, понимая, как откровенно и почти мгновенно реагирует его тело на столь, казалось бы, безобидную фразу, отшатнулся в сторону. Только пару секунд спустя к нему пришло осознание, что именно этим движением, скорей всего, он только ещё лучше показал, что именно сейчас с ним происходит и, ко всему прочему, безжалостно горели кончики ушей, то ли от стыда, то ли от стеснения, да и вообще получалось как-то скомкано, как-то совсем не так, как он ожидал…. Хотя, Мерлин, он никак не ожидал, стоило начать с этого. И сейчас, глядя широко распахнутыми глазами на Марка, чувствуя, как где-то чуть ниже горла бешено колотится сердце, он пытался подобрать правильные слова вплоть до того момента, когда понял, что, вполне возможно, они последний раз рядом. Что со всем этим творящимся в их жизни кошмаром, о котором он так старательно пытался не думать последние сутки, у них нет никаких гарантий, что завтра они все так же будут вместе, - и варианты разнились от “простого” суда и заключения, если их поймают, до таких, которые не хотелось даже представлять.
    Тем нереальней и ненормальней сейчас смотрелся этот спокойный взгляд напротив, в котором пряталось что-то такое, от чего мысли окончательно смешивались, и Тео порывисто подался обратно навстречу, обхватив лицо Марка дрожащими ладонями и целуя его так, как будто, - да, действительно, - это было последнее, что он мог успеть сделать. Наверное, получалось как-то торопливо и, возможно, слишком неправильно, но  Нотт, если бы мог сейчас о чем-то размышлять, вряд ли сказал, что может быть правильней и реальней, чем то, что с ними сейчас происходило.
    - Думай… думай только обо мне, всегда думай только обо мне… потому что я не могу думать ни о ком и ни о чем, кроме тебя.
    Теряя последнюю способность к здравомыслию где-то как раз там, где встречалось их дыхание, Тео скользнул ослабевшими руками по груди Марка, безуспешно пытаясь зацепиться за слегка грубую вязку черного, теплого, как сам Флинт, свитера и, наконец, обняв парня, почти испугано прижался к нему всем телом, чувствуя, как все удивительно легко и просто становится на свои места.
    И пусть весь мир идет к черту, вместе с Пожирателями, Аврорами, Темными Лордами, кем-то придуманными сценариями и чьими-то эгоистичными желаниями.

Когда он в очередной затянулся, мечтая только об одном(а именно о том, чтобы свалить из этого места), то руку прожгло ужасной болью. Блейз уронил сигарету, выругался и затушил сигарету. Естественным путем – то есть затоптал.
«Будем надеяться, что никто не заметит дырку на полу.»
Он закатал рукав рубашки и опять выругался. Метка, недавно приобретенная, горела черным цветом. Чуть ниже выпечаталось место: «чердак».
Опустил ноги на пол, встал, поправил покрывало и взглянул на Касса.
«Он ведь не Пожиратель?»
Блейз, как можно наивнее улыбнулся и произнес, чуть тише, чем следовало:
- Ладно, веселись тут один. А я пойду…мне надо.
И он выскользнул за дверь.

==> Чердак.

Старые, иссохшие половицы противно скрипели. Парень старался двигаться легко, но это у него вряд ли получилось.
«Черт, наверняка этому чердаку лет сто!» раздраженно подумал парень, кривясь от очередного скрипа так надоевших половиц.
Боль на запястье напомнила о том, что его ждут. Забини не считал себя таким уж трусом, но он все равно немного побаивался. Ведь неспроста их всех созвали на этот чертов чердак. Очередной скрип половиц и он в полголоса выругался.
Страх приходилось отгонять. Он слизеринец, а не какой – то нытик и слабак, так? Он Забини. Попытка выпрямиться привела к тому, что он стукнулся головой о какую – то балку, запнулся, чихнул, запутался в паутине и тут дверь оказалась прямо перед его носом. Недолго думая, он её и распахнул.
Чердак.
И Тео с Маркусом, чинно сидящие по разным сторонам дивана. Если бы не жжение в руке, Забини расхохотался бы. Обязательно.
Он прошел вперед, автоматически поправляя волосы и понимая, что выглядит не лучшим образом. Точнее, выглядит вообще ужасно. Невыносимо для такого, как он.
Насмешливая улыбка все – таки скользнула по его лицу, когда он обвел взглядом Марка и Тео, а потом чуть смеясь добавил:
- Я не помешал, надеюсь?
Потом он напустил серьезную мину.
- Маркус, что случилось? Что – то серьезное? Нас вызывает.., - взгляд показал на рукав, под которым скрывалась Метка.
Он старался выглядеть спокойным, хоть это и было трудно с паутиной в волосах, с жжением в руке, с необъяснимым чувством, что сейчас тут происходило что – то не для него.
«Не молчи, Маркус» молился Блейз, окидывая взглядом чердак.

Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,
выщетинившиеся,
звери точно!
Это, может быть,
последняя в мире любовь
вызарилась румянцем у чахоточного.
(с) В.М.
    Как будто ты бился, пытался прорваться, втиснуться, влезть и в какой-то момент все же сделал это. В эту самую секунду полного проникновения в то, что терзало и мучило тебя последнее время, наступает полный покой. Это чувство тишины и безнаказанности скрывается где-то в том самом месте, где ты чувствуешь тепло ладоней, прижатых к твоему телу, где отчего-то слегка неровное дыхание теряется в твоих волосах, пока ты стоишь, прижимаясь лбом в нелепой, сиюминутной слабости к такому дорогому, такому ценному.
    Тихое
    - Знаешь…
    отзывается непонятной панической горечью, разом собирающейся где-то чуть ниже горла, и ты зажмуриваешься, пряча лицо, выдыхая ему куда-то в шею…
    - Знаю. Я знаю, как это все нелепо. Знаю, что веду себя не так, как следовало бы. Я все это знаю. Как и знаю, что не отдам тебя никому и ни за что. Как и то, что пока ты рядом, я смогу все, потому что иначе ты сделаешь это за меня, а этого я уже допустить не могу. Знаю, что сейчас, наверное, не самое место и время вот так расклеиваться. Знаю все это, как и то, что пока мы завязаны в этом нелепом кошмарном спектакле, надо быть осторожным.
    За дверью кто-то чихнул, рассеивая этим нелепым звуком почти звенящую, мягкую, пыльную тишину, и Нотт, не замешкавшись ни на секунду, выскользнул из рук Марка, бросив на слизеринца короткий взгляд. Зашедший через несколько секунд Блейз окинул их своим годами выдрессированным взглядом “я знаю про вас кое-что, чего не знаете даже вы”, и бросил фразу в своем репертуаре, - не зная этого человека достаточно близко, можно было реально подумать, что ему что-то известно, столько сарказма и неприкрытого превосходства скрывалось за насмешливым
    - Я не помешал, надеюсь?
    Тео взглянул на однокурсника и фыркнул, откидываясь на спинку дивана.
    - Если бы здесь происходило что-то, чему бы ты мог помешать, ты бы сюда просто не смог бы войти.
    Спокойно парировал Нотт, на вторую фразу парня решив не реагировать, потому как обращались вобщем-то, ни к нему.
Похлопав по карманам, он обнаружил, что сигареты кончаются даже у магов и, досадливо нахмурившись, встал с дивана, все же подходя к Забини.
    - Поделись сигаретой лучше, умник.
    Как раз в тот момент, когда слизеринец прикуривал, подоспел новый участник сегодняшнего представления, зайдя с таким выражением лица, как будто ожидал увидеть по крайней мере с десяток авроров, и уже заготовил сотню-другую достойных ответов на любые вопросы, как и положено наследнику чистокровного семейства и дальше по списку.
    - Лицо попроще сделай, Драко. Здесь Поттеров не наблюдается ни единого. Привет.
    Нотт явно был не в духе, и лицезреть бездумно впитанные годами маски намерен не был. В конце концов, в скором времен тому же Малфою, возможно, придется прикрывать его спину, и в этом искусство картинно приподнимать брови и фирменно ухмыляться не поможет ни капли.
    Выдохнув, парень облокотился на стену напротив Маркуса и продолжил курить, уговаривая себя не заводиться по пустякам. В конце концов, все было, как обычно, и чего ради он так болезненно начал воспринимать двуличность собственных друзей, он вряд ли мог объяснить.
    Впрочем, скорей всего, дело было в том, что он просто устал.
    Как-то разом и окончательно.

Интересно, что и как именно чувствует тот, кто слышит зов Метки? Нервозность, страх, отчаяние или есть какие-то варианты? Врядли нашёлся бы хоть кто-то, кто будет прыгать до потолка от радости и всячески прихорашиваться перед свиданием с любимым Лордом, хотя… Усмехнувшись, парень почему-то вспомнил про мадам Лестрейндж и Барклая. Эта парочка фанатиков уж наверняка спит и видит подобную встречу в самом сладком сне. Только и думают поди, как бы в наиболее выгодном свете предстать перед его мёртвыми остекленевшими глазами. Но таких мало, определённо. Ну может ещё Люциус или кто-то ещё из старших Пожирателей может чувствовать себя комфортно рядом с этим… существом, но уж точно не те, кто по идее должен жутко гордиться и радоваться, оказавшись с ними в одном строю. Даже отец Флинта выглядел слегка растерянным и бледным, когда готовился к такой встрече с Волдемортом, а более жёсткого человека Марк не знал. Наверное на подобный, почти рефлекторный приступ страха и паники и рассчитывал Лорд, когда придумывал для себя очередную забаву – связать своих приспешников в одно с помощью незамысловатой татуировки, отметины на теле. В принципе, идея неплохая, как средство связи метка работает отлично, но…
Если бы за её наличие не светил Азкабан и не так сильно жгло руку, чёрт…
«Я не помешал, надеюсь?»
Марк проигнорировал смех в голосе друга, невозмутимо перевёл взгляд на Тео и улыбнулся. Ситуация конечно двусмысленная слегка, но как будто хоть один из этих умников, их однокурсников, мог хоть что-нибудь знать, пффф.
- Нет, не помешал. Паутины на всех хватит.
«Маркус, что случилось? Что–то серьезное? Нас вызывает..,»
Взгляд слизеринца опустился на собственный рукав. Вот она, сила слова. Даже они, те, кто уже принадлежал Лорду, не рисковали лишний раз произносить вслух его имя, опасаясь навлечь на себя ещё больше неприятностей.
Дверь распахнулась и на пороге возник Малфой.
- Пока не вызывает, но дело есть, да.
Сухо кивнув в ответ на не менее сухое приветствие Драко, Флинт задумчиво покосился на белобрысого слизеринца. Смысла рассказывать в деталях всё заново каждому входящему не было, так что парень сполз со спинки дивана, на которой сидел всё это время, и отошёл к небольшому пыльному окошку, дожидаясь, пока соберутся все остальные, пока они наговорятся, обменяются язвительными любезностями, дружно покурят и доделают остальные важные дела.
Спустя пару минут где-то сзади раздавалось пыхтение и сдавленная тихая ругань. Значит, либо Кребб, либо Гойл.
«Привет ребята, а чем вы тут занимаетесь? Очень мило собираться в своем кругу и как сычи, что то обсуждать, спасибо что позвали девушек»
С гордо поднятой головой мимо продефилировала Трейси, распахнула окно и принялась отпускать комментарии направо и налево. По большому счёту, ей здесь было не место, да слизеринка и не смогла бы узнать сама, что они собрались именно здесь, только если она не пришла следом за кем-нибудь.
«Ну что встали как не родные? Слушаю вас?»
- Трейси, милая, а ты адресом не ошиблась?
Флинт мрачно посмотрел на девушку, с треском закрыл окно и снова повернулся к однокурсникам.
- Раз уж без тебя никак, то хоть не выступай несколько минут. У нас мало времени, очень.
Дождавшись, пока все наконец соберутся, и отметив про себя отсутствие Пьюси и Пэнси, парень недовольно скрестил руки на груди и запечатал заклинанием дверь, чтобы больше никто не шастал туда-сюда.
- Снейп передал привет от Лорда. Нас хотят видеть в деле, так что ты, - слизеринец бросил взгляд на Дэвис, - решай сама, нужно ли тебе это. Потом удрать не получится.
Облокотившись о стену, квиддичный капитан задумчиво повертел в руках палочку и продолжил.
- Мясо и реки крови оставляем на потом, пока надо только хорошенько запугать простецов. Если появятся авроры – исчезнуть. Это слова Снейпа. Лорду интересно, кто и как себя покажет.
На этих словах Флинт выразительно посмотрел на Малфоя и снова отвернулся, кивком указывая на валяющиеся на диване газеты со спортивными сводками.
- Сейчас на двух маггловских стадионах заканчиваются матчи, толпы болельщиков будут расползаться по домам. Названия центральных улиц там указаны, так что заблудиться довольно сложно. Времени на всё – пара часов, потом возвращаемся. Я думаю, для скорости стоит разделиться на две группы. Драко, ты берёшь с собой Пэнси, Грегори и Винса. Где-то внизу шатается Пьюси, он будет главным в вашей группе. Со мной идут Нотт, Забини и девчонки. Вопросы есть?
Марк подошёл к дивану, взял одну из газет и протянул Малфою.
- Все скандалы и выяснения отношений будут потом. Если всё ясно, тогда все встали и пошли. И не шуметь.
Флинт искренне надеялся, что вопросов всё же не последует. Уж очень не хотелось сидеть и объяснять кому-то из его друзей по несчастью, что если уж ты вляпался, то придётся терпеть, потому что есть одно волшебное слово - "надо".

