Люпин сглотнул, по его лицу пробежала тень. Мысли беспорядочно метались в голове. Он не желал, не хотел, нет!
Невероятное откровение Фенрира заставляло задуматься, Люпин знал, что стоит ему поверить хоть единому слову Сивого всё: он не сможет спасти Дору и окончательно захлебнётся в бездне ненависти. Усилием воли, Римус взял себя в руки.
Глаза его сощурились, рот искривился в усмешке.
А ты умеешь, оказывается, любить, Фенрир. Или любил? Хотя, наверное, это не столь важно. А ты сделал хоть что-нибудь, чтобы бороться за свою жизнь и свою душу? Ты продирался сквозь пелену ярости, сохраняя свой рассудок в трезвости? Или поддался гневу и жажде мести? Вот в чём разница между нами.
Люпин глубоко вздохнул и почти взял под контроль все свои чувства. Почти все. Потому что теплившуюся в глубине жалость задавить не могла никакая ненависть. Римус не то чтобы был доверчивым, но почему-то именно сейчас как-то чувство шептало ему, что Сивый не врёт.
Но он не хотел ему верить.
Ты сказал, что ты не тот, кем тебя считают. Разве? Не ты ли убиваешь людей? Не ты ли в шутку и, издеваясь, кусаешь детей, ломая им жизнь и калеча их? И после всего ты думаешь, что я хочу присоединиться к тебе?
Люпин понял, что его трясёт. Но он не знал от чего: то ли от ярости, то ли от холода. Захлёбываясь словами, он пытался донести до Фенрира свою главную мысль – он не хочет быть таким  же, как он.
И да, ты спрашиваешь, хочу ли я стать человеком. Я хочу. Сильнее чем ты можешь себе представить. Ведь мне по ночам снятся кошмары, как я кому-то причинил вред. Что я кого-то укусил. Как ты. А я так не хочу, – лицо кривится, но мужчина заставляет себя продолжать: –  Я ненавижу насилие. Но ещё больше я ненавижу, когда кто-то врёт в лицо. Какого чёрта ты смеешь предлагать мне то, чего не существует? – голос сорвался.

Решительность и ярость таяли, а стоило в руках Фенрира заблестеть пузырьку с тёмной жидкостью, как лицо вытянулось, мышцы напряглись, а ноздри затрепетали, жадно втягивая в себя воздух.
Сглотнув, Римус выдавил, пытаясь произносить слова бесстрастно и спокойно, но ему это не удавалось:
Не понимаю, зачем тебе это.
Люпин был как никогда искренен. Как бы ему ни хотелось верить в чудесное избавление от проклятья: лекарства не существовало, стоило помнить об этом.
У тебя есть сын? В Хогвартсе? Как его зовут?
Вряд ли ему стоило на что-то рассчитывать, тем более в разговоре с оборотнем, который присягнул служить Вольдеморту. Эта мысль несколько отрезвила его, заставила почти адекватно оценить эту ситуацию со стороны. И происходящее всё больше и больше не нравилось Римусу, ведь он терял контроль над ситуацией.
Такими темпами я никогда не узнаю, где Дора, подумалось ему, но вслух произносились абсолютно другие слова:
Если твой сын так для тебя важен, если тебе важно будущее, в котором он будет жить и главное как, почему ты не перейдёшь на сторону Ордена Феникса? Почему ты продолжаешь убивать и заражать людей? Я не могу верить тебе. Я не должен. И не буду. Потому что твоим словам нет доказательств. Ответь мне, где Дора и я не стану преследовать тебя или сообщать Министерству.
Светло-карие глаза испытывающее глядели на Сивого.

