Теперь парень чувствовал на своих плечах груз вины, вины перед своим преподавателем. Он, конечно, выплеснул на него свои эмоции, совершенно себя в тот момент не контролируя, но не мог до конца осознать того, что он мог все это сделать, наговорить какому-то человеку такого...
Благодарит. Да за что же меня благодарить? Что же я ему жизнь спасал, а может я ему пару галионов на пропитание дал? Как низко я пал. Чувствую себя хуже драной дворняги. Глаза парня осматривали комнату, зрачки сузились так, что стали меньше крохотной бусины. Оуэн аккуратно засунул волшебную палочку в рукав, чтобы не мешалась. А может, это меня надо было в Азкабан отправить и заставить гнить меня там... пока дементоры не высосали бы из меня всю душу. - мысли в голове Оуэна были все печальнее, заставляли его страдать еще больше.
- За что же благодарность ваша, мистер Санлан? Я ведь жизнь вам не спасал... и никому жизнь не спасал, даже себе не смог спасти... - проговорил парень. - А про занятия это хорошо, мне не хотелось бы стать личной боевой грушей для сокурсников, они ведь не зря каждый день трудятся над занятиями. По крайней мере, не для того, чтобы какой-то я им все испортил, верно? - парень улыбнулся.

- Не понимаю... почему вы тогда преподаете не зельеварение? Или не устроились врачом? Если бы я на вас не накричал и меня бы не укусило это существо, то вы бы не придумали противоядие от яда? Я здесь точно не причем во всем виноват случай, который свел нас с вами сегодня... вот и все. - Оуэн запутался окончательно. Голова болела уже не так сильно, как изначально, парню становилось легче с каждой минутой, а вот рука не переставала щипать и жечь. Кровотечение хоть и небольшое но было, следовало бы перебинтовать руку, а лучше, наверное, отвести к мадам Помфри на обследование.
- А зачем вы вообще стали заниматься этими ядами? - усмехнулся Оуэн. - Лично у меня с ядами ассоциируется зеленая дымящаяся жидкость, одно прикосновение к которой способно убить, вроде напитка жидкой смерти...
Оуэн приподнялся, ему не стало хуже, поэтому он тут же принял сидячую позицию, чтобы было удобней разговаривать с профессором. Оуэн вспомнил несколько моментов из жизни, как первый раз попал к мадам Помфри, когда на него напали корнуэльские пикси. Она ворчала на него за то, что он "в столь юном возрасте осмелился на шаг подойти к Запретному лесу, где даже старшекурсников зачастую ожидает плохое". Оуэн тогда слишком эмоционально воспринял фразу врачихи, так как был на первом курсе и все волшебное казалось ему пугающим и страшным. На втором курсе он уже переставал так думать, так как уроки заклинаний с мистером Флитвиком не проходили даром. Заклинание перемещения вещей по воздуху было просто великолепным. Тот самый полет, без крыльев, без других летательных средств, о котором так давно мечтает человек, легко осуществим... с помощью магии.
Парень отвлекся от воспоминаний и вновь посмотрел на профессора.
- А ваши родственники - вампиры, да? - спросил Оуэн, что было вполне очевидно и без ответа Мишеля. - Почему вы не с ними?

Ученый... никогда этого не понимал. Как можно быть ученым и в тоже время жить в мире волшебников? В такие времена люди очень осторожно относятся ко всевозможным новшествам, не думаю, что им понравится новая разновидность яда... хотя, кто его знает, это общество! Сегодня они думают так, завтра по-другому, их мнения и вкусы меняются постоянно  трудно уследить за всем, что происходит в современном мире.
Самая главная ошибка была - не спать ночью. Парень получил огромный стресс. Рука у него гудела, отчего он не мог спокойно уснуть. Под его глазами виднелись синие мешки от жуткой усталости.
- Вы не дружите с магией и работаете в школе чародейства и волшебства? Где логика? Я считаю, что и в зельеварении есть какие-то свои вещи, которые привлекают людей, мне, например, нравится готовить эти "варева". Я человек от магии зависящий не могу субъективно судить о науке, о магглах... но хотелось бы сказать, что и у нас, и у них все очень схоже... разница лишь в том, что они в магию верят, но не умеют ей пользоваться, а мы знаем о магии гораздо больше, и мы в нее не можем не верить.
Оуэн лежал фактически без движения. Он просто уставился в потолок, будто увидев в нем что-то необычное, изучая узоры, которыми был испещрен потолок. Рука парня все еще была повреждена, а время уже приблизилось к началу занятий. Конечно, было неприятно пропускать занятие по уходу за магическими существами.
Стоп! - подумал парень, - может быть, чтобы день не пропадал зря я возьму немного этого яда и принесу мисс Спиннет или мистеру Уизли сегодня вечером. Может быть, это будет шанс заработать несколько баллов для своего факультета.

