Запретный лес ==>

    Знаете, большинство глупых людей уверены, что девушки мечтают о “Принцах”. Если у вас тоже есть такое предубеждение, то спросите Луну Лавгуд, которая очень быстро вам расскажет, что принцы, - суть есть мирское. Как можно всерьез мечтать о человеке, которого даже не знаешь? Сама Луни мечтала о морщерогих кизляках, о прошедшем Рождестве, о том, чтобы увидеть маму, о улыбающихся друзьях и горячем шоколаде… скажите на милость, где вы тут увидели хоть одного Наследника Престола? А к тому же, в волшебном мире давно не осталось королей, пусть это и было чуточку грустно, но не переставало быть единственно верной правдой. А если не было королей, то у них не было сыновей. А если не было сыновей королей, то не было и принцев, ведь принцы – это дети короля, и никак иначе не получится, как ни крути. К тому же, принц всенепременно должен был быть с лошадью, а коня дома держать не удобно. Вобщем, кругом одни разочарования и беспринципность.
    Если Луни когда-нибудь и мечтала, чтобы её поносили на руках, то странному мужчине следовало бы сначала спросить, как девушка себе это представляла. К концу их недолгого путешествия, Лавгуд знала не только то, что её, видимо, всё же, похититель мечтает стать звездой периодической прессы, но и то, что у него удивительно костлявые плечи. И как не пыталась юная равенкловка уговорить отчаянно жалующийся на такое беспардонное отношение живот, что однажды все заканчивается, пройдет и это, тот слушать не желал её категорически и к моменту прибытия в чей-то не знакомый дом, мечтала только о том, чтобы вновь обрести способность говорить. Ведь, вполне могло быть и так, что странный мужчина даже не подозревал, о том, что с дамами надо нежнее, особенно, если ты заполучил к себе бессознательную, но от этого не менее замечательную равенкловку. Практически бросив её в кресло, чем заслужил ещё несколько недовольных взглядов, мужчина прошел к странной женщине, видимо, хозяйке дома… почему странной? Ну, хотя бы потому, что она общается со странными мужчинами. Если бы Луни могла, то сейчас обязательно похвасталась бы ей, что её носили на руках, а эту черноволосую леди нет.
    От этой мысли на душе стало значительно легче
    Рассматривая аристократку, - ну, это определить было уже совсем просто, вы же понимаете, - в какой-то момент девушка все же поняла, кто перед ней, и несказанно обрадовалась. В обществе знакомых, пусть только и по газетным статьям людей, она чувствовала себя на порядки лучше. Единственное, что её волновало, это что Рон почему-то совсем не шевелился… впрочем, она тоже сейчас отличалась крайним бездвижением, так что не стоило сердиться на глупого гриффиндорца.
    А ещё Лавгуд отчего-то радовалась, что с ними нет Гарри, - смешного Гарри, который шел за ней по снежному полю и помогал спасать бедного малыша-единорожика.

Еще один хлопок аппарации в этом доме и уверенное движение в сторону Пожирателей и чая. Опасное сравнение, они бы не допустили поставить их в один ряд. Но насколько изощренными, хитрыми, смертельными они не были, их тоже можно было понять и попытаться предугадать. Они были объективной реальностью этого мира. Нарцисса уже давно приняла это как должное. Специально для таких случаев у нее была кнопочка "откл. эмоции". Кнопки "откл. мозги" у нее на всякий случай не было, но человеческое тело очень хрупко, и она уже не первый раз видела, как Пожиратели находили этот несуществующий переключатель на самых разнообразных людях. Единственные, кто удостаивались сожаления этой холодной блондинки, это те, кто так и не сломался.
- Добрый вечер, Бартемий! Крауч, был бы для Нарциссы, магом-загадкой, если бы не Белла, в них было что-то схожее. Какие-то сегменты изначального кода в их программе.
- А вот и наше... дело. Достаточно интересный вечер нас ждет.

Сначала вы боитесь боли. Вы понимаете, через какой ад проходят корчащиеся на полу люди, и опасаетесь того, что это может не просто абстрактно «случаться», а происходить здесь и сейчас, увлекая, очаровывая и причиняя неимоверные страдания. Затем вы черствеете, превращая боль в спорт: «быстрее, сильнее, качественнее». Измеряете жертв количеством и добытыми сведениями.. Но и это на самом деле собачье дерьмо, покуда вы не вступаете в третью стадию – Страдание Как Искусство. Вы постигаете науку боли постепенно, поднимаясь на новые ступени, открывая для себя исключительный заклинания, которые заберут душу испытуемого, да и вашу заодно. Сразу в Ад.
Крауч-младший знал много о пытках. Физическая боль не значила и половины, если не задеть человека за вину, стыд, ненависть, агрессию. Чувства, разрывающие душу в мусор, сжигающие в крик все сущее. Вся его жизнь была построена на анализе, и он знал, на какие точки нужно давить, чтоб легчайшим прикосновением добиваться взрывной реакции, а потом, словно гениальный скульптор, делать шаг в сторону, окидывать взглядом и наносить последние, решающие штрихи. Скульптор душ. Боль была универсальным инструментом вскрыть все, что накапливалось в людях за жизнь. И оттого причинять боль становилось все интереснее. Однако это все лирика, а в физике компания собралась прекрасная.
Появление миссис Малфой было несколько неожиданным для Пожирателя, однако вежливый кивок головы и несколько слов приветствия. Он уважал младшую Блэк, но она казалась слишком мягкой, слишком непривычно-поддатливой, покорной мужу, чтоб вызывать прочие эмоции. К тому же ему откровенно думалось, что вряд ли ей понравится то, что скоро произойдет в изящных интерьерах Беллатрикс.
Беллатрикс.
Темный взгляд, отсутствие рамок. Их никогда ничего не удерживало. Шататься по грани, опасно кренясь в сторону безумия. Безграничная преданность и изощренность, а скорее даже изысканность во всем, начиная от манер речи и кончая привычкой причинять боль. О, Белла, сколько тебе говорили и еще будут говорить. Тебя боятся, тобой восхищаются, тебе пытаются подражать, тебя клеймят. А ты приглашаешь нас отведать чаю, ты вежлива, как и подобает аристократке. И ты знаешь, что случится здесь.
Благодарю, – легкий кивок, губы чуть вздрагивают в улыбке, однако руки мужчины выдают легкое нетерпение. У него появилась неплохая идея, ведь он помнит, кто такие оказались в плену и понимает, что не каждый раз улов оказывается столь.. беззащитным и важным для нашего Недогероя, надежды всея мира, и прочая, и прочая..
Разумеется, миледи, я весьма знаком.. Когда-то даже имел счастье их учить. Очевидно, мои уроки прошли даром.. Или же наши герои были увлечены спасением мира. От нас. – кривоватая усмешка. – А я так старался.. – неподдельное огорчение.
Он берет в руки стакан с огневиски и притрагивается к напитку. Согревает. Хорошо. Впрочем, сейчас есть вещи поважнее.
С вашего позволения, дамы, - пора прекратить светскую трепотню. Разве стоит проводить ночь в обмене дежурностями?... Бартемий приблизился к лежащему без сознанию Уизли. Несмотря на весьма презрительное отношение к данному семейству, следовало проверить состояние чертова гриффиндорца. Не дай Мерлин, скопытился.
Рука на пульсе, губы неслышно произносят несколько слов. Провести ладонями по одежде, отыскивая предметы, которые могут повредить. Ему, Рональду, разумеется. Палочка уже давно отобрана, однако вряд ли кто-то обрадуется вспышкам самозащиты, а вот в порядке задержки убегающего он или Белла вполне могут пульнуть Непростительным. Жалко птичку будет. Скоро он очнется, тогда и можно будет приступить к основной задаче вечера. Почти ласково похлопать по щекам. Приходи в себя, дружочек, нас ждут великие дела.
Оставив парня возвращаться в наш дерьмовый мир, Крауч приблизился к юной рэйвенкловке. Сосредоточенно-хмурое выражение давно стерлось с его лица. Сейчас от мужчины веяло расслабленностью и, кажется, даже дружелюбием. В голове созрела неплохая мысль, неплохой эксперимент.
Мисс Лавгуд, - чуть наклонить голову на бок. – Так получилось, что сегодняшнюю ночь мы проводим вместе. Но упаси вас Мерлин подумать, что мы собираемся причинить вам вред. Напротив. Давайте побудем немножечко коллегами. У нас с миссис Лейстрендж и миссис Малфой есть некоторые дела, которые необходимо уладить. А вы, мисс Лавгуд, можете не просто избежать всяческих последствий, но и провести время с пользой. – долгое предисловие. Легким жестом Крауча небольшое кресло «для гостей» переместилось к девчушке. –Садитесь, пожалуйста. Я слышал, вы любите читать. И, разумеется, умеете писать. Вы любите сказки, красивое, изящное.. Правда ведь? Я тоже, кстати, перечитал массу книг на своем веку. Однако ж не об этом речь. Я думаю вам и нам будет интересно, если вы напишете.. ну, допусти, статью. Или, лучше, небольшой рассказ о том, что происходит и будет происходить здесь. Не стесняйтесь, не ограничивайте себя. Постарайтесь не перевирать события, иначе нам придется контролировать ваши слова. Но я ни в коем случае не ограничиваю вашу творческую музу.. , - взгляд открытый и никакой, разумеется, угрозы. Даже тон Пожирателя сменился и звучал почти по-домашнему.
Перед девушкой повис небольшой, удобный для письма столик-доска со всеми письменными принадлежности и длинным свитком.
Вы можете приступать.. Вступление, название.. Да что мне вас учить, - улыбка. Искренняя, почти детская.
Вскинуть глаза на Беллу. Он надеялся, что ей не придется объяснять, суть того, что предстояло сделать Лавгуд. Пересечение взглядов затянулось. Невероятная, темная, притягательная.
Но пора было начинать, рука машинально легла на знакомо-деревянную рукоятку волшебной палочки.