они не тронут не в чём не повинного ребёнка…
Люпин грустно усмехнулся, услышав такую наивность из уст самого грозного оборотня волшебного мира. Самые разные чувства бушевали у него внутри. От ярости, ненависти, гнева до вины, жалости и сочувствия. И он не понимал, что с ним происходит. Фенрир Сивый не был похож на того монстра, которого он видел в прошлый раз. Это был… почти человек, сожалеющий в своём выборе. Да, жестокий, грубый, мелочный и мстительный. Но… Люпин подавил желания потрясти головой, чтобы выбросить эти мысли из головы. Ведь это же безжалостный убийца оборотень, испоганивший столько жизней!
Но, оказывается, у этого убийцы… есть сердце и душа? Римус чуть челюсть не потерял, видя, как неуловимо смягчилось лицо Фенрира, стоило ему заговорить о сыне… Сын… Даже у Фенрира Сивого, оказывается, есть семья… Чем он, Римус, хуже?!.
Моргнув, мужчина заставил себя прислушаться к словам собеседника.
Это просто печально, особенно для меня как для его отца. Он маг, и не обладает тем, чем обладаю я.
Это не твоя вина, выдавливает он, на миг прикрывает глаза. Ты сбил меня с толку, Фенрир… Но… я хотел бы помочь тебе… и… - еле заставляя себя выталкивать слова, - и твоему сыну. Только скажи, чем.
Ремус не верил тому, что произнёс. Он самолично предлагает помощь потенциально опасному оборотню? Не только ему, строго отдёрнул он сам себя. Но ещё и беззащитного мальчика-сироту, который не в ответе за действия своего отца. Но тут его насмешливо окликнул голос разума: «И ты, что способен защитить всех мальчиков-сирот? Как и Гарри?»
Не в силах выносить этого, Люпин потряс головой, чем заработал удивлённый взгляд и решительно потребовал, ёжась от пронизывающего холода:
Веди меня к Доре. Я хочу её увидеть и убедиться, что с ней всё в порядке.

< ------- улицы

Переступив порог маленькой квартирки, Римус понял, насколько он замёрз и устал: физически и морально. Он молчал, оглядывая обшарпанную прихожую, и почти упустил из виду, что Фенрир куда-то делся. Вздрогнув, он зашёл в комнату следом за ним и замер у порога, увидев спящую на кровати Нимфадору. На миг его эмоции проступили на лице:  смесь облегчения от того, что она жива, страха, что с ней всё ещё что-нибудь может случиться, непомерной нежности, которую она вызывала одним своим видом… Усилием воли, Люпин взял себя в руки и машинально сделал шаг по направлению к ней, абсолютно, кажется, забыв о существовании Грейбека.
Как на ватных ногах, он подошёл к ней и нерешительно присел на колени перед кроватью. Глубоко вздохнув знакомый аромат, он тут же отбросил ненужные мысли о том, что это, быть может, не она, что Фенрир лжет – запах… запах лимонного мыла и едва уловимых духов с цветочным ароматом. Запах никогда не обманывал Люпина. Его могли обмануть глаза, уши, но не запах…
Её излюбленные фиолетовые волосы падали на подушку сзади, несколько прядей закрывали лицо, Римус не удержался и потянулся к ним пальцами, но на полпути замер, боясь неосторожным движениям разбудить её.
Такая хрупкая… такая нежная… как цветок… как хрустальная ваза… Будь моя воля я никогда не подвёрг бы тебя опасности. Но ты такая упрямая… такая сильная…Твёрдо стоишь на своём, а я слишком слаб, чтобы противится тебе…Почему всё так, Дора? Почему ты выбрала меня, почему? Судьба смеётся надо мной, ведь я в ловушке твоих слов и своих чувств к тебе…Я не могу бросить тебя, но у меня нет сил даже защитить тебя…
Глубоко задумавшись, мужчина не заметил, как веки Тонкс дрогнули, и она начала просыпаться…