- Ну, допустим, вы запутали меня своим разговором, - проговорил Оуэн и улыбнулся профессору. - Что дает вам преподавание в этой школе? Нам, ученикам, это доставляет еще большую нагрузку, чем прежде... а для вас я не вижу никакой выгоды.
-А теперь я думаю было бы не плохо залечить вашу руку. - сказал Мишель и хитро ухмыльнулся. Да, Оуэн боялся боли, как многие другие ее бояться. И очень странно, что те, кто боится боли, не боится смерти и наоборот. Оуэн был из тех, кто готов рискнуть своей жизнью, ради единой цели, но его пугало уже самое маленькое в этой войне - боль. Парень жутко боялся всяческой физической боли, поэтому, наверное, жутко полюбил магию. С помощью нее можно за себя постоять и без кулаков. Вампирам, конечно, боль не была страшна, но Мишель и не был вампиром, они были лишь в его роду. Нельзя назвать его человеком, вампиром или волшебником однозначно, поэтому и Оуэн не знал до конца, как ему относится к своему преподавателю.
Но улыбка профессора, она сразила парня. Клыки у Мишеля были гораздо больше, нежели у людей, но и не такие большие, как у вампиром. Парня возбуждала эта улыбка, поэтому он не раздумывая улыбнулся педагогу в ответ. Молодой преподаватель сидел прямо рядом с учеником. Оуэн покраснел, но тем не менее, без капельки стеснения ринулся к Мишелю и страстно поцеловал его в губы, он осторожно проводил языком по его клыками, играл с его языком страстный танец. Оуэну на секунду показалось, что профессор покраснел, но из-за некоторой туманности во взгляде, он не мог этого точно утверждать. Он мог только точно сказать, что целоваться профессор умел грандиозно...

Поцелуй. Этот жест может рассказать о человеке многое, может раскрыть всю его натуру. Он как великий философ человеческой души, он уже знает обоих партнеров наизусть и манипулирует их гормонами, делая так, чтобы они не сумели оторваться друг от друга. Что значит умеет целоваться? Фактически ничего, потому как каждый целуется по-разному. Поцелуи бывают разные и обозначают они разные чувства. Если это тихий и нежный поцелуй, когда язык едва касается твоих губ, он говорит о том, что мне тебя безумно не хватало, я тебя люблю, но я тебя не достоин. И таких примеров можно приводить бесконечно множество, а голову этим загружать очень не хотелось, хотелось лишь оставаться в настоящей реальности. Они целовались с Мишелем. И, что самое главное, им обоим это нравилось, никто не был против. Сердце колотилось с неистовой силой, оно так и хотело вырваться наружу. Оуэн чувствовал невыносимую жажду, он все никак не мог напиться сладостными губами профессора, он хотел все больше и больше, а тело парня горело от страсти.
Мишель остановился довольно вовремя. Парень Согласился с молчаливым взглядом профессора, обозначавшим, нам нельзя было это делать. Тем не менее, после поцелуя Оуэн окончательно забыл про боль в руке, в его голове сейчас крутилось только мысль о том, насколько сладостными оказались губы профессора, они, казалось, были обмазаны медом специально для парня.
Мишель ушел в гостиную своих покой. Побыв там немного, он вернулся назад с очередной склянкой. Видимо, страстный профессор все же решил вылечить руку ученика до конца.
- Но поступок ведь был с моей стороны, - краснея, улыбнулся Оуэн. - Потерплю... - прошептал парень и зажмурил глаза.

- Да, вы правы, но однако начал этот поцелуй я, и в любом случае все стрелки в этом происшествии переводятся на меня. - Оуэн продолжал заигрывать со своим профессором, однако понимал, что не может подставлять его в этом плане, не может ставить под удар его работу в школе.
Конечно, оба они решили не раскрывать эту тему до конца, да и, в принципе, в этом не было необходимости, они буквально за несколько минут прочли все друг у друга в глазах. Профессор вылечил парню руку, и перебинтовал ее. Мистер Колдуэл понял, что пришло время прощаться. Врятли, конечно, будет еще один такой день, когда они с Мишелем смогут остаться вдвоем и хорошо провести время.
Наверное, этот молодой человек был одним из самых странных преподавателей, которые когда-либо обучали Оуэна, и одним из самых странных парней, которые когда-либо привлекали Колдуэла.
- Спасибо за все, - пробормотал хмуро Оуэн и, забрав у педагога письмо, отправился прочь из его комнаты. Он не знал, куда сейчас идти, но не на последние минутки урока - это точно! Он решил просто прогуляться по Хогвартсу перед обедом, чтобы подышать воздухом, встрепенуться, подумать в одиночестве о чем-нибудь. 