==>

Дырявый Котел, Рецепция ==>

Неизбежные тучи снежные нависают над нашим городом
Все попрятались, двери на замках, окна черные дышат холодом
Как только все помещения Дырявого Котла накрыло плотным облаком темноты, а юркая МакДугал, выхватив зелье из рук слизеринца, скрылась в непонятном направлении, Эдриан понял, что ловить здесь совсем нечего. У него оставалось всего пару секунд до того, как преподаватели придут в себя, а аспиранты снова займут свои места, перекрыв все пути к отходу. Недолго думая, парень встал с подлокотника дивана и, не оборачиваясь, направился к выходу. Не слишком быстро, чтобы не привлекать излишнее внимание, но и не так уж медленно, чтобы вдруг не прошляпить момент.
Тёмная безлюдная улица встретила его царившим повсюду холодом, который тотчас же взял парня в свои нежные объятья, заставив поднять воротник и застегнуться на все пуговицы. А снег, поднимаемый внезапным порывом ветра, закружил в своём беззвучном вальсе, как будто радуясь, что наконец в его царстве появился хоть один посетитель.
Эдриан никогда не был в Косом Переулке в столь позднее время. Здесь всё было по-другому, и ненавистное для слизеринца ранее место вдруг приобрело новые привлекательные краски. Нет ни суетливых детей-первокурсников, перебегающих от витрины к витрине и тычущих пальцами во всё, что попало. Нет ни подпирающих стены торговцев, низшего сословия, которые и волшебниками называться не могут, но почему-то всё равно продолжают топтать улицы волшебного Лондона и совать в нос свой низкопробный товар. Но зачем перечислять? Сейчас здесь не было ровным счетом никого, кто мог бы нарушить великолепие царившей вокруг красоты. А лишь тишина, которая отзывается лёгким потрескиванием в ушах и превращается в исповедь.
Закуренная сигарета на мгновение задержалась между покрасневшими от холода пальцами и снова вернулась к тонким напряженным губам, последний взгляд на Дырявый Котёл, в окнах которого то там, то тут мелькали знакомые лица, и резкий поворот на сто восемьдесят градусов, для того, чтобы уйти отсюда подальше, хотя бы на этот вечер.
- Годрик подери! - единственное, что он смог из себя выдавить в тот момент, как, не успев повернуться и сделать хотя бы один шаг, с кем-то столкнулся. На безлюдной, казалось бы, улице! Недокуренная сигарета упала на мостовую, покрытую снегом, а Эдриан застыл в полушаге от девушки, на которую имел неосторожность налететь. - Извините, - произнесённое на выдохе слово, с облегчением, что она не оказалась кем-нибудь из преподавательского состава, и с лёгким налетом удивления, что такие люди, как эта незнакомка, делают в этом месте в столь позднее время.
Эдриан уже перевёл взгляд куда-то в сторону и покачнулся на месте, готовый вот-вот сделать давно запланированный шаг к вожделенной хотя бы на вечер свободе, но вдруг снова застыл на месте, подняв серые, на этот раз спокойные глаза к лицу женщины.
- Мы с Вами не знакомы?
Странно, но все эти несколько секунд случайной компании его не покидало ощущение, что он её где-то видел. Тёмные кудри, правильные черты лица, обычная одежда, указывающая, впрочем, на не низкий статус... Таких сотни. Но, чёрт подери, он где-то её определённо видел. Только где?
Хотя вскоре парня окутало неприятное ощущение, которое появлялось каждый раз, когда он вдруг ни с того ни с сего проявлял несвойственное ему любопытство. Излишние фразы, которые могут вызвать разве только неприязнь, а не вспышки радости от проявленного им внимания. Он был готов вот-вот сорваться с места, если пусть и непродолжительная пауза затянется, а принцип отвечать за свои поступки и слова можно было послать к чёрту. Свидетелей-то всё равно нет.