В мире много волевых людей, хотя большинство из них просто так думает. А если взять всех тех, кто бьет кулаком в грудь с гордыми заявлениями о своей храбрости, то наверняка ни один из них не сможет похвастаться столь же отважным поведением в рисковой ситуации. Люди по-настоящему смелые и мужественные предпочитают не кричать об этом.
А что скажете о подчинении? Не о том, когда инициатива идет с твоей стороны, а когда под страхом смерти тебя заставляют делать то, что делать вовсе не хочется. Вот тут все предыдущие делятся еще на две группы: те, кто смерти страшится, и те, кто нет. Только вот на словах это невозможно определить: спроси любого, и тот, чтобы не казаться трусом, без промедления скажет, что не сделает ничего не по своей воле, пусть ему даже расправой пригрозят.
Ну а насчет подчинения обстоятельствам? Тут уже совершенно другое дело. Тут даже обвинить некого, только все условия, благодаря которым эти обстоятельства образовались. И тут волей-неволей придется подчиниться, потому что, от судьбы, как говорится, не уйдешь.
А вот совершенно беспрецедентная ситуация: что бы вы сделали, очнувшись после потери сознания в окружении приспешников Темного Лорда? Да, случай непростой. И уж наверняка не стоит совершать необдуманных поступков. Да лучше и без резких движений обойтись, мало ли, как окружение отреагирует. Тем более, когда трудновато не то что вскочить на ноги с криком «Попались!» в отсутствии волшебной палочки, а даже прийти в себя представляется задачей не из легких.
Чья-то фигура была к Рону ближе всех и, пожалуй, легче всего для опознания. Светлые волосы, довольно милое выражение лица – это же Луна. При дальнейшем рассмотрении на ней даже не было замечено следов того, что Пожиратели применяли к ней что-то из разряда непростительных. Но одно-то точно исключалось, поскольку девушка не  выглядела как хладный труд, а очень даже живенько что-то писала, но интерес вызывало не столько то, чем она была занята, а почему, ведь вряд ли кто-то из здесь присутствующих позволил бы ей заниматься своими делами. Если только это не было по воле кого-то из них.
Подтверждая эти предположения, Луна протянула написанное другому человеку, стоявшему рядом с нем. Оценивающий взгляд Рона пробежался по сему объекту, после чего парень пришел к заключению, что перед ним никто иной, как Барти Крауч.
Все происходящее вызывало вполне логичный и закономерный вопрос
– Какого Мерлина тут происходит? – первым возник вполне логичный и закономерный вопрос, который, однако, как пожурил себя секунду спустя Рон, вслух произносить было вовсе не обязательно. Рон, однако, отметил, что факт того, что он пока оставался без пристального внимания со стороны окружающих, можно было даже назвать хорошим признаком и вполне неплохим для него времяпровождением, но вряд ли это будет длиться уже после того, как он соизволил брякнуть то, что, несомненно, явится бесспорным подтверждением его прихода в себя.