==> Куда-то

Всё, чего Эван требовал от вселенной – это его личное, персональное, неприкосновенное счастьице. Не Счастье, нет, ему не нужны все эти пафосные заглавные буквы и экстра-большие габариты, он никогда не страдал гигантоманией. Его вполне бы устроило такое себе незначительное, повседневное, незаметное счастьице.
Ведь, если рассматривать вопрос личного счастья Розье в планетарном масштабе – это сущая мелочь. Это как слону булка. Как умирающему от СПИДа – лишний прыщ на заднице. Как Рабиновичу – пенни.
Но мироздание было скупым и бесстыжим. И Эван знал об этом с самого раннего детства, но каждый раз безустанно обижался и разочаровывался в окружающей его материальной бездуховности.
Счастьице Эвана выглядело не ахти как красочно. Всё такое черное, длинное, и при единственной мысли о нем Розье расплывался в глупой ухмылке и начинал задумчиво тереть ногтем нижнюю губу. Любой мало-мальски проницательный человек тут же всё понял, но подсознание Эвана умышленно не давало названия этой болезни. Ведь опознать болезнь – это уже первый шаг на пути к избавлению от нее. А подсознанию Розье, в отличие от самого Розье, было так хорошо, пока он плавал в этом безымянном болоте из вздохов и ленивых воспоминаний…
Розье – даже не подозревающий о мазохизме своего подсознания, вследствие чего привычно злой и угрюмо курящий – томился на месте встречи. Время, на которое он самонадеянно назначил встречу, было еще далеко впереди, но Эван уже, кажется, отсидел себе обе две ягодицы, насидел себе воспаление легких, простуженные почки, отмирающую печень, гемморой, простатит, и, мерлин знает, какие еще болезни.
Местом встречи, гипотетическим крестиком на воображаемой карте, жопой мира, в которой сейчас сидит Эван является страшная, темная роща, которая расположилась между территорией Хогвартса и юридической, делимитированной и демаркированной границей Хогсмида. Это место – не прихоть Эвана, отнюдь, он совсем не любил такие места, особенно в отсутствии радушной и сильно пьющей компании. Но именно здесь был выход из подземного царства – откуда, кстати говоря, Розье и ожидал свое счастьице. Владения подземного царства тянулись от самого Хогвартса – через Запретный лес – прямо в то дерево, об которое Эван потушил уже третью сигарету.
С самого утра Розье пребывал в этом непонятном, утомительном, сумасшедшем состоянии ожидания. С самого того момента, как он открыл глаза, лежа в пустой и удручающе холодной кровати, он понял, что если он будет и дальше давить в себе некоторые желания, то однажды тело откажется подниматься с постели, ведь ни в одном его движении больше не будет смысла… А основным желанием, которое подавляло своей важностью и насущностью все остальные, кажущиеся Эвану мелочными, порывы, было вот это вот самое простое и скромное требование у вселенной своего счастьица.
И если счастьице не появиться вовремя, оно будет убито по прибытии без лишних слов. Растерзано с особой жестокостью прямо у этого злосчастного дерева. Хотя, вероятно, Эван изменит свои планы, когда увидит, наконец, Уоррена. И, когда увидит, обязательно подумает о том, что эта агрессия, которая присутствовала в нем, это все от недосыпа, недотраха, переедания и перекуривания.

Явление Христа народу, как всегда, произошло очень неожиданно. И нелепо. Эван словил свое счастьице – абсолютно рефлекторное движение – и даже почти не удивился подобному методу его появления. Как благодарный и приличный человек, Эван поблагодарил мироздание за то, что оно сжалилось над ним и предоставило ему в распоряжение это самое счастьице. Предполагаемо, желание убивать, рвать и метать испарилось, будто его и не было. Тем более, счастьице вовсе не опаздывало.
Уоррен улыбался: то виновато, то благодарно. Эван смотрел на него и тоже улыбался, так же бессмысленно, как и десятью минутами раньше, как и утром, как и всегда, когда мысли его скатывались к Фиэсу.
- Вечер добрый, - усилием воли стерев с лица эту устрашающе влюбленную лыбу, произнес Розье. Теперь он выглядел, как довольный кот, который не улыбается исключительно потому что ему этого не позволяет физиология.
Некоторое время Розье наивно ожидал того, что Уоррен поднимется или хотя бы найдет какую-нибудь точку опоры вне тела Эвана, но эти ожидания были не оправданы. Посему Розье пришлось усадить Фиэса рядом на корягу, на которой, собственно, и сидел Эван. Это была вынужденная мера. Иначе бы они оба по истечении лимита времени грохнулись бы на землю, откуда Эван уже вряд ли бы поднялся. Его силы воли не хватило бы, чтобы оторвать себя от принявшего горизонтальное положение Уоррена. Это рефлекс, наверное. Механизм такой внутри Эвана. Как у кукол-пупсов, когда их кладешь – глаза у них закрываются, а когда поднимаешь – открываются… Розье «оседлал» корягу, чтобы иметь возможность смотреть на Уоррена, не выворачивая свою затекшую поясницу.
- Ты не впадешь в длительную кому от шока, если я спрошу, как у тебя дела? – может, конечно, это Эвану только казалось, но он, вроде бы, ни разу не задавал подобного вопроса никому вообще, не то что конкретно этому счастьицу. Но он был практически на сто процентов уверен, что впервые его действительно интересует, как кто-то себя чувствует, как настроение, да, мерлин, Розье был готов слушать даже о скудности хогвартского питания. Но только если эта информация была бы произнесена Уорреном. Наверное, он совсем уж стал старым и сентиментальным, и ничего не мог с этим поделать. Особенно, учитывая то чувство отчуждения, которое он испытывал по отношению к Уоррену – а все из-за того насколько редкими были их встречи. И насколько эти встречи были… Плотскими. Возможно именно эти банальные душевные переживания были препятствием, которое мешало Эвану даже прикоснуться к сидящему напротив мальчишке.