Эдриану было так неожиданно услышать столь непосредственные слова из уст женщины, которая была намного старше него, что он даже собирался было покраснеть за свою грубость, которую вроде бы не замечал, но которая стала несгладимо явной на фоне этого еле слышного "Ой". И эта улыбка... Как укор, как олицетворение того, чего ему никогда не посчастливилось встретить, как напоминание, что есть что-то ещё за границами его туманного Альбиона, это как привет из другого измерения, как что-то, что заставляет в полной мере насладиться собственной невоспитанностью, как рябь на воде, солнце посреди промозглой осени.
Эдриан вдруг первый раз за последние несколько лет почувствовал себя невоспитанным ребёнком, в котором только что проснулась совесть. Так некстати.
Нет, я думаю, нет. - голос прорезал тишину, как тупые ножницы режут тонкий шёлк.
Слизеринец поджал губы, не спуская внимательный взгляд с незнакомки. И если бы не до дрожи дружелюбный голос и эта обнажающая улыбка, парень бы уже сорвался с места и через пару минут забыл о неожиданной встречи. Но нет, он всё также исподлобья изучал незнакомку, по смешному поджимая губы и чувствуя себя полным идиотом. Возникало ощущение, что он ждал именно одной фразы, будто она была прописана в сценарии и обязательно должна была прозвучать. Только может чуть позже:
Но я, кажется, знаю, где вы меня могли видеть.
Широкая открытая улыбка, ещё больше приводящая в сладостное оцепенение.
Эдриан неосознанно приподнял брови, губами немо произнося что-то, похожее на "оу". Прошло несколько секунд, но за фразой не последовало никаких долгий объяснений и оборотов, которые могли хотя бы немного подтолкнуть, хотя бы сузить список знакомых. После таких слов ты окунаешься в моря скрытых смыслов её уверенности. Именно после них ты как будто перезагружаешься, додумывая то, о чём умолчали.
- Даже так? - смог лишь он произнести немного погодя, ловя себя на ответной и, чёрт возьми, смущённой улыбке.
Эта женщина заряжала его своим столь странным настроением, состоянием лёгкого безумия, когда вдруг хочется радоваться каждой упавшей на ладонь снежинке. И тут дело далеко не в возрасте. Ну на сколько она старше? На лет десять? Пятнадцать? Да какая разница? Просто тут существовала какая-то своя особая магия. Ведь, в конечно счёте, все воспринимают окружающих их людей на манер своего настроения. Так уж устроен человек – когда он счастлив, все вокруг – счастливы. А Эдриан сейчас был саркастически умиротворён и спокоен. В таком состоянии стоило бы ходить по тёмным переулкам, подпирать стены и беседовать сам с собой. Пугающие своей пронизанностью "умиротворённые" моно(диа)логи. Но сейчас-то всё не так..
Ему даже стало всё равно, кто она и откуда взялась. Он скорее на автопилоте перебирал в голове списки своих знакомых. Ему даже вдруг стало всё равно, что она думает обо всём этом и что, возможно, он её отягощает своим присутствием. Впрочем, последнее можно было бы исключить. Ведь либо он встретил мастера по перевоплощениям, либо эта открытая смущающая улыбка на самом деле была искренней.  Скорее второе.
Поэтому слизеринец попробовал выбросить из головы все списки. Ведь и так на сегодня перебор с ребусами.
- Меня Эдриан зовут, - неожиданно сам для себя произнёс он. Он, привыкший наматывать на горло петлю равнодушия, равновесия, ровнословия, вдруг так открыто заговорил с незнакомкой, с которой общается всего минуту. – Можно просто Эд.
И вдруг, как вспышкой, перед глазами пронеслась обложка недавно впопыхах прочитанного журнала с такой же широкой, только глянцевой, улыбкой. Это осознание лишь секундным удивлением отобразилось в его глазах, и в следующее же мгновение парень тянулся в свой карман за очередной сигаретой, заменой той упавшей.
- Вы не похожи на злобную волшебницу, который по ночам ходит по безлюдным переулкам и крадёт беззащитных детей, - возможно, не к месту рассеянно ляпнул он, сосредоточившись на огоньке на конце своей волшебной палочки и поджигаемой сигарете.
Да, ему стало не по себе, когда он узнал в незнакомке известную писательницу, первоначально столь бесцеремонно налетев на неё, но не будет же он это показывать. Поэтому Эдриан всеми силам, даже, возможно, комично старался отвлечься на что-нибудь другое. И сигарета оказалась как раз кстати.

А зима забрала их в свой холодный плен. В Хогвартсе этого как-то не ощущалось. Всегда была тёплая комната, горящий камин и толпы людей, неосознанно закрывающих его от ненавистной непогоды. А этот город. Не успели они приехать в Лондон, как город, будто не пожевав, глотнул их и не в то горло. По крайней мере Эда не покидало такое ощущение. Город сожрал их, плотно впихнув в матрицу, сдобрив душистым смогом, как майонезом. Впрочем, это всё домыслы. Просто всё до боли незнакомо, до скрежета ново, до сжатых кулаков страшно. Даже когда-то принятая слизеринцем метка не заставляла его чувствовать себя настолько не в своей тарелке. Когда это было? Год назад, может меньше.
Такое ощущение, что каждое слово ему на вес золота: скажет лишнее - и полгода гореть в аду, и улыбается вроде, но словно в броню закован. Научите меня улыбаться также, как это сейчас делаете Вы?Эдриан скомкано хмыкнул, услышав её имя, отметив про себя, что он это уже знал, закутавшись, словно в плед, в серебристый дым сигарет. Исподлобья посмотреть на Грету, уже не столь растерянно, а скорее изучающе. Сейчас это вдруг стало намного проще, не прятать взгляд, неосознанно боясь, что сейчас можешь получить хорошую взбучку за излишнюю наглость. Зачем строить из себя того, кем не являешься, если уже понятно, что в этом нет смысла. Или есть? Он всегда играл роли, примерял маски, которые впоследствии становились им самим. Такая забавная игра в актёра для самого себя, круговорот своих лиц, в которых в конечном счете сам начинаешь путаться, какое же из них твоё, дружище?
Смешно! Ладно, давай уже что ли сядь здесь и расскажи, как ты вбил себе в голову всю эту ересь и как они отучили тебя быть честным с собой. Смех.
Но и вы не похожи на беззащитного ребенка.
Фраза мгновенно вызывает в мозгу круговорот реплик. Что он обычно отвечает, что стоит ответить сейчас, что лучше не упоминать, какую рамку поставить, а может просто промолчать? Поиск решения, который не должен длиться дольше нескольких секунд, иначе пауза затянется и твоя реакция будет совсем не важна, или неуместна, или даже нелепа.
- А на кого я похож? - мгновенно спросил он, по смешному зажмурив один глаз и нацепив на себя провокационную ухмылку.
Она улыбалась открыто, светясь каким-то неприкрытым детским счастьем. Странно, но будь она его ровесницей, он бы мгновенно вышел из себя, за это ему бы захотелось отхлестать её солёными розгами, всучить, вдолбить, запихнуть ей жизненную правду, испортить её хоть самую малость, заставить выплакаться в душе пару недель. И потом, по крупицам склеить осколки притягательной наивности клеем разочарований, стереть грань между широко распахнутыми глазами, сгармонировать образ и полюбить всем сердцем.
А сейчас всё было по-другому. Может дело в возрасте? Он ощущал себя ребенком рядом с ней, и, мерлин подери, ему хотелось так себя чувствовать. То, что раньше для него было непозволительно, сейчас приносило неприкрытое удовольствие.
Это магия?