Отодвигать неизбежное глупо. Притворяться, что ты в безопасности, – преступно. Возможно, где-то в глубине души, если таковую субстанцию можно было столь высокопарно обозвать, Краучу было жаль детей, случайно попавшихся случайным Пожирателям в случайный день в лесу. Впрочем, все могло быть хитроумно подстроено, но таких сплетений он не знал, оттого предпочитал смотреть на вещи с точки зрения фаталиста. Нет, Уизли и лунявая девочка не вызывали в нем теплого и дружеского, но он готов был задумчиво пожать плечами, произнося очередное заклинание. Некоторые моменты жизни настраивали на философский ряд.
Однако сейчас ему было не до философии. События сдвинулись с мертвой точки, когда Долохов поднялся. Крауч видел холодный огонь в глазах, и что-то роднило его с безумством Беллатрикс. И столь же многое различало.
– Какого Мерлина тут происходит? – глупый вопрос. Но неизбежный. Иногда становилось скучно: жертвы до смешного однообразны в своей наивности и желании жить.
А ты сам не догадываешься, о лучший друг Гарри Поттера? – Бартемий приблизился к лежащему на полу парню, его черный и тщательно отполированный ботинок оказался слишком близко от его лица. – Сейчас ты пострадаешь за него. Упивайся этой мыслью, ты же гриффиндорец.
Крауч присел на корточки рядом с Уизли, его губы чуть шевельнулись, призывая темные и древные силы в сплетенный узор заклинания.
Кстати, ты чувствуешь, что тело перестает слушаться тебя? Что твои внутренности холодеют изнутри? Ты знаешь, что так ощущают себя умирающие люди? Тебя не пугает собственная смерть? Не героическая, а вот такая, позорная, по твоим гриффиндорским меркам? Или ты хочешь боли, чтоб не так стыдно было? – Крауч усмехнулся, усиливая действие заклинания, которое, кстати, несло в себе и элемент паники, ужаса, ощущения смерти. И снова заговорил негромким, отчасти даже мягким голосом – Кстати, ты, наверное, борешься с тошнотой. Ты хочешь выблевать свои холодные внутренности на этот красивый ковер, чтоб хоть чем-то досадить нам, но увы, я запрещаю тебе это делать, - еще одно заклинание, подтверждающее слова. – Смотри на меня, гриффиндорец, привыкай к смерти загодя, вы все с ней слишком рано встретитесь.
Усмешка и долгий взгляд почти немигающих глаз. Он знал, что Темное заклинание способно сделать с человеком, ведь материи вовлекали не только физиологию, о нет, душа растворялась в этих ирреальных безднах. И Крауч чувствовал трепетание полных сил магии и улыбался.

По моей незасохшей руке
Пробирается тихо память,
По моей незамерзшей реке
Проплывают тихонько птицы,
По моей неубитой душе
Плачет скорбно забытый разум.
я летаю снаружи всех измерений©
Memory, memoria, mémoire, gedächtnis. У этого явления есть множество названий, на многих языках, но чаще всего приходится слышать именно этот вариант – память. Забвение, система взглядов, архив сознания. Та составная часть человека, без которой он – ничтожество, амеба, одноклеточное создание, не имеющее ни родства, ни имени, ни смысла жизни. Память позволяет людям быть живыми, память позволяет им понимать и принимать реальность, память на несколько процентов замещает кислород и кровь. Без памяти жить нельзя, без памяти жить скучно и банально. Без памяти человек чувствует себя ограниченным, на подсознательном уровне понимает, что его чего-то лишили. Чего-то очень важного и неопределенного. Память может заменить кислород, память может восстановить любое «я», «мы», «они». Но если бы все было так радужно и воздушно.
Память греет человека, память вызывает в нем желание жить и радоваться каждому дню. Но она рвет его на части, но она угнетает и разрывает на мелкие кусочки. Почему? Хороший вопрос. Задумайтесь о своей жизни. Задумайтесь так, чтобы перед глазами начали мелькать стоп-кадры бытия, и вы сами найдете ответ на заданный вопрос. Кадров с разочарованием и болью будет намного больше, чем с радостью и счастьем. Человек так устроен, что чаще вспоминает свое горе, чаще вспоминает моменты бесконечной горести и печали, чем моменты ускользающего воодушевления и морального экстаза. Человек – существо с садистскими и мазохистскими наклонностями, ибо любит он себя калечить, а потом жалеть. Память не дает забыть о случившемся, словно играя, мешает воспоминания. Конечно, это не смешно. Забыть боль труднее, чем помнить приятное. Отказаться от прошлых ошибок труднее, чем взяться за ум и следить за своими действиями. Чувствовать себя счастливым труднее, чем заниматься самобичеванием. Конечно, это не смешно. Но вызывает улыбку только у нее, Беллатриссы Лестрейндж.
Ее же память в самые неподходящие моменты подсовывало самое_горькое. Не потому что не было того, что грело бы сердце вечерами, просто так хотелось самой ведьме. Вспоминались взлеты и падения. А так как взлетала она птицей чаще выше небес, то падать было куда больнее, чем обычно. Но так хотелось. Потому, что боль и саморазрушение – единственное ради чего стоит еще дышать. И чем сильнее боль, тем выше ее очистительные свойства. Пытаемся замолить грехи?
но;
Даже перед лицом неизбывной боли, которая кажется невыносимой, даже перед лицом неизбывной боли, которая выжимает последнюю каплю крови из твоего истерзанного сердца и оставляет глубокие раны в твоем воспаленном сознании, жизнь все равно продолжается. И сама боль, казавшаяся неуемной, притупляется и отступает.
Это не случается так просто.
Попытайтесь поймать вершину боли, и вы поймете, что она сейчас чувствовала.
Вы когда-нибудь получали ожог? Может, вы случайно прикасались к горячему чайнику, и его жар проникал через вашу одежду. Может вы, будучи ребенком, на спор держали зажженную спичку или баловались с волшебной палочкой родителя? Может, вы просто были невнимательны. В любом случае, ваш контакт с пламенем длился доли секунды. А теперь, проведем эксперимент. Только выполняй все, обещаешь? Let’s go.
Зажги плиту. Пусть это будет электрическая плита, такая с черными кругами. Подожди. Вот она поочередно меняет свет и через несколько минут зарделась темно-красным цветом, почти алым. Это то, что нужно. А теперь. Теперь посмотри на свою руку, прикоснись к ней другой рукой. Ты чувствуешь, как от еле ощутимого прикосновения по твоей коже прошлись мурашки?
А теперь, положи свою руку на плиту. Не убирай, а то наш эксперимент не получится. И считай, только честно. Одна Миссисипи, две Миссисипи, три Миссисипи. На шестидесятой Миссисипи твоя рука расплавится.
А теперь положи на огонь свое сердце. И заново. Одна Миссисипи, две Миссисипи. На шестидесятой Миссисипи от твоего сердца ничего не останется.
Похоже, что Беллатрисса давно уже сгорела на этой самой конфорке.  Плачь, в истерике бей кулаками в первую попавшуюся грудь, доказывая всем, что чего-то стоишь. Кусай губы, гори, ведьма. Сгорай, и не мешай жить другим.
Как бы ни так. Думаете, госпожа Лестрейндж так легко сдастся? Вы глубоко ошибаетесь, раз она до сих пор осталась верна своему невыносимому безумию.
Когда ты слушает отчет сердца о состоянии своего организма, лучше не закрывать глаза. Тогда фантазия не столь буйствует, и перед глазами не встают столь нелицеприятные картины. Но Беллатрикс на то и она, чтобы делать все наоборот. Так что для наихудшего эффекта закройте веки и погрузитесь в летаргический сон.
Раз. Два. Три. Четыре. Экскурсия по организму только начинается. Посмотрите направо, вы видите целую коллекцию пороков. Посмотрите налево, и вашему вниманию предстает прогнившая плоть. 100000 жертвами назад здесь все было нормально. Вены не были столь тонкими, что при пробежке кровь просачивается в атмосферу. Легкие похожи на черные дыры, а артерии подобны стальной паутине. Вот вы прошли два круга кровообращения, и перед вами. Сердце. И вы понимаете, что слушаете весь этот бред не зря. Вы почти слепните от необъяснимого света, который источает столь не вызывающий уважения орган. Но вы не понимаете, что свет этот – отнюдь не источник добра. Просто, даже в ее деле_столь темном, необходим свет. Верность. Раз. Два. Три. Четыре. Приготовьтесь к эвакуации души. Пять. Шесть. Семь. Бегите быстрее, не заблудитесь в лабиринте кровавых подтеков.
Лестрейндж резко открыла глаза.
Похоже, она на несколько минут просто выпала из этой жестокой и такой приятной реальности. Видимо, она даже не заметила, как засмотрелась на огонь, яростно пылающий в камине. Она уже мгновения стояла в стороне, облокотившись об железную решетку, чувствуя тепло. Волшебница пыталась собраться с мыслями, но это мало получалось. В данный момент, эти самые мысли были больше похожи на рой обезумевших диких пчел, который, то собирался воедино, то вновь рассыпался во все стороны. Беллатрисса глубоко вздохнула, мягкими движениями помассировала себе виски. Нет, голова не болела, просто устала. Не радуйтесь, не настолько, чтобы опустить палочку. Женщина оправила складки на платье, повернулась лицом к присутствующим.
Компания собралась не то чтобы колоритной, но таких людей вряд ли можно было встретить в одной компании. Редкие исключения, только и всего. Бартемиус, который отозвался на ее приглашение, только радовал. От него замирали рецепторы, и дыхание становилось_чуть частым. Их связывали общие воспоминания. Только и всего? Антонин Долохов, личность столь темная, что даже Беллатрикс не до конца понимала его характер. Волк-одиночка, точнее, они все здесь одиночки. Если бы эти трое могли играть в одной команде по чаще, то мир бы мог дрогнуть. Личность, которая точно вписывалась в дорогой интерьер комнаты, но не в обстановку была белокурая сестричка Цисса, которой происходящее точно не нравилось, какой бы холодной ни хотела бы казаться волшебница. Уж, Белла-то знала, что младшая Блэк терпела все это только из-за сына.
И двое пленников. Даже странно, куда катились принципы, раз жертвами уже могли стать дети. Но в их деле это почти не имело значения.
Видимо, у Крауча был  план насчет того свитка, который подписала девчонка. Беллатрисса, правда мало понимала, в чем состоит его суть, но не доверять Бартемиусу было невозможно. Она наблюдала со стороны, как волшебники вспыхивали по очереди, сама же пока держала себя в руках. Конечно, это было еще более устрашающе, ведь она не привыкла держать свои эмоции под контролем. Шатенка прошла вдоль комнату, взяла со стола свою волшебную палочку. Несколько задумчиво, а может наигранно, потрогала кончик дерева, будто, сомневаясь. Но сомнений, в общем, не было. Как всегда.
Какого Мерлина тут происходит. Губы ведьмы изогнулись в немного хищной улыбке. Вот и мальчонка проснулся, рыжий рыжий друг Поттера.
- Антонин, будьте вежливы с нашими гостями. – негромкий смех сорвался с алых губ, легкое прикосновение холодной рукой к холодной.  – Хоть некоторое время они не должны чувствовать себя закуской.
Волшебница подошла ближе к центру событий. Бартемиус уже принялся за мальчишку. Он быстро научился.
- Жуткие слова, не правда ли, Уизли? – она прошла ближе к Нарциссе, может, бархат платья задел лицо мальчишки. – Не думаю, что в столь раннем возрасте ты уже привык к боли. Ты меня огорчишь, если не будешь аккуратным с красивым ковром. - саркастическая полу_улыбка.
Нарцисса удивляла своей наивностью. Нет, они просто выпьют чаю и поиграют в куклы. Старшие плохо влияют на младших. Вновь улыбка одними уголками губ.
-Что ты, Нарцисса, разве такому невинному созданию можно причинить боль? – она была уже около девчонки. Немножко резко взяла ее за подбородок, заглядываю в саму глубь наивных глаз. – Разве можно причинить боль столь прекрасному созданию? Ведь она еще не искушена в жизни и так молода. – несколько задумчивое пожатие плечами. Тонкие пальцы чуть сильнее сжались на коже девочки. – Но, нужно уметь выбирать друзей.
Она оттолкнула лунявую девчонку обратно в кресло, наставляя палочку к самому горлу.
- Я знаю, Уизли, тебе и без того не весело, но все же спрошу. Будешь джентльменом и возьмешь основной удар на себя? Или же, по-гриффиндорски, - при произношении этого слова, лицо волшебницы невольно передернулось. – По честному, поровну?– на несколько секунд задержать взгляд на Бартемиусе, затем на рыжем.
-Или же есть другие предложения? – она несколько восторженным и «диким» взглядом оглядела присутствующих.