Уоррен не впал в кому, и это уже обнадеживало. Уоррен так смотрел на Эвана, что последнему хотелось пафосно разрыдаться от умиления. Но Розье проявил выдержку настоящего пожирателя смерти и не сотворил подобной резонансной вещи. Он только кивнул в ответ на "спросишь?". По мере того как Уоррен говорил, Эван приходил в состояние, которое с натяжкой можно было назвать адекватным. То есть в нем обострялись язвительность, цинизм и скептицизм, которые на время любовного помутнения впали в спячку.
- Ты мне выдай список предметов, которые ты пропустил, окей? А то если ты начнешь восполнять пробелы в своем образовании на стороне, то я, боюсь, тебя потеряю, - намекая на известные обстоятельства, Эван усмехался. В том, что Розье потеряет Уоррена, если возымеет место быть "на стороне", по идее, они оба должны быть уверены. Ревность в проявлении пожирателя - не самое романтическое чувство. И в этом контексте "потерять" приобретало несколько кровавый смысл.
Розье успел подумать о том, матушка Фиэса наверняка хорошо себя чувствует, ибо не очень хорошо осведомлена о том, чем занимается ее сынишка. Еще Розье подумал, что ему стоит раскаяться в содеянных с Фиэсом непотребствах. Но вот раскаяться он не успел. Потому что:
- М? - и приподнятая бровь в ответ на "Эван?". Взгляд и вздохи Уоррена насторожили чуткое чувство самосохранения Розье, но мироздание сегодня было очень милостиво с Эваном, что само по себе было плохим признаком, но Эван изо всех сил старался не поддаваться привычному пессимизму.
- Разве это похоже на свидание? - вопросом на вопрос. Очень невежливо, а вместе с насмешливым тоном - так вообще верх невежества и хамства. Ну, а попросту - это был очень неосторожный ход конем.
Задумчиво осмотрев Уоррена: от макушки до ботинок, Эван пришел к выводу, что он - Розье - мог бы и соизволить поухаживать за своим счастьицем.
- Хотя, ежели тебе принципиально важно как-то называть происходящее, этот эпитет наиболее подходящий, - еле заметно поморщившись, произнес Эван. Он вообще не любил конкретики в подобных вопросах. Потому как за конкретикой обязательно следовали объяснения, разговоры о чувствах, ссоры и обиды. По крайней мере личный опыт Эвана именно о таком развитии событий и гласил. Следующим этапом подобного звездеца было громогласное оглашения сложившихся между ними отношений - "Отношениями" с взаимными обязательствами. И, несмотря на то что Эван эти обязательства воспринимал как очевидные уже давно, разговоры об этом - сущий ужас. Посему Эван придвинулся ближе к Уоррену и провел рукой по его щеке, привычным жестом, костяшками пальцев.
- Но вынужден предупредить. Если ты сейчас подтвердишь, что у нас свидание, я отведу тебя в Сладкое королевство и накормлю большими приторно сладкими пирожными в форме сердец, - угрожающе произнес мужчина, многообещающе, серьезно ухмыляясь. В глазах Эвана, нагло изучающих линию губ Уоррена, сверкало нечто ехидное, но добродушное. Иногда Эван умел вести себя потрясающе по-детски.

Уоррен выглядел странно. Само по себе это не новость, Уоррен всегда странно выглядел. И вел себя тоже странно. Всегда. Наверное, из этого правила были исключения, но Эван предпочитал их не замечать. Зачем ему нестранный ребенок? Подобные дети Эвану были категорически не к чему. Но сейчас Эвану казалось, что Уоррен выглядит виновато. В глаза не смотрит, весь такой тихий и скромный…
Эта мысль ушла на задний план, потому что Фиэс улыбнулся. И наговорил каких-то страшных вещей о том, что он не уживается с репетиторами. Зато с репетиторскими фикусами – очень даже мирно сосуществует… Розье решил, что выяснять с кем еще Фиэс пытался уживаться, как-то совсем излишне.
- То есть ты останешься бестолковым неучем? – насмешливо – Эван совершенно был не в силах избавиться от этой плохой привычки. Подобные «шуточки» выскальзывали автоматически, так же как пальцы доставали сигарету из пачки, как поглаживали ее, будто ровняя. Отвлекаясь от процесса отравления собственных легких, Эван снова задумчиво разглядывал Уоррена, теребящего шарф и, как казалось Эвану, нервно постукивающего ногой.
- Уоррен, - Эван хотел привычно ответить, что думать вредно, но продолжения не последовало. Он только усмехнулся чему-то своему и повторил уже сказанное: - Уоррен, - Розье нравилось это имя. Раньше он как-то не задумывался об этом, но, избавившись от тошнотворного ощущения тоски и скуки, Эван понял, что ему все приятно произносить это имя. А еще приятнее видеть того, кто откликается, улыбается… Теперь была видна разница между улыбками. Вот теперешняя была теплее. А предыдущая? А предыдущая тоже хороша, в общем-то.
Размышления Эвана его самого порядком утомили. Поэтому он был более чем обрадован этим бессовестно дразнящим поцелуем. Расценив это действие, как провокацию, Эван решил не поддаваться соблазну. Соблазн замотался в шарф и выглядывал, как мышь, укравшая у кота кусок мяса и спрятавшаяся в норку. Эван таки закурил. И выдохнул дым на Уоррена.  И естественно, это была месть. И сделано то было с соответствующим видом. С таким видом коты с отрезанными когтями делают вид, что дерут любимые хозяйские кресла. Улыбнувшись, Розье решил, что думать действительно вредно, а посему задал животрепещущий вопрос:
- Это в тебе совесть проснулась? – конечно, он не имел ввиду поцелуй, он имел ввиду то тщательное несмотрение в глаза и измывательство над несчастным шарфом. Затянувшись еще раз, Эван таким же философским тоном добавил: - А я бы не отказался от кафе и десерта, - Эван, между прочим, любил сладкое.