Эмоции били через край, как фонтан. Захватывали, затягивали, от них захотелось закричать, как маленький ребёнок, которому подарили сладкую вату. Хотелось уткнуться в плечо и разрыдаться, как тот же пресловутый ребёнок, который потерялся в большом супермаркете, и уже через несколько минут найденный родителями.
Тонкс всегда старалась быть, ну, или по крайней мере выглядеть сильным, независимым человеком, но сейчас ей просто хотелось побыть маленькой непоседливой девочкой, которая очень соскучилась по родному человеку. Не верилось, что Люпин настоящий, что сейчас он стоит перед ней и ласково её обнимает, наверное это всё-таки галлюцинации. Дора видела в аврорате, как жертвы Пожирателей Смерти теряют рассудок и потом попадают в больницу святого Мунго, а для Тонкс одним из самых ужасных вещей оставалось потеря себя. Потеря собственного характера, пусть и с недостатками, пусть порой и невыносимого окружающими, пусть и с капельками безрассудства и лени, но своего, родного характера, своей личности.
Потом, похоже, когда Нимфадора стала уже более разумным человеком, она потеряла свой подростковый эгоизм, когда на первое место, безусловно, ставишь себя, а потом уже других. Она поняла, что её персона – не главное дело во Вселенной и мир не перевернётся и не рухнет, если она вдруг его покинет. А ещё большим открытием стало то, что другие люди такие же, как она, что они тоже чувствуют, тоже радуются и тоже переживают, не меньше, чем она.
И это называется взрослением.
А теперь на первом месте стоят, безусловно Ремус и родители. Причём на одинаковой позиции, ибо девушка никогда не пыталась выяснить, кто ей всё-таки дороже. Но порой в голову закрадывалась эгоистичная мысль о том, что Ремус всё-таки немножко выигрывает, однако, Дора тут же себя одёргивала и говорила, что родители подарили ей жизнь, и без них она сейчас бы не боялась, не стояла, уткнувшись в плечо, тому, кто дорог ей чуточку больше.
Надеюсь, я всё-таки не схожу с ума, - лениво подумала Нимфадора, - реальность. Всё реально. Но нереально то, что Сивый с Ремусом просто поболтать решил. Ага, соскучился. Думает, дай-ка глупую Тонкс похищу, пусть Люпин придёт, а то как-то давно его не видел. Нет, здесь что-то другое. Интересно, то, что мне Фенрир рассказывал, или что-то ещё, от себя? Чёрт, надо это выяснить.
- Ремус, - Тонкс внимательно посмотрела на Ремуса и мягко продолжила, - ты, безусловно,  очень крутой мальчик, прямо как из маггловских фильмов – мужские разговоры, разборки и всё такое в этом духе, но жизнь – не фильмы. Поэтому или ты сейчас скажешь, что он от тебя хотел или у меня сейчас начнётся истерика. Сильная истерика. Я серьёзно! – заявила Тонкс и обиженно топнула ногой, негодуя, что от неё, такого умного и уже взрослого человека что-то скрывают. И даже не догадывалась, что приобрела сходство с маленьким избалованным ребёнком, которому нужно подавать всё на белом блюдечке с золотой каёмочкой. Ага, выросла она, как же. Иногда в некоторые моменты, похожим на этот, сразу бросалось в глаза, что Дора всегда была любимым и единственным ребёнком в семье, которого ругали очень редко и позволяли очень многое.
- Или нет. Если ты не скажешь, я пойду и спрошу у Сивого, вот так. 
Чёрт, я веду себя, как идиотка. Но мне нужно знать, Иначе я на стенку лезть буду от волнения, начну переживать и расстраиваться, а так же, заодно, трепать окружающим нервы. Мерлин, когда наконец настанут спокойные времена! – устало подумала Тонкс, забывшая, что лишь недавно просила о приключениях. Но когда приключения затрагивают людей, которых боишься потерять, становится совершенно не смешно. И страшно. И одновременно противно от того, что испытываешь этот самый страх. Скользко и противно.

Глупо было надеяться, что Дора поверит ему с полуслова. Но, по крайней мере, он попробовал.
Что мне делать, девочка моя, если ты даже не умеешь доверять мне.
И тут же Римус опять отдёрнул самого себя. Какое доверие, чёрт побери? Конечно, ему нельзя доверять, он же оборотень, порождение Тьмы! На лице Люпине отразилась гамма чувств, и он в последний момент спохватился. Иногда он жалел, что не может скрывать свои чувства, как Северус, например… или любой другой слизеринец. Он не умел этого. Не умел лицемерить, врать, скрываться. А Тонкс этим пользовалась. Она всегда могла прочитать его, могла узнать, о чём он думает и что скажет в следующий момент. Его это всегда удивляло и восхищало, такая девушка, неземная, фантастичная, готова ради него – жалкого оборотня – на всё, а он этого не понимал, не ценил, не принимал. Бегал сломя голову от неё и её заботы. Потому что впервые за столько времени о нём хотели за-бо-ти-ть-ся. Не просто ухаживать, любить и всё такое. А именно заботиться. Со всеми прилагающими чувствами.
Боже, Римус, ты опять о чувствах…
Но противиться самому себе он не мог.
Тем более, когда Тонкс так обиженно смотрела на него и поджимала губы.
Поэтому или ты сейчас скажешь, что он от тебя хотел или у меня сейчас начнётся истерика. Сильная истерика. Я серьёзно!
О, в этом Люпин не сомневался. Нимфа умела закатывать истерики, и он был свидетелем таковых бесчисленное количество раз. Правда, они редко были направлены на него, потому что он просто сдавался ещё на стадии «щенячий взгляд» и «ты-меня-совсем-не-любишь». Потому что не мог противится не только себе, но и ей.
Потому что, наверное… О, нет, Люпин, не смей об этом думать! – приказал он сам себе и тихо начал говорить, тихим и размеренным тоном:
– Послушай, Дора. Фенрир действительно от меня ничего не требовал. Мы с ним… пытаемся прийти к соглашению, которое нас обоих бы устроило. Ты и я, конечно, понимаем, что твоё похищение направленно на меня, что ты ему не так, чтобы интересна. Поэтому я сделаю всё, чтобы вытащить тебя отсюда, а сам буду договариваться с ним дальше. Сам. И я не принимаю никаких возражений, – он попробовал добавить стали в голос, но, похоже, ему это не удалось, потому что Тонкс выглядела скептически настроенной.
– Нет, я серьёзно. Дорогая, пойми… Я не хочу подвергать тебя опасности. Но ты здесь и это опасно. Я уже подвёрг тебя опасности, поэтому тебе надо выбираться отсюда…
Тут Римус вдруг замолчал и резко напрягся. Не обращая внимания на сразу встрепенувшуюся девушку, он подскочил:
– Где Сивый?!
Дало о себе знать зашевелившийся внутри червячок страха. Потому что он перестал чувствовать настойчивый запах Фенрира. А это означало, что они одни.
А вот теперь, Римус, можешь начинать паниковать…