Вот так всегда бывает. Ты пробуешь преподнести себя в лучшем свете, подбираешь слова, чтобы не дай мерлин не упасть в грязь лицом, употребив в своей речи что-нибудь совершенно не цензурное. И ведь не лжёшь, просто пытаешься выставить на обозрение более привлекательные в данной ситуации свои стороны, скрыв то, на что поведутся разве что четверокурсницы, которые пока ещё грезят плохими парнями с недельной щетиной и "аристократическим" наплевательким выражением на лице. И Эдриан отлично понимал, что в данной ситуации подобным поведением может вызвать разве только смех. И то в лучшем случае.
И, казалось бы, сейчас всё идет по плану. Правда, зачем этот план Эдриан пока ещё не решил. Разве только понравиться столь интересной даме, не более. Так вот: всё идет по плану, как вдруг на него кто-то в буквальном смысле нападает сзади, заключая в свои неоднозначные объятия. Он бы мог отскочить от испуга, полив нападающего ушатом высокопробной брани. Даже скорее всего так бы и было, но к счастью всё произошло настолько быстро, что он не успел ничего подобного сделать. Чего душой кривить, он даже не сразу понял, почему ему вдруг стало так тяжело стоять. Но все сомнения развеял ударивший ему в лицо ядерный запах алкоголя и счастливое громкое улюлюканье Грэхэма прямо на ухо.
- Э-эдриан, дружище! А что это ты тут де-елаешь? Я вас потерял!
Покачнувшись под тяжелым весом аспиранта, слизеринец смог выдавить из себя непонятную улыбку с коктейлем неожиданного удивления, наигранной радости и безграничного стыда.
- Потерял, - коротко утвердил Пьюси, исподлобья виновато смотря на Грету.
Не сказать бы, что ситуация было до абсурда отвратительной, ведь ничего ужасающего и пугающего не произошло. Подумаешь, его пьяный друг аспирант имел неосторожность появиться в самый неподходящий момент, нарушив тем самым интимность общения. Бывало ведь и похуже. Да и Эдриан тоже такое раньше частенько проделывал, врываясь в комнату Монтегю навеселе в поисках общения без предупреждения и стука. Аспирант до сих пор припоминает юному аристократу один случай, когда "наглый пьяный мальчишка", застав своего друга в неоднозначном положении с юной леди, не нашёл ничего лучше сказать, чем "не отвлекайтесь, я тут в уголке подожду". Если посудить, то сейчас Эду совсем не на что было жаловаться, ведь Грегу ещё надо было постараться, чтобы догнать его в мастерстве несвоевременного появления. Но разве в данный момент, когда от алкогольных паров, исходящих от его друга, Эдриан сам начинал хмелеть, можно рассуждать логически? Вряд ли.
Но наиболее интересный вопрос заключался в том, каким образом Грег успел набраться, ведь буквально полчаса назад Эдриан видел его у стройки рецепции, вполне трезвого и преисполненного гордостью и ответственностью за порученных ему учеников. Это ж какими навыками надо обладать, чтобы за полчаса успеть потерять всех учеников, понять, что их не найти, расстроиться по этому поводу, напиться огневиски от горя и впасть в некоторое подобие алкогольного транса. Судя по всему, Эду предстояло ещё учиться и учиться.
- Эдди, ты с дамой? ой, я тебя отвлек… ой, да… что-то…что-то профессор Монтегю сегодня перебрал.
Вид удивленных пьяных глаз Монтегю с примесью испуга заставили слизеринца пырснуть от смеха и мгновенно забыть о своих недавних размышлениях и мыслях, как же он сейчас ненавидит своего нерадивого аспиранта. Тем более разве нельзя не радоваться новому поводу поиздеваться над ним в будущем.
- Перебрал, бедняга, да? Плохо тебе? - издевательски посочувствовал слизеринец, успевая подхватить шатающегося аспиранта и прислонить того к стенке для большей уверенности, что тот не упадет. - Понимаете, - обратился он к недоумевающей Грете, одной рукой придерживая аспиранта за грудь, а второй пытаясь дотянуться до его валяющегося в снегу шарфа. - Ни на минуту нельзя оставить этих аспирантов одних. Как дети малые, ей-богу. Стоит им дать волю, они сразу же где-нибудь наберутся.
Наконец, схватив шарф, Эдриан быстро всунул его в руки плохо соображающего Грэхэма и отпустил того, оставив разбираться со сложной конструкцией вязанного атрибута одежды самому.
- Но вы ничего не подумайте, он на самом деле хороший парень, - рядом послышался хлопок падающего тела. - Просто сегодня, видимо, день не удался. Вот так и получилось...
Последнюю фразу Эдриан сказал рассеянно, следя за приближающимися фигурами Малфоя, Пэнси, Грегори и Винса, которые быстрой походкой направлялись к ним. И только теперь Эдриан понял, что легкое жжение в области левого предплечья - далеко не последствие обморожения, на что он несколькими минутами ранее списал неприятный дискомфорт.
- И теперь мы вынуждены с вами попрощаться, - все также рассеянно сказал Эдриан, кивая проходящему мимо Малфою и давая тому понять, что он сейчас их догонит. - Приходите к нам в Хогвартс, мы вас накормим вкусным ужином. - заключил слизеринец, подняв Монтегю с земли, и, положив его руку себе на плечо, последовал за удаляющейся четверкой.

- Значит будем действовать так, - произнес, наконец, Эдриан, изучая на импровизированной карте пересечение улиц Чертси-роуд и Лангхорн-драйв. - Не бросаясь в глаза, добираемся вот до этой точки, - он указал тонким пальцем на небольшой кружок, олицетворяющий стадион Твикенхэм, - со стороны Чертси-роуд. В это время там не должно быть много народу, что позволит нам занять более удачные позиции.
Эдриан на мгновение прикусил нижнюю губу и нахмурился, из-за чего небольшая морщинка между бровями стала ещё более заметной, а потом перевел взгляд на присутствующих, кинув газету обратно чем-то недовольному Малфою.
- Через полчаса матч будет закончен, после чего на улицу через этот вход выйдет большая часть болельщиков, достаточная для того, чтобы поднять шум и скрыться незаметно в случае появления авроров. Действовать быстро и эффективно. Чем больше повреждений останется после нас, тем лучше. Но осторожно, - Эдриан посмотрел на Малфоя, изобразив одним уголком губ подобие ухмылки, - не хотелось бы спасать кого-нибудь из нас от толпы разъяренных магглов... Монтегю, ты с нами?
Услышав в ответ лишь нечленораздельное мычание, Эдриан повернулся на голос сидящего на земле аспиранта.
- Чёрт возьми, Грег, ну что же ты такой неудачник? - возмущенно произнёс слизеринец, садясь на корточки напротив пьяного в срам Монтегю, - В единственный вечер, когда тебе подворачивается возможность проявить себя, ты напиваешься в стельку!
После недолгих попыток привести аспиранта в чувства, выругавшись пару раз, Эд достал палочку и направил на аспиранта, невербально произнеся отрезвляющее заклинание.
- Бодрячком? Вставай, у нас мало времени, - через несколько секунд, когда можно было наслаждаться в коем-то веке осмысленным взглядом Грега, довольно сказал Эдриан и, легко хлопнув друга на щеке, выпрямился в полный рост. - Теперь можем идти. С тонкостями и подробностями разберемся на месте.