Эван любил сладкое. От одной мысли о сладком зрачки расширялись. Правда, десерт ему представлялся довольно специфический. Освещение способствовало сокрытию степени влюбленности Эвана в сладкое. И это было определенным плюсом.
А ведь точно. Эван встретил мальчишку именно потому, что тот – абсолютно никакого уважение не имеет к системе образования. Осталось только узнать, за что Розье был наказан этим бестолковым существом. Жил себе, никого не трогал, даже иногда думал о работе. А тут на тебе. Свалился, как пианино на кролика.
- Не путай местами приоритеты: сначала я, а потом уроки, - усмехнувшись, Эван сделал очередную затяжку. Говорят, наглость – второе счастье. Розье не всегда придерживался этой теории, ибо зачастую его собственная наглость приносила одни несчастья, но в данном случае  грех было не понаглеть самую малость. Уоррен плюхнулся на место, не успев даже подняться на ноги. Это тоже было плюсом, ибо означало, что приоритеты у мальчишки ни на йоту не изменились.
- Что? – смеясь, Розье смотрел на запинающегося Уоррена. Что он хотел сказать своими отрицаниями и согласиями – оставалось загадкой, но Эван усвоил, что к Паддифут мальчишка не хочет. Желание дамы, как известно, закон. Про летающий амурчиков в памперсах Эван тоже знал. Когда-то давно, он проходил мимо Паддифут. Его чуть не убили два рыжик монстра, за которыми летел пухлый пупс с луком в руках. Репчатым луком. Насколько Эвану известно после того случая кафе пару дней было закрыто. На ремонт, пусть и магический, тоже требовалось время. В общем-то Эван даже боялся представить, откуда Уоррену известно о бешеных пупсах.
- Мётлы – самый оптимальный вариант, - мужественно решил он. Метлы он не любил. Слишком людно. Слишком велик риск. Но – если оценить ситуацию оптимистично – то кто его там знает, а? Он умер много лет тому назад.
- Свидание, так свидание, сладкий мой, - это было произнесено не только насмешливо, но и угрожающе. Подобное обращение вообще странно звучало из уст Эвана. И ему самому казалось, что подобную кощунственность он произнес впервые. Мысленно открестившись от своих слов, Эван пообещал себе больше такого не делать. Еще не хватало…
- Может, ты все-таки соизволишь пойти погрызть - хотя бы пооблизывать - гранит науки, хм? – злорадно. Но, подумай Уоррен рыпнуться, Эван бы его никуда не отпустил. Оставаться без сладкого? Увольте.
Скептически глянув на протянутую руку, а потом на Фиэса, Эван пренебрег протянутой рукой помощи. Поднимаясь, Эван засорил окружающую среду еще одним окурком. Наверняка все эти окурки вернуться ему сторицей, размажутся какими-нибудь неприятностями по его – и без того не белоснежной – карме…
- О, - внимательно посмотрев мальчишке в глаза, Розье стал выглядеть привычно не по-доброму. Даже протяжное «о» звучало достаточно выразительно, чтобы Уоррен начал задумываться: а не совершил ли какой-то непростительный грех?.. Эван ласково улыбнулся и елейным голосом вопросил:
- Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты хоть иногда включал свой долбанный феерически ленивый инстинкт самосохранения? И не являлся в дальние дали по первому зову неизвестно субъекта? – конечно, Эван был бы действительно разочарован, если бы Уоррен не пришел. Но столь же реальным был тот факт, что письмо он не подписывал – он никогда не подписывает письма. И на той же ступени реальности стояли следующие факты: Эван – параноик со стажем; любой момент времени может стать последним; предосторожность никогда не бывает лишней. Особенно, когда дело касается задницы Уоррена.
Вычитав некоторую часть лекции по безопасности жизнедеятельности, Розье пришел к выводу, что пора таки отчаливать. Поскольку в голове Эвана даже не возникло мысли, что до Хогсмида – рукой подать, и можно пройти пешком, оставалось только одно. Взять  Уоррена за руку, попутно грея вечно холодные пальцы, и аппарировать в излюбленный переулок в Хогсмиде. Грязный, темный, узкий переулок, где кое-кто рисовал круги и расщеплялся на атомы.

Ни одно правительство не может существовать без цензуры: там, где печать свободна, никто не свободен. (с) Томас Джефферсон.