- Подверг меня опасности? Ты так говоришь, как будто мне лет пять! Я уже довольно давно стала совершеннолетней, и сама вольна решать, что мне делать. Поэтому, тебя я не оставлю и в твои дела вмешиваться буду, ради твоего же блага. Ну почему ты всё ещё считаешь себя одиноким и неприкаянным? И я тебя не брошу, - мрачно заявила Нимфадора, едва удерживаясь от желания влепить Люпину пощёчину.
За что? Да за то, что он до сих пор считает меня маленькой девочкой, которая лезет в дела взрослых дяденек; за то, что хочет позволить мне помочь; за то, что горит желанием отправить меня куда-нибудь подальше от центра событий, а я сиди там, беспокойся за него, и думай, что делать, - злилась Дора.
Нет, она не может позволить Ремусу выставить её отсюда, и будет бороться до последней капли крови. Ну, или до тех пор, когда у Рема кончится терпение, и он оглушит её, отправив в безопасное место, уже не спрашивая разрешения.
Но всё же Дора надеялась на то, что у Люпина не хватит духу поднять на неё руку, пусть даже для её блага. Не может же он так жестоко с ней поступить: заставить сидеть где-нибудь в тёплом и уютном местечке, умирая от беспокойства. Неизвестность – одна из самых страшных вещей, а что будет, если он не вернётся? Сможет ли она найти дорогу в квартиру, чтобы спасти его? Да у неё же прямо там, в штабе Ордена Феникса сердечный приступ случится!
- Ты эгоист!   – возмущённо произнесла Тонкс, не подозревая, что в этот момент действительно ведёт себя как капризная девочка, которая боится потерять самого дорогого ей человека. Но ей действительно хотелось сейчас устроить самую настоящую истерику, со слезами, криками, капризами и нелепыми выходками; от злости и глупого, как считала Дора, геройства, девушке хотелось сделать что-то из ряда вон выходящее, топать ногами и визжать от бессилия. От бессилия, потому что Нимфадора знала, что несмотря на внешнюю мягкость и некоторую уступчивость, он всё равно её переубедит, и всё будет так, как решит Люпин.
Потому что так всегда. Ремус мягко возражает, Дора кричит и топает ногами, а затем получается всё так, как решит именно он. И так было и будет всегда, несмотря на то, что сие Нимфадору ужасно злило.
Но, внезапно Тонкс поняла, что эта закономерность может оборваться. В связи со смертью одного из них, а то и сразу обоих.
При виде Фенрира на Дору внезапно накатила полная апатия. И отчаяние. Она-то думала, что всё уже закончилось, это как в книгах – счастливый конец, минующий кульминацию, а затем все радости, свадьбы, поцелую, постельные цены и прочие, и прочие атрибуты «хэппи энда». Но, судя по всему, до «энда» ещё очень далеко и совершенно непонятно, будет ли он счастливым. Возможно, даже не возможно, а очень вероятно, что конец будет весьма и весьма трагичным.
Ну, когда уже будет всё хорошо? Я устала, правда устала, - на секунду захотелось закрыть глаза и замереть, сделать вид, что она находится далеко-далеко отсюда, но это крайней глупо. Да что это даст? Даже если закрыть глаза, заткнуть уши и забиться в угол, то всё равно реальность никуда не денется.
Всё будет хорошо. Всё определённо будет хорошо, нужно только поверить в это, нужно просто быть сильной и всё будет в порядке, всё будет в порядке, - бились в голове одинаковыми мысли, подавив собой все другие, более разумные и совсем панические. Наверное, глупые мысли о том, что всё будет хорошо и помогла Доре не ударится в панику.
- Да, мне тоже интересно, что же я буду чувствовать? – оживлённо начала Нимфадора, твёрдым, решительным голосом, -[/b]  мм, даже не знаю. Наверное, даже к лучшему – давно не была в зоопарке. Посмотрю на собачек[/b], - легкомысленно произнесла самая решительная часть характера Дору.
Другая же часть, которой силы воли не досталось, ударилась в панику и громко завывала: «А-а, что ты несёшь, дура, какие ещё собачки, нас сейчас прикончат!». К счастью, в данный момент именно более сильная духом часть взяла вверх.
- Лекарство?   – непонимающе переспросила Дора, - что ещё за лекарство?  
У меня два варианта: либо пока я тут прохлаждалась, Рем подхватил грипп, либо это лекарство от ликантропии. Но лекарства от второго не существует, насколько я знаю, - с сомнением подумала девушка, чувствуя внезапно появившееся раздражение.
- Лекарство?!  – уже с другой интонацией повторила Нимфадора, -и ты мне ничего не сказал! И это вы «просто поговорили»?!  – накинулась на Люпина девушка, - а ну быстро мне всё рассказали или… или… я не знаю, что я сделаю, но это будет очень и очень неприятно.
Всё остальное сказанное, не менее важное, прошло мимо сознания Нимфадоры. Ну, или почти всё.
Проследив взглядом за лучом фонарика, девушка испытала всплеск ярости.
- Сивый, чёрт тебя подери!   – заорала Тонкс, - какая ещё цепь! Ты псих! Ни за что и никогда!  
У девушки в самом деле начали сдавать нервы, причём, стремительными темпами.