Луни начинала понимать, что что-то идет не так… по крайней мере, точно не так, как ей казалось до этого, и это не могло её не беспокоить. Немного нахмурившись, она следила взглядом за происходящим до тех пор, пока тот самый странный мужчина, который совершенно не умел вести себя с девушками и на принца был похож не больше, чем сама Луни на старого гоблина в Гринготс, не швырнул заклинанием бутылку в только-только ставшего приходить в себя Рона.
    - Вы!...
    Девочка попыталась вскочить с места, чтобы хоть чем-то помочь другу, но у неё мало того, что это не получилось, так уже в следующую секунду красивая женщина, которой судьба ковра была намного важнее страданий человека, чья единственная вина заключалась в том, что он был рыжим, тонкими и цепкими пальцами схватила равенкловку за подбородок, разворачивая лицо Лавгуд к себе.
    – Разве можно причинить боль столь прекрасному созданию? Ведь она еще не искушена в жизни и так молода.
    Луни смотрела широко распахнутыми глазами на нового собеседника и думала, что, неужели, её кто-то уже искусал настолько, что не оставалось времени на все остальное?
    На заднем фоне тот самый мистер Крауч, столь любезный несколько минут назад, говорил какие-то совершенно ужасные вещи, но девочке сейчас было не до этого. она заворожено рассматривала хозяйку, пригласившую их в гости. Наверное, когда она вырастет, то станет такой же красивой, только белой, но вот такой же, - чтобы не было холода и не было грусти, и пусть кусают сколько угодно, она не станет искушенной.
    – Но, нужно уметь выбирать друзей.
    Лавгуд растерянно заморгала, когда женщина оттолкнула её, и поняла, что начинает окончательно запутываться.
    Всю свою жизнь, что бы вокруг не происходило, в каком бы недоумении не пребывали окружающие, именно она всегда знала и могла объяснить, что же на самом деле творится. Загвоздка, правда, всегда состояла в том, что её объяснения люди зачастую не понимали ещё больше, чем происходящее. Но это уже относилось к ряду условностей и недостатку времени, шаблонному восприятию и банальным законам физики.
    - Белла, убери палочку, ты же леди…
    Луни мельком взглянула на отошедшую от неё женщину и в следующее мгновение её снова заставили посмотреть туда, куда она совсем не собиралась.
    Изумленно встретив спокойный взгляд мужчины, Лавгуд тоже успокоилась, взяла себя в руки и улыбнулась ему.
    - Добрый день.
    - Занятная игрушка, что Ронни, не хочешь защитить ее?
    И наконец-то девочка увидела Рона, что привело её в состояние крайнего шока. Луни и сама не знала, умеет ли она по-настоящему бояться, или это просто страшное волнение. Но сейчас, глядя на мучившегося гриффиндорца, она, в конце концов, не выдержала.
    - Прекратите сейчас же!
    Взгляды всех присутствующих, хоть на долю мгновения. но обратились к ней. резким движением головы высвободившись из хватки незнакомого мужчины, равенкловка, сурово нахмурившись, посмотрела на мистера Крауча.
    - Это подло! Это бесчестно! Вы сами обещали не причинять нам вреда! Да кто вы такой после этого?! Вам даже нюхлеры не стали бы доверять!
    Она действительно рассердилась. А сердитость и тревога вместе не приводят ни к чему хорошему, это рассказывал ей ещё папа, но девочка ничего не могла с собой поделать.