Кабинет младшего помощника министра Перси Уизли мало чем отличался от своих маггловских собратьев. Тот же письменный стол, книжный шкаф, брошюры на стенах и красочные пейзажи, выполненные разве только магическими художниками. Отличался кабинет лишь тем, что он связан с магией, да и техники маггловской, вроде ноутбука и других принадлежностей здесь не встретишь.
Кабинет оформлен в успокаивающие золотые тона, кое-где на стенах присутствуют вставки из благородного чёрного цвета. Золотистый один из его любимых оттенков и он с гордостью носил значок, выполненный в красно-золотистой гамме, да и если смотреть практично, то золотистый это почти золотой, а уж золото любят все без исключения.
Интерьер кабинета выполнен со вкусом, письменный стол из тёмного каштана, такого же цвета книжный шкаф, смотрится это богато и даже изысканно.
Каждый кабинет хранит отпечаток своего хозяина и этот не является исключением. Сразу, что бросается в глаза - это аккуратность, стопка пергамента лежит на столе, создаётся ощущение, что кто-то перебирал каждый из них, приводя в идеальный порядок, чернильница заполнена, а чистые гусиные перья лежат рядом в том же неоспоримом порядке. Всё здесь лежит на своём месте и не на дюйм дальше. Аккуратность доходящая до педантичности.
И в этом кабинете всё было только по делу, здесь нельзя было встретить вещь, не относящуюся к работе этого сотрудника. Похвально это или нет, решать не нам.
Что же представляет собой сам младший помощник министра? Совпадает ли его сущность с выводом, который мы сделали исходя из осмотра его кабинета? Думаю, совпадает на все 200 процентов.
Перси Уизли с серьёзным выражением лица делал копии протокола заседания суда, на котором он, как обычно, являлся секретарём. Любой другой проделал бы эту, с позволения сказать, работу со скучающим лицом. Любой другой, но не Перси Игнациус Уизли. Ему работать в Министерстве доставляет одно удовольствие. Да и создание копий протокола не считает чем-то зазорным, другое дело, когда ему пришлось разбираться с навозом, который ему прислали на прошлой должности. Конечно же, позже он узнал, что это проделки его «дорогих» братцев, а именно двух выскочек и вообще, своих братьев-близнецов он считал крайне ненадёжными.
К тому же они не окончили Хогвартс, да и вообще получили за С.О.В. на двоих всего шесть штук, в то время как я один – 12! Хорошо хоть ни Рон, ни Джинни не последовали «их дорожкой», оба получили приличных С.О.В. Конечно, это не ахти что, но хоть так. Но вот если бы хоть чуточку прикладывали бы усилий, то из них получились бы высококлассные ученики и в будущем – специалисты. Правда, Рону ещё повезло с Гермионой, не будь её даже страшно представить, как бы он учился. И вдобавок, окончательно испортил бы мою репутацию в школе. Но благо это не произошло.
Перси Уизли мог себе сейчас позволить подумать об отвлечённой теме, не связанной непосредственно с его работой, а всё потому, что тем, кому он должен отдать копии протокола ещё на обеденном перерыве. Сам он на него не пошёл, в порыве сделать свою работу Перси мог забыть и о еде и о том, что люди, обыкновенно, ночью спят. Трудоголик, что с ним поделаешь.
Закончив с копиями, младший помощник министра поправил свои очки в роговой оправе, вытер их о белую салфетку и вновь водрузил на свой нос, а затем встал со своего кресла. Тело слегка ломило, ведь Перси совсем не заботился о своём здоровье, считая, что думать ему надо только о материальных благах, а именно, как их получить и как удержаться на плаву. Прагматик, карьерист и материалист. Да, он такой. Не лестный отзыв, конечно же. Всегда ищет свою выгоду и не упустит свой шанс, разве только в одном случае, но о нём никому знать не положено!
Сделав несколько шагов к окну и оказавшись напротив него, он облокотился руками о подоконник. Окно было открыто и с улицы нещадно дуло, так что за минуту нос Перси приобрёл красивый алый оттенок, очки вспотели и уже покрылись корочкой льда, так что ему пришлось их снять. С непривычки он пару раз моргнул, а затем, сощурившись, посмотрел вниз. Окна министерских чиновников замечательны тем, что погода за окном могла разительно отличаться от реальной.
Постояв так ещё пару мгновений, а после, чихнув и сообразив, что глупо вот так вот стоять и дальше, Перси, закрыв окно, вернулся к своему письменному столу и сел в кресло.
Ничего необычного от этого дня он не ждал. А, может быть, зря?