==> London, Richmond, Twickenham

Ты покроешься льдом, застилая огонь.
Ты увидишь, как в моём аду падает снег.
И по стенам живым закапает кровь.
Восковой дождь капает по крышам, прожигая самое нутро, только чтобы потом после себя оставить неясную пустоту где-то в районе третьего ребра или чуть ближе_дальше. Не потому что так надо, просто так хочется. Тяжелые капли все горячее, падают вниз так резко, так больно, и, знаете, от них не спасет ни бетон, ни золото. Не потому что так надо, просто так хочется. И выбора нет. Остается только подчиниться, расправить руки широко-широко и расплавиться к чертову Мерлину. И просто улыбаться, пока твои кости не превратятся в серый порошок. Тогда уже не понадобиться серная кислота.
Такому вот безобидному «дождику» была подобна Беллатрисса. Беллатрисса Лестрейндж горячими каплями, растекаясь по вашему сознанию, проникая в самые потаенные темные уголки|желания, при этом никогда не была податливой. Возможно, даже наоборот, какой-то пунктик на свободолюбивости и беспринципности мешал жить чуть правильнее, праведнее. Толкал постоянно куда-то ниже вперед, чуть в сторону от хороших добрых поступков, не давая даже вспоминать о светлых помыслах. В ее жизни белому цвету не было место. Больше зеленого, серого, черного, вызывающе красного. Вся жизнь раскрашена красками, ни одного пятнышка. Только черные дыры на месте беспросветного греха и злости, дикого безумия и столь ярко выраженной эпатажности. Яростный смех, кровь на руках, горечь и полное отсутствие страха – вот ответ всем любовям_нелюбовям, которые встречались на пути этой по своему уникальной волшебницы. Агрессивная по отношению ко всему светлому и безмятежному, искала свое личное естество где-то ниже плинтуса, где по преданию многих пророков, был конец жизни нормальной, именуемый смертью. К этому легко привыкнуть, главное, просто верить. Даже не в себя, а в ту черную злую и одновременно до ранимости нежную искорку, тлеющую где-то совсем близко, на месте души и сердца. Только эта вера заставляет вновь и вновь игнорировать собственные грехи, которых с каждым днем становится больше и больше. И со временем, даже как-то не идет в голову мысли о покаянии и пути истинном.
Вот ее путь. Быть почти_куклой в руках своего повелителя, быть беспощадной и по-своему дико красивой хищницей, которая, почти не задумываясь, произнесет заклинание – билет на тот свет. Все почти? Почти, лишь отговорка, маленький путь к отступлению, которым Беллатрисса в любом случае никогда не воспользуется.
Иногда даже становилось смешно, как некоторые окружающие люди заблуждались. Иногда она ловила на себе взгляд младшей сестры и испытывала откровенную жалость к своей белокурой Нарциссе. И даже не потому, что она занимала не положенное по ее душе место, не потому что, каждый день она испытывала те эмоции, которые фактически были под запретом и даже вредны. Просто, Блэк-младшая, в этом Бэлла была точно уверенна, до сих искала что-то не прогнившее в душе самой Беллатриссы. Иногда, она даже как будто слышала, те сомнения, происходившие из головы Циссы, сомнения в том, что Бэлле действительно нравилось убивать.
В ближайшем времени, Беллатрисса не собиралась разубеждать сестру. Да, ей действительно нравилось убивать. К сожалению для многих, ее не мучили угрызения совести, ей было просто все равно. И да, стоит уточнить, довольно странно то, что на счету госпожи Лестрейндж было не столь много жертв, как, например, у Долохова, или того же  Бартемиуса. Нет. Но она была лучшей в том деле, которое, если хорошенько поразмыслить, в большинстве случаев, было немногим лучше смерти, даже хуже.
Смерть была так быстра в своем исполнении, и она знала, что Пожирателям Смерти не было равных в исполнении этого короткого «фельетона». Она же предпочитала соло, личное соло, где будет царить только черная и невыносимая боль. Боль, которая заставляет разрывать горло на кусочки, только чтобы вдохнуть казалось раньше целительный кислород. Боль, которая рвала самое сердце, на маленькие кусочки, которые сжигались заживо. Ножами по живому, Круцио сделает так, что Авада Кедавра станет исцелением. Но, она не позволит вам  умереть. Слишком быстро. И потому, некоторое время вы побудите игрушкой. И ее прожженной душе не будет стыдно. И возможно, только темная ночь узнает ее холодный пот на лбу и дрожь во всем теле. Только не люди.
И для всех она навсегда останется чем-то безумным и смелым, пародией на саму себя, кривое отражение всего самого темного и непонятного. Ее мрачное веселье и громкий смех будет царить в вашем сознании, пока этого будет хотеть она. Она будет вымещать на вашем теле все то, что скопилось в ее мыслях, черных, как сажа. В вашей жизни появиться новая королева, а вы останетесь пешкой. И все потому, что сама она пешка в своем роде. Пусть и уникальная. Пусть и верная до дикого лихорадочного блеска в глазах. Но просто пешка. И только потому, что она не дополучает чего-то, вы получите сполна. Ее монетой.
круцио, дамы и господа;
Всего лишь мгновение, и пик того самого безумия, который мог бы разорвать ее изнутри и покалечить других, упущен. То есть потерян в повседневных фразах, наполненных сарказма. Она почти не обернулась, только услышала ядовитый голос младшего брата Рудольфуса. Рабастан был не похож на своего брата. Совсем чуть-чуть. Может, немного раскованнее, динамичнее. Но это было не столь важным. Скучающий тон, он уже вошел в моду среди аристократов. Лишь немногие оставались верными своим настоящим эмоциям. Лично она, Беллатрисса, не любила что-то нейтральное.
- Добрый день, Рабастан – за окном и правда, был день, что удивительно при сложившейся ситуации. – Ты же знаешь, что я была всегда тебе не по зубам.– алые губы растянулись в полуулыбке, палочка чуть дрогнула в вытянутой руке. – Не думаю, что что-то изменилось, если я ошибаюсь, прошу, исправь меня.
Знаете, сегодня в погоде повисло что-то раздраженное и немного нервное. Просто, хозяйка дома не  очень любила, когда по руку кто-то лез. И пусть это будет даже ее «родственник», все равно. Она была не из милых дам.  И когда Рабастан отстранил ее от «игрушки», Беллатрикс просто несколько раз глубоко вздохнула. Все-таки, оно хотела причинить боль пленнику, а не коллеге. Но желание послать к черту не ушло.
-Понаблюдай? – почти неслышно выдохнула женщина, пересекаясь на мгновение взглядом с Бартемиусом. Уж он ее понимал. – Конечно, взрослые дяди любят маленьких девочек. Но, если ты еще раз помешаешь мне, Рабастан... – сказано со злостью. Да, это ее разозлило. Она отошла от происходящих событий чуть в сторону. Что-то было не то.
Девчонка взбунтовалась. Еще секунда, и казалось, что она вдарит маленьким кулачком Рабастану в глаз. Женщина с некоторым любопытством сузила темные глаза, ей импонировала эта лунявая девчонка. Скорее, ее наивность. Было даже смешно.
Ведьма рассмеялась, упираясь одной рукой себе в бок. Она резким движением убрала седую прядь жестких волос с лица. Похоже, становилось чуть скучнее, чем должно было. Просто слишком не серьезно, как в тараканьих бегах. Просто раздраженные взрослые хотят наказать ребятишек.
А потом все как-то резко изменилось. Казалось, она даже успела почувствовать легкое жжение в метке, прежде чем он появился в проеме комнаты. Вначале, поверить в это удалось не с первого раза. Предчувствие ее не обманывало  ни разу. Еще несколько минут, она ощутила холод. Просто холод для других, для нее же тепло. Просто наступила ее личная кома.
Она резко развернулась на полкорпуса, оказываясь к возникшему волшебнику лицом. Покорно присела в полу реверансе, подчеркнуто отводя руку с палочкой за спину. Несколько секунд просто рассматривала подол собственного платья. Не потому что пыталась что-то скрыть, просто не могла найти в себе сил взглянуть на темную фигуру, воплощающую все самое жуткое и одновременное ценное в ее жизни. Именно служение Темному Лорду было основой ее существования, именно вера в его идеи и преданность его своеобразной «религии» была ключик к ее спасению. В ее понимании. Именно ему она была нужна, в это хотелось верить. И именно поэтому, она не могла так быстро собраться с мыслями.
- Повелитель… - только и сумела выдохнуть женщина, поднимая свой взгляд на темный капюшон. Она могла представить его глаза, но ничего не видела. Просто хотела почувствовать свою нужность. Наверное, она была одной из немногих, которых почти не опускали взгляда при встрече или беседе с Волдемортом. Она просто как-то безотчетно верила и любила. Своей собственной любовью, ненормальной.
Вот, подтверждение тому, что они все здесь занимались ерундой. Беллатрисса сделала несколько шагов навстречу к тому месту, где сидела девчонка.
- Мой Лорд, – ее голос почти не дрогнул, лишь в тоне появилась вечная преданность и покорность. – Это друзья Поттера.
Больше ничего дельного она добавить не могла. Просто не знала. Легко взять удар на себя.