У нее спокойный голос, тихий и ровный, почти неживой, но почему-то приятный для слуха. Она говорит всегда мало, а когда говорить не стоит, молчит. Так или иначе, но все глупости, что она постоянно должна воспроизводить, выходят у нее одинаково прохладными, но создающими некую иллюзию осмысленности.
   Люциус дома? – Она проводит тонкими пальцами по капюшону, смазывая снежинки, стирая их в водную дорожку на ткани, потом возвращается к волосам, наэлектризованным на морозе, невесомо расправляя кудри, и обращается к зеркалу. Справившись с серебряными застежками на мантии, Нарцисса снимает мантию, властным жестом отдает ее эльфу и, не дожидаясь ответа на вопрос, идет к лестнице. Не оборачиваясь, она бросает «Можешь идти», и поднимается по лестнице, едва касаясь перил.
   В этом доме никогда не было тепло. В нем рождались и умирали свечи, огонь в каминах хищно впивался в дерево, нервно выдыхая смрад пепла и гари на дорогую обивку мебели и продираясь сквозь тяжелые гардины, на волю, а приходящие ежились и вежливо отмечали сдержанную роскошь комнат. В этом доме всегда чего-то не хватало, но никто и видеть этого не желал, а, может быть, просто ему не хватало времени, не хватало души это рассмотреть. Постоянно хотелось закрыть эту зияющую дыру, залечь на дно и выпить немного глинтвейна. Чем горячее, тем лучше - лишь для чувства тепла и защищенности, что постоянно следует за ним, не более. Или – в идеале – грога. Помнится, у Друэллы Блэк он был удивительный – крепкий, пробирающий до костей, в то же время с мягкими, насыщенными чайными нотками. Она использовала для приготовления грога какой-то особенный ром и щедро сдабривала напиток медом и гвоздикой. Немного грога, колючий, и поэтому невероятно теплый, плед и томик французской поэзии.
   Нарцисса мягко проводит рукой по своему платью, белоснежный шелк покорено струится по пальцам, не оставляя ни следа. Она поднимает голову и несколько секунд смотрит сквозь радугу бликов, создаваемых хрупким колыхающимся светом свечей. А за окном зима. Зима и здесь, в этом доме, в ее доме, в ее сердце, в этом обманчивом шелке ее шарфа, что сейчас обвивает ее запястье. Оно тонкое-тонкое, хрупкое, с голубыми венами и светлой, почти прозрачной кожей. Это ее зима.
   Она открывает дверь, слегка нажав на позолоченную ручку, отворяет дверь, и бросает ее на произвол судьбы, не входя сразу, а ждет, словно норовясь сделать свой приход более ожидаемым. Она смотрит на открытую дверь, прервав размеренное дыхание, слышит легкий шелест переворачивающейся страницы, видит свет и чувствует, что не ошиблась. Хотя она не ошибается, когда дело доходит до ее семьи.
   Она входит, невольно тревожа носком туфли ворс тяжелого ковра, старого и поэтому довольно уродливого комка шерсти на темном пакете. Поднимает глаза на мужа, привычно-обыденного, и произносит:
   Здравствуй, - и молчит, не желая что-то добавлять. Молчит, равнодушно спокойная, равнодушно чужая, равнодушно мертвая. Молчит, а в голове горечь.
   Кем мы стали, Люциус? Слуга, дорожащий от боли своего отвратительного клейма, этого отвратительного знака жажды и возмездия хозяина... И девочка на побегушках. Этого ты хотел? Этой участи ты так страстно желаешь нашему сыну?

Война не для таких женщин, как Нарцисса. В войне много чрезмерного насилия, буйности цветов и красок, преобладание алого, черного, а поэтому противоестественного, навязанного, лживого в своем роде. Совершенно противоположного ее естеству. Нарциссу родила хрупкость мира: тихое падение дождя, легкое смеящееся «L'été» и совершенно не пахнущие, но красивые цветы.
   Война не для таких женщин, как Нарцисса. Они всегда остаются в проигрыше. Ясный свет в глазах померкнет, а на долю выпадет лишь корка времени на руках, жестких, чужих, горькая кофейная гуща и неловкие гаммы, порождение этих совершенно немузыкальных трофеев войны. Будет только сломленная женщина, пустой дом, тихий голос и колючий терновник в засохшем саду.
   Нарцисса слегка вздернула подбородок, с видом самым гордым села на рядом стоящее кресло и сложила руки на коленях, слегка скрещивая между собой пальцы, но не мешая им оставаться свободными. Пренебрежение мужа к сестре не нравилось ей, и чаще это высказывалось в немой защите сестры от возможных нападок Люциуса, в некое прикрытие событий, связанных с ней и, как казалось Нарциссе, нелицеприятных и ненужных в огласке.
   Однако молчать более не имело смысла:
   – Не думаю, что это было полностью инициативой Бэллы. Но, если это и так, она поступила весьма осмотрительно, – отреченное и почти мечтательное выражение, полное игнорирование возможно проявленного недоверия со стороны мужа, – пригласить меня в свой дом. Похитили детей. – Нарцисса сделала паузу, больше для себя, чем для мужа, сама наконец в полной мере осмысливая ситуацию – благо, в присутствии Люциуса она могла позволить себе эту небрежность и непоследовательность в мыслях, даром что он ее никогда не упрекал ее за это. – Видимо, они хотят таким образом заманить к себе Поттера, - тон оставался таким же неподобострастным, но женщина слегка усмехнулась и подняла глаза на мужа, оповещая его о своих мыслях на этот довольно самонадеянный и рискованный план. – Не знаю, что предпримет на это Поттер, да и не хочу знать, но то, что на подмогу девочке и мальчику кинется отряд недоброжелательно настроенных Авроров, то это разумеется. Я хочу сказать, недоброжелательно настроенных касательно Бэллы, ее мужа, и вообще всего, что связанно с ней и ее домом, включая ковров и фарфора... Я искренне беспокоюсь за Бэллу, – добавила она немного погодя, вновь опустила глаза, как провинившаяся девочка, и занялась сладкой на своем платье, чрезвычайно сосредоточенно разглаживая ее.
   Прервал ее неловкое молчание эльф. Нарцисса вновь подняла голову, и, даже не удостоив принесенного им чая, заговорила с прежней уверенностью в своих словах:
   – Но я должна была там появиться. Так или иначе, но мы должны быть в курсе происходящего, не так ли? - невесомый, едва различимый вызов, – Там был Лорд. Он передал мне послание для тебя. - Нарцисса поджала губы, все еще остро переживающая уколы собственной гордости, хоть и чрезмерно завышенной, но недостойной для такого резкого падения. Она достала из складки платья свиток и положила рядом с мужем на стол, вновь усмехнувшись, – Лично в руки.
   Она абсолютно не хотела знать, что в нем. Не хотела, чтобы и Люциус открывал его в ее присутствии. Будь ее воля, она бы сожгла его как только ее туфля переступила порог сестриного дома, а пепел бы спрятала, закопала, чтобы он не портил ясную чистоту морозного воздуха и лежал на сердце только у нее. Но она знала, что каждый поступок чреват последствиями. И не могла толкать себя и мужа в пропасть.