Доделать отчёт для министра о делах в Министерстве – это была наиважнейшая работа и поэтому Перси взялся за неё сразу же, как только ему поручили это дело. Пришлось провести собственное расследование, за кем-то даже пришлось следить, но в целом, Перси доволен своей работой, его отчёт занимал 80 пергаментов. Как всегда министерский служитель дошёл до такой дотошности, что описывал распорядки дней некоторых сотрудников и даже их предпочтения в еде. Перси Уизли считал, что любая мелочь важна и её не стоит упускать.
Пожалуй, министр не ожидает, что я так быстро закончу работу, - с некой важностью подумал он, наклоняясь над пергаментом и быстро строча каллиграфическим почерком факты. Только факты, молодой человек относится к такому типу людей, которые верят только фактам, чтят каждую букву закона и для которых нарушить хоть одно малюсенькое примечание в подзаконных актах – ужасный грех. Он набожно поднял глаза вверх, а затем, опустив взгляд на пергамент, нахмурился.
Какая досада. На пергаменте виднелось еле заметное пятнышко от чернил. Любой другой с хладнокровным спокойствием продолжил бы писать. Стоит ли отмечать, что любой другой, но не Перси? Думаю, нет. Для Перси это пятнышко было равносильно ужасной и большой кляксе и с остервенением он взял новый пергамент и, быстро просматривая предыдущий, занялся новым. Его аккуратный округлый почерк ещё раз доказывает, что Перси Уизли не потерпит никаких неточностей. Всё должно быть правильно – таков девиз этого молодого человека. И в желании добиться этой точности он доходит до крайности, а точнее, до педантизма. Но Перси не считает это чем-то дурным, скорее наоборот, младший помощник министра считает это своим главным достоинством, ведь благодаря ему, как кажется самому Перси, он получил работу в Министерстве. Только благодаря своему упорному труду я добился такого положения, мне доверяют ответственные дела и решения, потому что уверенны, я это сделаю наилучшим образом.
Буду лежать при смерти, но сделаю, это мой долг, - мысли, достойные высокопарной речи Перси Уизли.
Резкий стук в дверь слегка удивил министерского работника, он не ожидал сегодня никого. Натягивая дежурную улыбку, он убрал подальше от себя исписанный до середины пергамент, наложив на него соответствующее заклинание, чтобы чужие глаза не видели над чем работает юный, но дотошный сотрудник Министерства. Какого же было его разочарование, когда без приглашения в его кабинет вломились, по-другому и не скажешь, его братцы-близнецы. Улыбка получилась болезненной и несколько нервной, тихо вздохнув, он взглянул на своих рыжих братьев, вполне догадываясь, зачем они к нему заявились.
- Привет, Персик, как дела? – раздражённо проскрежетав зубами, его выводило из себя то, как из благородного имени Персиваль они превратили это имя в глупо-забавное Персик, он подчёркнуто вежливо ответил.
- Здравствуйте. Всё хорошо. Было, пока вы не пришли. Боюсь, я, действительно, догадываюсь, что вы здесь забыли, - и он опустил глаза вниз и принялся осматривать горку пергаментов. Молодой человек еле себя сдерживал, чтоб не отправить прилипчивых братьев-близнецов куда подальше.
Терпение Перси, терпение. Что о тебе подумают, когда узнают о случившемся, твоя репутация разрушится в одночасье. Ты этого хочешь? Нет, конечно, - вздохнуть и повторять про себя, как мантру: Терпение, главное не сорваться. К тому же мать явно не будет рада, если я нашлю на них парочку заклинаний. Представив яростное лицо гневной матери, Перси, слегка вздрогнув, пришёл в себя. Он поднял глаза на юношей.
- Присаживайтесь, раз уж пришли, - с натянутой улыбкой предложил он. – Я как раз занят одним очень важным делом. Я бы сказал это сверхсекретное дело, касающееся Министерства. Естественно, я не должен его разглашать. Руфус Скримджер – замечательный человек, очень ответственный, на него стоит равняться. А ведь он вдобавок работал в Аврорате, - Перси пытался отвлечь своих братьев от вопроса, который они обязательно вновь зададут. Но его трюк не прокатил и братья всё равно его задали.
Зажмурив глаза, мысленно моля о том, чтоб сдержаться, он открыл глаза и посмотрел на своих братьев сквозь очки в роговой оправе.
- Мне казалось, я ясно выразился, - иронично ответил он, - нет и ещё раз нет. Я не собираюсь бегать и выпрашивать это разрешение, да ещё для чего? Для хохмазина в Хогсмиде? Да меня же на смех поднимут, - яростно прошипел младший помощник министра. – Вам бессмысленно объяснять, что это не то, чем должны заниматься приличные люди. Хохмазин, да разве там нужна интеллектуальная работа мозга? Нет, а значит, эта работа для неудачников, у которых не получилось найти приличную работу. Мало того, что вы меня позорите, так ещё и имеете наглость просить о помощи, - щёки Перси приобрели алый оттенок, а глаза горели гневным огнём. – Да скорее Мерлин проглотит свои подштанниники, чем я соглашусь на это соглашусь, - гневно выпалил он. Перси за всей этой речью и не заметил, что встал со своего кресла и теперь возвышался над своими братьями-близнецами. Нахмурившись, он сел в кресло и сухо взглянул на близнецов, сцепив при этом пальцы рук. Мысленно, он уже приготовился к ответной реакции, естественно, Перси и не ждал, что у его братьев проснётся совесть, и они по-тихому уйдут.
Ну, ничего, дорогие братцы, вас ждёт очередное разочарование!