Зажмуриться. Неужто это видение? Давай, рыжая голова. Помни, что есть такое понятие, как лёгкая дымка утреннего сна. Ты только что говорил. И что? Ничего не встало на свои места. Никто не начал тормошить за плечо. Значит, надо было кричать. И тело болит как-то неестественно: по плану боль должна быть сильнее, реальнее, так сказать. А всё будто под пеленой. И голоса чужие глухие, плюшевые. Они похожи на мягких игрушек, которыми бросаются дети. Но что это? Резкая боль в груди. Хрип вырывается откуда-то изнутри. Глаза резко открылись – и Рон снова огляделся. Это был не сон.
Боль. Она может быть разной. Иногда лёгкий укол может стать действительно болезненным, а тупая, постоянная боль становится обыденным, серым, как дождь за окном: неприятно, но вполне можно пережить. Именно такая боль присутствовала в теле Рона. Он не обратил бы на неё внимание, если бы не слова одного из пожирателей. Смерть. Столько Уизли о ней слышал, столько читал, столько видел, но ни разу не чувствовал. Разве этот холод и есть - смерть? Не может быть. Ведь сердце бьётся, по жилам течёт кровь. Или она действительно настолько незаметна? Юноша вспомнил маму. Она очень боялась смерти. Она боялась его смерти. Рон представил свой хладный труп, шумиху в прессе, слёзы других, может, слова о мужестве, потому что он умрёт от рук врага. Возможно, он станет знаменитым, о нём будут вспоминать. А потом вдруг что-то кольнуло в сердце: его мать же не переживёт. И он ни разу ещё не был женат, он не видел мир, он ещё не завоевал кубок квиддича! Он ещё не пожал руку всем знаменитостям. И ещё не сказал Гермионе важных слов... А если действительно это случится? Что ждёт его там, впереди?
Страх. Это чувство появилось быстро и незаметно. Оно начало душить, перекрывая дыхательные пути. Зрачки расширились, сердце стало биться сильнее, а руки стали дрожать. Что такое? Почему, Рон? Вон, даже Луна откликнулась на злое шипение пожирателей. Почему ты валяешься на полу, протирая ноги этим опустившимся тварям, решившим, что они могут отнимать жизни других. Почему ты выслушиваешь всю ту чушь, которую они несут молчаливо? Почему ты не смотришь им в глаза? Ответ один. Страх. Уизли испытывал его в полной мере, хоть и понимал, что это неправильно, что именно сейчас судьба испытывает его. Никогда Рон не сможет назвать себя настоящим гриффиндорцем, если будет продолжать бездействовать, смотреть, как издеваются над Луной, глотать оскорбления. И пусть уже их хозяин пришёл. И пусть их больше, они сильнее. Всё равно в конце смерть. А будет она ближе или дальше – не важно. Но почему тогда ноги не хотят двигаться? Вот уже Лорд приближается к Луне. Вот он уже наклоняется над ней…
-Сынок, надо быть сильным, - тихий шёпот на ухо. Родной голос, возвращающий в детство. Когда-то мать шептала это на ухо сыну, укладывая его спать. Рон слышал эту фразу часто. Ведь он действительно сильный! Или нет? Или просто дополнение к Гарри Поттеру? Или просто рыжая тень знаменитости, которая должна лишь выживать, бегая за Мальчиком Который Выжил?
Нет, - подумал Рон. Ему было действительно страшно, но ещё в его душе начало просыпаться нечто иное. Нечто тёмное и страшное. Ненависть. Рон вспомнил, что за человек стоял перед ним. Не великий волшебник. А просто зазнавшийся человек, который решил, что сможет стать королём мира, что сможет стать самым сильным. Его имя боятся произносить. Хороший имидж. А вот если бы люди забыли о страхе, то смели бы это существо за несколько секунд. Ведь этот «великий волшебник» готов убивать, унижать лишь тех, кто слабее его. Он не посмел убить Альбуса Дамболдора лично. Трус. Жалкий трус.
-Не трогай её! – тихо прошипел Рон, и звук его голоса вдруг отшвырнул прочь страх. –Оставь её в покое! – уже громче, твёрже и холоднее произнёс Уизли. Ему было всё равно, что случится дальше, как с ним поступят, убьют ли. Важнее было сделать так, чтобы Луна оказалась в зыбкой, но безопасности. Для этого надо было отвлечь внимание пожирателей на себя. –Ты – жалкий трус! Можешь издеваться только над беззащитными. Слабак, - бросался словами Рон. Он понимал, что это будет лишь писк для других. Но писк наверняка обидный. Гордые не прощают обид.
Вдруг страх снова вернулся. Неизвестность. Она часто пугает. Она становится причиной трусости. Например, привидения. Они не могут есть, не могут спать, они ничего не чувствуют. И эта кошмарная жизнь стала такой, потому что они боялись смерти. Неужели Рон тоже станет привидением? Тогда никто никогда не станет им гордится. Юноша превратится в посмешище для студентов, страхом для магглов и позором для собственной семьи. И всё равно страшно. Он только что сказал то, что может стать причиной смерти. Причиной боли. Не хотелось мучиться. Не хотелось, чтобы эти крысы слышали его крик. Не хотелось, чтобы Луна рассказывала всем о том, какой он трус. Не хотелось, чтобы об этом узнал отец, мать. Братья будут издеваться... Рон сжал зубы, чтобы не было слышно, как они стучат. Он сжал кулаки, чтобы не было видно, как дрожат руки. И всё равно глаза его выдавали.
Ну и что. Пусть смеются. Пусть! Всё равно их придут спасти. И когда-нибудь Рон отомстит. Всем и каждому, кто пытался сделать плохо его друзьям, его семье.
И всё равно страшно...