А проблема в междумирье. В этом сером промозглом Лондоне, в котором белеют мрачные каменные стены и гулко отбивает оставшиеся до рассвета часы Биг Бен, осколком рассыпаясь в душах, таких же пустых, как и этот звон. Проблема в этом холодном снегу, насмешливо дышащем в лицо своим мертвецким инеем, захватывающим тело, задерживающим и щекочущем, играющим с людьми, стараясь заставить их сильней зашторить свои картузы и дотянуть шапки до рта, бессмысленно открывая его. Проблема в этом бездушном диске солнца, не согревающим, а лишь карающим жалкие душенки внизу, что проносится мимо, сгарбливая спину к земле, прячась, но видимы с высоты. Проблема в том, что этот мир категорически не воспринимает живое.
Нарцисса коротко кивнула, мягко поднялась с места, отстранено подхватила рукой податливый шелк своего шарфа, что покорено пополз по мягкой обивке кресла, морко обцеловывая его на прощание, и посмотрела мужу в глаза. Не спеша разорвать зрительный контакт, она замерла - рука безвольно повисла, не закончив движение, и тишину нарушал лишь невесомый звон фарфора чайных блюдец, соприкасающихся с воздухом.
Вся проблема в междумирье. Проблема в том, что уже ничего не видится ясно, потеряло связывающую нить, размылось грязной и дешевой водой, смешалось и потеряло всякий смысл. Не существует единого центра, спасительной точки опоры, жизнь давно раздвоилась как змеиный язык. Нет связи с тем миром, в котором живет Нарцисса, и в котором она по привычке или просто уж по простой инерции продолжает жить. Стены ее перистого замка рассеялись, и предстала каменная стена отстраннено-холодного Малфой-менора, чьи стены не принимаю ее до сих пор, позволяя лишь присутствовать, но не властвовать. Или жить, как образующий вариант.
Женщина едва заметно поежилась, мягко улыбнулась мужу и осторожно положила руку на его плечо, не зарываясь рукой в ткани, как это бывало, когда она прощалась с сыном - как будто она хочет захватить его мантию, тем самым неосознанно задерживая его присутствие; а незаметно, почти невесомо, как и все, что связывало ее с Люциусом. Она, все еще держа руку на его плече, спокойно пожелала спокойной ночи, осторожно сняла руку и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Едва золотая ручка отпрянула на исходную позицию, женщина резко обернулась к тем часам, что заворожили ее междумирьем при приходе и почти неосознанно прошептала:
- Храни нас всех Бог.
Проблема в том, что нет черного и белого. Что она не видит прежнего отражения крови в глазах своих врагов, а чувствует ее почти физически на руках у своих знакомых. Каждый раз, когда они улыбаются ей и заговаривают о вечно-мерзкой лондонской погоде, она видит не живые лица, а трупы - расширившиеся от ужаса зрачки глаз, впалые щеки, обветшалый череп, исчезнувшие губы и блестящие коронки зубов. И она цепляется за то, что ей дорого, судорожно вглядываясь и ища подтверждения, что и оно не потеряло живого. И кто может ее в этом обвинить?

==> Библиотека

Вся жизнь полна правил и негласных истин, установленных кем-то задолго до нашего появления на этой грешной земле. И, видимо, этот «кто-то» был намного величественнее и умнее их всех вместе взятых, раз его предписаний слушались и молчаливо покорялись порядку, именуемому судьбой. Хотелось бы посмотреть этому наглому хитрецу, опередившему всех и вся в глаза… Именно судьба, fatum, движет всем, а не людские прихоти, не их нравы, мораль и традиции. Жалкие потуги, которыми по сути являются геройство и доблесть – это насмешка для богов, которые никогда не заметят, а если и заметят, то уж точно не оценят этот глупый шаг.
Люциус прекрасно знал, что его место под солнцем, его роль в расстановке равновесия магических сил, как и вся его жизнь была предписана кем-то свыше. Он практически наверняка знал, или был самонадеянно уверен, что знает, что сейчас он поднимется в свою спальню, достанет свой лучший костюм и новую мантию, чтобы произвести неизгладимое впечатление на окружающий его мусор, спрячет в нагрудный карман амфору с Оборотным зельем, наденет тонкие шёлковые перчатки, элегантным движением поднимет со стола свою неизменную трость с замаскированной в ней волшебной палочкой, и отправится в Министерство. Он знал, что встретит там того, кто окажется слабее и глупее, кто охотно поддастся нотам его бархатного голоса и учтивого тона, кто поможет тёмному магу проникнуть в святая святых аврората – Отдел Тайн. Занятие это было весьма рискованным, потому что Лорд так и не прислал никого Малфою в напарники., но какое-то чувство, до безумия знакомое, хамоватое, небрежное, совсем по-юношески безрассудное, наполняло его душу и лихорадило кровь. Вера в то, что он не будет пойман и в этот раз порождала странное извращённое сочетание радости и злобы, поднимаясь всё выше и затрудняя дыхание. Он волновался, словно это было первым его заданием. Это чувствовалось в холодных кончиках пальцев и лёгком поверхностном дыхании.
Мерлин, ну как школьник.
Малфой поднял глаза, внимательно разглядывая себя в зеркале. Позолоченная рама, на которой последним умирающим лучём ещё теплилась надежда солнца на лишние минуты существования, весьма вычурно смотрелась среди строгого убранства кабинета, но это, пожалуй, была единственная подобная вещь во всём особняке, спокойная роскошь которого не нарушалась никакими посторонними изысками. Именно это зеркало принадлежало покойной матушке Люциуса, и висело здесь скорее как дань её памяти, а не как предмет интерьера.
Вдох, глубокий, наполняющий лёгкие прохладой зимнего воздуха.
В отражении на мага смотрел высокий надменный мужчина, холодный взгляд которого не выражал абсолютно никаких эмоций. Умение концентрироваться на важности мероприятия Люциус считал одним из своих главных профессиональных качеств. Что же, если учесть кого именно он называл своим господином, то подобные умения действительно были необходимостью.. Оглядев себя со всех сторон и удовлетворительно качнув головой, чародей поднял глаза на часы.
Время не терпит. Оно никогда ничего не терпит, и уж тем более никого не ждёт. Лёгкая поступь шагов нарушила тишину Мэнора, но ровно настолько, чтобы пересечь коридор и зачем-то остановиться у спальни супруги. Маг поднял руку, затянутую в шёлк, словно собираясь постучать в дверь, зайти и сказать Нарциссе что-то, чтобы она не волновалась… В последний момент, будто одумавшись и вспомнив, что никогда раньше так не делал, Люциус усмехнулся и пошёл дальше, неспешно покидая поместье.