Как это уже вошло, практически, в традицию, Перси попытался отвлечь братьев рассказом о том, какую же важную работу он здесь выполняет.
«Интересно, он всё ещё питает надежды вдохновить нас примером?» - отрешённо подумал Фред.
Однако, близнецы на этот раз даже дослушивать не стали, даже из вежливости.
- Да- да, ты здесь выполняешь безумно важную, но безумно скучную работу, так что можешь нам не рассказывать, сам знаешь, тебя это не спасёт. – ответил Фред, немного натянуто улыбнувшись.
Сегодня он намеревался добить брата, жестоко, и наповал. Потому что, каждый визит в этот кабинет, словно выпивал все силы из него. Фред сам не понимал, почему эта атмосфера на него так влияет, но действовала она подавляюще, словно тебе на плечи опускался огромный серый груз обыденности и скуки. Посему чем реже они тут появлялись, тем лучше, а отсутствие подписанных документов не давало Фреду покоя, поэтому приходилось наведываться сюда практически каждую неделю.
Фред, сидевший рядом с Джорджем, решил поддержать брата и тоже уставился на Перси, пытаясь своим взглядом выдавить из этого чёрствого педанта хоть каплю жалости.
- А в кабинете тебе стоит только моргнуть глазками и открыть рот, и чудная секретарша назначит тебе аудиенцию с нашей Главной Проблемой.
- Действительно, мы же не виноваты, что на нас она не запала… - развёл руками Фред.
Всё могло бы обстоять гораздо проще, работай та секретарша где-нибудь в другом месте, но здесь.. в Министерстве, они все были какие то не правильные. Нет, Фред конечно не считал себя секс-симвлом года, но всё же он умел очаровывать девушек до нужной кондиции. А эта вот ни в какую не хотела идти на контакт и как только Фред или Джордж появлялись в поле видимости, она уже заранее готовила длинную монотонную речь об их наглости и вообще не правомерности нахождения близнецов в данном помещении без предварительной записи и прохождения всех инстанций. А вот Персику как-то удалось её покорить…
«Интересно чем? Рассказами о новых красивых бланках, которые он заполнял?» - усмехнулся рыжий, оценивающе присматриваясь к старшему брату.
- Да меня же на смех поднимут
Фред устало вздохнул и прикрыл глаза. Это была довольно стандартная отговорка, которую близнецы слышали не раз. Перси постоянно тыкал им в нос своей безупречной репутацией и как он дорожит ей. И в принципе братья могли его понять, репутация это довольно важная часть в жизни человека, но близнецам всегда казалось, что Перси выбрал не ту репутацию, так же как Перси казалось, что его братья выбрали не тот жизненный путь.
- Я должен тебе открыть страшную тайну… - с обречённым видом произнёс Фред – над тобой и так посмеиваются все, у кого ещё осталось чувство юмора здесь. – возможно, подобное заявление выглядело жестоко со стороны Фреда, но по крайней мере он считал, что говорит правду, хотя бы от части.- Тем более ты не думаешь, что тебя и так поднимут на смех, если мы и дальше будем к тебе захаживать каждую неделю – а это уже был практически шантаж. Фред себя чувствовал таким подонком, практически до мозга костей, но это так воодушевляло и поднимало настроение, что он даже снова начал искренне улыбаться Перси, как будто не шантажировал его только, что, а анекдот рассказал.
- Хохмазин, да разве там нужна интеллектуальная работа мозга? Нет, а значит, эта работа для неудачников, у которых не получилось найти приличную работу.
Фред нахмурился. Он чувствовал возмущение Джорджа, и сам был полон обиды. Они то знали, как сложно было управлять магазином, придумывать новые шутки и забавы, сколько времени они убили на эксперименты, сколько народу чуть не перетравили в школе, хотя дело того стоило, теперь эти же школьники за вполне умеренную цену могут приобрести товары, помогающие им увильнуть от уроков, списать на контрольных, да и вообще облегчить себе жизнь. Всё это стоило больших трудов, и в основном умственных, ведь не просто так воплощались в жизнь все их идеи, для этого нужны были познания практически во всех сферах.
- Да знаешь что…ты! Ты… - Фред аж вскочил со стула одновременно с Перси, уставившись на него гневным взглядом. Перси мог сколько угодно втирать им свою точку зрения, но оскорблять дело всей их жизни было уже черезчур.- Ты думаешь, все наши товары берутся из воздуха!? Да ты бы сам хоть раз в жизни что-нибудь придумал и воплотил это в жизнь! Думаешь это так легко! – бесился парень, размахивая руками. – Как раз таки наше дело и заставляет работать мозги, а не просто так сидеть весь день бумажки переписывать!
Это был самый подходящий момент, что бы развернуться и уйти, хлопнув дверью. И возможно этот вариант был бы реален, только не в этой вселенной. Братья так просто не отступятся от намеченной цели. Хотя сейчас, немного успокоившись и обдумав всё, что наговорил, Фред подумал, что теперь им помощи точно не видать.
«Ну всё, щас он окончательно обидится и выставит нас вон, хорошо если не проклянет вдогонку…» - обречённо подумал он, рухнув обратно на стул.
Он, с плохо скрываемой паникой в глазах, посмотрел на Джорджа, передавая ему мысленный сигнал бедствия. Но вместо понимания, сочувствия и готовности помогать исправлять ситуацию он наткнулся на улыбку брата, и сразу понял, о чём тот думает. От этой улыбки и самому Фреду как-то похорошело на душе, мигом забылись все неприятности и даже какой-то там вредный старший брат. И сразу захотелось Джорджа поцеловать, ну или на крайней случай обнять, но Фред быстро вспомнил, где они, и что теперь вообще надо быть осторожнее. Если раньше они могли и обнять друг друга на людях, и поцеловать, пускай даже в шутку, то теперь, казалось, что как только они друг друга коснуться, на них загорится неоновая вывеска «Любовники».
Поэтому Фред быстро отвернулся, и даже, немного отодвинулся от брата-близнеца, надеясь, что тот этого не заметит.
- И я даже знаю, кто будет дегустировать первым наш новый продукт! - рассмеялся Фред, пытаясь вернуть беседу в прежнее шутливое русло.