Сколько странных сбивчивых мыслей роится в этой прекрасной светловолосой голове юной ведьмы, сколько эмоций и страха отражается на её личике, сколько ненависти и негодования исходит от её измученного друга рядом… Дети есть дети, и сколько бы они не строили из себя отважных героев, дрожащие руки и страх в глазах скрыть невозможно.
«Мой Лорд. Это друзья Поттера…
У нас есть еще и мистер Уизли, якшающийся с Поттером и грязнокровочкой…
Мой, Лорд она как раз в вашем вкусе. С ней будет интересно…поработать…
Не трогай её! Ты – жалкий трус! Можешь издеваться только над беззащитными. Слабак…»
Мерлин, сколько эмоций. Волшебник опасно сверкнул глазами, когда услышал подобную постановку вопроса.
- Не могу поверить… Друзья Гарри, моего самого заклятого врага. Чтож, значит он дорого отдаст за вас, драгоценные мои, если конечно сможет их найти.
Поднимаясь на ноги, маг негромко рассмеялся и повернулся к Краучу. Пожиратель знал, что не стоит бросать слов на ветер и уж тем более гневить его этими бесполезными попытками сорваться на испуганный лай. Заткнув отвратительно-рыжего мальчишку одним коротким заклинанием, маг продолжил отчитываться о проведённом деле.
- Не готовы? Чтож, именно поэтому я и рассчитываю на вас с Люциусом, чтобы довести всё до ума и воспитать бойцов, а не то подобие человека, которое напрочь забыло о манерах и пытается перечить мне.
Оглянувшись через плечо на оскалившегося школьника, который после заклинания немоты силился хоть что-то прохрипеть, но больше смахивал на флоббер-червя, Лорд убрал палочку и брезгливо сморщился и подошёл к молчаливому Антонину Долохову, от которого по прежнему не услышал ни одного слова. Но это было уже не нужно.
- Друзья Поттера, это не сам Поттер, Долохов. Их никчёмные маленькие жизни абсолютно бесполезны, увы. Ваша работа и это торжество не играют никакой роли.
Гневный взгляд Повелителя прошил мужчину насквозь, вероятно, он не ожидал подобного от своего господина. Но Волдеморт был твёрдо уверен, что подобный размен по мелочам слишком дорого стоил. Имеет ли смысл выкладываться и ставить под риск столь ценные кадры, которые ещё не раз пригодятся в общей борьбе?
- Но с другой стороны, Гарри же так великодушен, он не бросит их на съедение крысам… Да, он явится за ними прямо сюда, сам явится! Я доволен.
Едва коснувшись плеча Пожирателя маг отошёл и задумался, глядя куда-то мимо своих верных товарищей.
- Магглы стали слишком беспечны. Как всегда, впрочем. Жалкие создания, не ведающие магии, они так и не понимают, что происходят вокруг них. Оплакивая своих покойников они уже на другой день набивают брюхо и веселятся, забывая об ошибках. И самый большой их плюс в том, что их можно уничтожать безнаказанно.
Высокая худая фигура качнулась в воздухе, грозя исчезнуть, а потом тёмный чародей оказался возле самой близкой из своих последователей.
- Беллатрисса… дорогая, мне весьма понравилось ваше новогоднее «выступление» в Лондоне. И я жду продолжения от остальных. Воевать у вас получается куда лучше, чем пить.
Лорд покосился в сторону Рабастана, попивающего огневиски, и перевёл взгляд на Крауча.
- Я хочу чтобы вы двое отправились с Лондон. Настало время магглам платить по счетам…
Что угодно, пожары, взрывы, обрушения, убийства – развлечений намного больше, чем вы можете себе представить. Если пострадают маги – им же хуже. За каждым шагом и за каждым действием Пожирателя Смерти стоит имя его Повелителя. Того, кому он отдал свою жизнь в обмен на метку и верную службу, в обмен на гениальную идею и возможность отомстить всему свету и реализовать свои помыслы, в обмен на владение тёмной магией. Этого больше чем достаточно.
- Антонин, я думаю вам с Беллатриссой пока стоит остаться в поместье. Не спускайте глаз с вашей ценной добычи, пока за ней не явится наш великий Спаситель Мира, которого я так жду. А вы, Нарцисса… я хочу чтобы вы отправились отсюда в Мэнор и передали вашему супругу этот пергамент. Только ему в руки.
Мановением палочки из воздуха материализовался свиток пергамента и упал в руки к супруге Малфоя. Люциус был, есть и будет одним из главных информаторов. Благодаря своим связям в Министерстве довольно большое число операций было успешно реализовано и ни в коем случае нельзя было, чтобы маг хоть в чём-то бросил тень на свою персону среди министерских прислужников. Пока что эта пешка слишком важна, как и Северус.