==> ММ

Люциус не представлял, каково это, быть магглом и не иметь не то что возможности, но даже представления о том, каким чудесным сокровищем является дарованная всем волшебникам магия. Удивительная благословенная материя, которая наполняет каждую клетку тела и духа, оставляя приятно покалывание в самых кончиках пальцев. Будь он каким-нибудь никчёмным магглом (от этой мысли маг слегка передёрнул плечами), он добирался бы сюда, в центр Лондона от своего дома как минимум несколько часов. Лондон всё же не замшелая деревенька, здесь слишком много людей и их транспорта. Но, слава Мерлину, он не маггл. Трансгрессия занимает минимум времени и нервов, главное, знать, куда нужно попасть. Едва различимый хлопок нарушил тишину полусонного из-за вечерних сумерек переулка, и уже через пару минут из-за угла неторопливым шагом вышел мужчина в плаще. Внешний вид его, естественно, выделял из толпы суетливых горожан, но при этом делал его похожим на иностранца, неспешно изучающего авеню столицы Великобритании.
Отстукивая в такт своим шагам великолепной отполированной тростью, незнакомец с длинными ухоженными светлыми волосами и непроницаемым лицом добрался до нужного ему поворота, а может быть, просто решил полюбопытствовать и посмотреть, что же находится на соседней улице. Однако, чуть отойдя в сторону с места обозрения, мужчина повернулся к пустующей телефонной кабинке и уверенно шагнул внутрь, несмотря на висящую на двери табличку о неисправности автомата.
Английское Министерство Магии было великолепно замаскировано, и имела весьма запутанное строение. Несведующий человек запросто мог бы заблудиться в переходах и коридорах без посторонней помощи, но, с другой стороны, именно такому человеку как раз здесь нечего было делать. Министерство – не цирк, несмотря на то, что большинство работающих в нём волшебников Малфой считал откровенными тупицами. Впрочем, не всех. Были здесь и несколько толковых голов, с которыми можно было вполне договориться. С остальными же приходилось разбираться либо путём древним и неизменным – взятками и лестью. Именно благодаря им, а также безупречной репутации, которую удалось восстановить несмотря на то, что слишком многие верили, что Малфой в своё время даже не думал отрекаться от Лорда, что в общем-то и было правдой. Так вот. Возвращаясь к тем самым толковым головам, нельзя не отметить одну, ту самую, которая сейчас была весьма нужна Люциусу для одной приватной беседы. А именно Руквуд. Августус Руквуд был весьма занимательной персоной, о которой было весьма мало известно, и от которой же, если быть откровенным, хотелось держаться на расстоянии. Насколько знал Малфой, Руквуд был непосредственным начальником того самого Отдела Тайн, в котором пару лет назад он, Люциус, так позорно упустил из своих рук необходимое Господину пророчество и где Беллатрисса с радостью разделалась со своим неугомонным братцем Блэком. Кстати, в ту ночь и Руквуд был среди Пожирателей Смерти в Министерстве, когда явились авроры. Как ему удалось до сих пор скрывать свою принадлежность Тёмному лорду – тайна из тайн.
Исключительно для вида, Люциус нанёс пару не слишком важных визитов, убивая время, а затем направился прямиком в кабинет мистера Руквуда.
- С чем пожаловали, мистер Малфой?
Тонко выбирая крупицы информации, о которой Руквуду было знать совсем необязательно, Малфой изложил суть своего прихода. В конце концов, он был уверен, что если пообещать Руквуду замолвить за него словечко перед Лордом, тот выложит хоть свою гнилую душу перед ним на блюдо. Но это было необязательным элементом, потому что Августус был итак на неплохом счету среди Пожирателей. В конце концов, именно он делал всё, чтобы подтвердить статус магглов, как отбросов в обществе. Именно его руками создан образец законопроекта о том, что магия должна храниться и передаваться исключительно в чистокровных магических семьях, а магглов, как стадо собак, надо держать взаперти и, ещё лучше, усыплять.
- И что же, без моей помощи никак?
Малфой холодно усмехнулся.
- Непристало мне лезть в ваши владения, Руквуд. Я не слишком горю желанием ошибиться дверью и попасть в какую-нибудь очередную Арку, из-за которой нет возврата.
Глядя в рябое лицо невыразимца, маг попытался скрыть неприязнь и какую-то почти ощутимую брезгливость при виде его лица и откровенно злой усмешки.
- Кроме того, это дело высокой срочности. Лорд просил не мешкать.
Понизив голос, хотя в этом не было необходимости, маг выразительно взглянул на своего мрачного собеседника, давая понять, что тому явно не стоит ему перечить. По-хорошему не стоит.
Внимательно и отстранённо вглядываясь в лицо своего мрачного собеседника в момент изложения ему сути проблемы, Малфой подумал, что… впрочем, совершенно не важно, что именно мог подумать холёный аристократ при виде какого-то мутного невыспавшегося лица, покрытого щербинками, пылью и щетиной. Каким бы неприятным типом не являлся Руквуд, именно от него сейчас зависело выполнение задания Волдеморта, а значит, свои предпочтения стоит отложить куда-нибудь в нагрудный потайной карман парадной мантии.
Всё повествование заняло от силы минут десять. Люциус выложил вкратце содержание поручения и ту информацию, которой он обладал касаемо этого странного артефакта. Впрочем, у магов и не бывает нестранных артефактов. Но этот…
Многие века Маятник Судьбы считался утерянным и даже легенды и сказки практически ничего не сохранили об этой занимательной вещице, кроме какого-то призрачного описания. Однако, если бы эта штуковина оказалась в руках Тёмного лорда, то война была бы им выиграна в считанные минуты. Только представьте себе… поворачиваешь крошечный маятник, и вся вражеская армия в тот же момент лишается магической силы. Маги, лишившиеся своего самого главного оружия и умения – ничто, детишки, в руках которых зажаты бесполезные куски древесины, которыми сколько ни маши, никакого толку не выйдет.
- Да-да, всё так.
Тихий монолог Малфоя был прерван нетерпеливым движением кисти. Волшебник прищурил глаза, в которых поднималось негодование и неприкрытая неприязнь. Он терпеть не мог проявления подобного неуважения к собственной персоне и его словам. Но приходилось мириться и с этим, иначе не видать ему артефакта, как собственных ушей, как это говорится у магглов, будь они неладны.
- Только с чего вы взяли, Малфой, что Маятник находится здесь? Хотя, впрочем, да. С вашей стороны это было бы логично предположить, мы же в Отделе тайн, как никак.
Криво усмехнувшись, начальник невыразимцев задумчиво покрутил в пальцах палочку. Размышляя и выводя в воздухе непонятные фигуры, Руквуд закрыл глаза и откинулся в кресле, будто усиленно пытаясь достать что-то со дна своего сознания.
- Передайте Лорду, что моя помощь в этом деле не принесёт ему пользы. Маятник давно уже не могут найти и уж точно его нет в Министерстве, иначе эти остолопы давно уже прибрали бы его к своим грязным рукам, а я непременно знал бы об этом.
Люциус внимательно посмотрел на Пожирателя. Интересно, тот хотя бы имел представление, что может сделать Лорд в ответ на такое заявление?
- А вы уверены в том, что он именно утерян, а не находится где-нибудь в закромах того же Хогвартса например?
Было бы не слишком приятным сюрпризом увидеть этот предмет в руках кого-то из светлых в решающий момент, и подобного промаха Господин уж точно не оставил бы потом без внимания…
Руквуд раздражённо сморщился.
- Утерян, значит утерян, Малфой. Ни у меня в кармане, ни во всём Министерстве вы не найдёте ни артефакта, ни какой-либо другой информации о его местоположении в настоящее время. Вполне может быть, он в Гринготтсе или спокойно пылится в комоде какой-нибудь сумасшедшей старухи, которая давно на том свете. Откуда мне знать?
- Да, но…
- Извините, Люциус, но у меня много дел.
Приподнимаясь с места, Руквуд презрительно и делано-вежливо усмехнулся, что сделало его физиономию ещё больше похожей на искорёженную гротескную маску.
- Благодарю за уделённое мне время.
Коротко кивнув, Малфой поудобнее обхватил трость и легко поднялся со стула. Задерживаться здесь дольше необходимо совершенно не хотелось, поэтому он быстро покинул помещение.
Теперь предстояло подумать, как лучше преподнести эту новость Лорду так, чтобы не разгневать его лишний раз. Хотя, впрочем, слова Руквуда вселили в него немного спокойствия. Раз Маятник нигде не упоминался уже Мерлин знает сколько лет, то вряд ли он у кого-то из светлых магов.
Да уж, эти глупцы уже давно растрезвонили бы на весь свет о своём преимуществе.
Люциус задумчиво усмехнулся и спустя минуту исчез в изумрудном пламени камина, чтобы через несколько мгновений оказаться снова в Мэноре.

==> home, sweet home

Прошло уже семь лет с тех пор как она исчезла. Он продолжал искать её, где только мог, но след её не появлялся. Фэнрир стал злее, агрессивнее и жёстче. Убивая и калеча жизни, он утолял свой гнев и боль, которую причинила ему девушка. Она ничего ему не сказала - просто ушла, но вот, проходя вечером по улице он не мог поверить своему носу, снова улавливался запах его жены.
- Должно быть это уже сумасшествие, на фоне нервной почвы.
подумал Фэнрир, но последовал по улице, ускоряя шаг. След привёл его в гостиницу. Зайдя внутрь, он выловил перепуганного хозяина и приказал ему отвести его в тот номер, в котором остановилась данная особа, и показал ему фотографию. После недолгих колебаний хозяин согласился и повёл пожирателя наверх. За долгое время расставания он нисколько не изменился, всё такое же выражение лица, немного нервно сжатые тонкие губы, нахмуренные брови и орлиный нос, только на теле появились серьёзные и страшные шрамы, но она этого всё равно не увидит.
Стук в дверь.
он слышит её голос, чуткий нос улавливает её запах и запах ещё какой-то женщины.
- Мисс это хозяин вы не могли бы открыть?
Фэнрир стоял рядом с ним, опираясь о косяк рукой и глядя в пол, ожидая пока откроют дверь.
- Могу я теперь уйти? Пожалуйста! У меня семья!
страх, вот что всегда чувствовал в своих жертвах Сивый. Каждый патологически боялся его и умолял о пощаде, но очень редко, когда оборотень кого-то щадил.
- Иди, но если кому-то шепнёшь, убью всех.
лихорадочно закивав, хозяин аккуратно спустился вниз.

Дверь распахнулась. Фэнрир поднял зелёные глаза и мгновенно встретился с её взглядом. В груди что-то защемило. Он скучал по ней, действительно скучал, но не в его стиле было кидаться обниматься при первой встрече и единственное, что он смог из себя выдавить,это едва заметную улыбку, немного похожую на усмешку, с нотками усталости и боли.
- Ну здравствуй, Дру.
они так и стояли уставившись друг на друга, каждый думал об одном и том же, о том, как они оба изменились, а может и нет. Из-за двери выглянула ещё одна женщина, опасливо глядя на Сивого. Они не были знакомы, но даже так Фэнрир видел, что это её мать. Они были очень похожи. Одинаково красивые глаза. Фэнрир слегка склонил голову в знак приветствия.
- Добрый вечер, Мэм.
взгляд снова вернулся к Дру, он не позволял себе входить без приглашения.
- Позволишь войти, или будем разговаривать так, на пороге?
Сивый был одет в старенькие тёмные джинсы, непонятные военного типа сапоги, кожаную коричневую куртку с волчьим мехом на воротнике застёгнутой под горло. На правой руке на безымянном пальце сверкало обручальное кольцо, как знак того, что он не забыл, до сих пор помнит её и ищет.

Она пригласила его войти. Мать девушки стояла подальше, настороженно рассматривая его, Фэнрир посмотрел на неё мельком, но взгляд снова вернулся к Друсилле.
- Ровно семь лет, Дру
он прошёл по комнате, рассматривая утварь, но ничего не трогая.
- Вижу ты не терял времени,  рада за тебя, за то что ты нашел достойную женщину.
Да я времени не терял и перерыл весь Альбион в твоих поисках, или ты полагала, как только сбежишь я дам тебе развод? Ошибаешься Друсилла. И хотелось бы узнать, где пропадала моя законная жена, долгих семь лет?
он говорил сдержанно, и спокойно,но обычно именно этот тон был не характерен Фэнриру, и мог означать лишь сильный вулканический взрыв эмоций. Он размял шею с небольшим хрустом и повернулся к девушке.
- Как я полагаю,это твоя мама... Она тоже не в курсе, что её дочь вышла замуж, а потом сбежала чёрт знает куда? Скажи мне Дру, я чем-то тебя обидел, не угодил, тебе чего-то не хватало? Ни разу за нашу жизнь с тобой я не тронул тебя и пальцем насильно и в один прекрасный день ты решила отплатить мне побегом? Возможно у меня мозгов мало, что я чего-то не понимаю в твоём поведении?