...

Безгранично радовал тот факт, что сегодня Аскуит не должен был вести уроки. Зато завтра предстояло не много - не мало четыре лекции. В прочем, это не было настолько удручающим событием, чтобы недовольно кривить губы, но ведь всегда приятнее провести утро наедине с теплым одеялом и мягкой подушкой. Какое наслаждение доставляет, когда есть возможность проснуться неторопливо, потянуться на белых простынях, чтобы даже плечевые суставы захрустели, потянуться за сигаретой, по привычке широко распахнув оконные ставни. Дни, когда ты не чувствуешь никакой обязанности и ответственности, ценятся на вес золота. К сожалению, Фредерику выпадало от силы два таких дня на неделе, да и то чаще свободным оставалось только воскресенье, если не брать в учет случаи, когда надо заниматься с отстающими. А современное поколение слишком занято делами насущными, поэтому частенько не успевают за элементарной, по мнению профессора, школьной программой.
Но нет. Сегодня другой день. Это не день лекций и занятий с деградирующими, это не день мирного посапывания в своей кровати и ненавязчивого флирта с невинными учениками и юными благоухающими практикантками (да он ведь мужчина в расцвете сил, разве нельзя порой потешить свое самолюбие? к тому же, эти прелестные глупцы так милы, когда пугаются даже взгляда черноволосого профессора). Сегодня мужчина торжественно пообещал себе, что займется всеми делами, которые откладывал на протяжении зимних каникул. Предположим, сегодня он не доберется до Лондона за нужными ему вещами, но зато наконец сможет добраться до кабинета директора. Альбуса Дамблдора Фредерик видел только на портрете. Когда Аскуит пришел работать в школу, пост директора Хогвартса уже занимал Северус Снейп. Впрочем, его абсолютно не беспокоили причины столь резкой смены, причины смерти Дамблдора. Главное для него было собственное благополучие на новом месте работы.
Первую половину дня Фредерик посвятил разбиранию по полочкам различных бумаг. То были планы лекций, рефераты учеников, чьи-то письма, приказы от директора, рецепты зелий и наброски собственных сочинений. Все это составляло огромный ворох бумаг, где сложно было найти то, что требовалось. И так же сложно было разделить их так, как требуется, словно кто-то превратил куски пергамента в веревке и нарочно сплел их покрепче. В любом случае, эта нудная работа заняла как минимум 3 часа.
Приведя себя в порядок, Аскуит отправился по витиеватым лестницам к кабинету директора. В это время шли лекции, ученики прятались по запыленным кабинетам, сырым подвалам и просторным аудиториям. Тишина. Только портреты на стенах завлекающе подмигивают молодому преподавателю, который не обращает на них никакого внимания. Размеренным шагом Фредерик ступал по пустующим коридорам в сторону башни, где располагался кабинет Северуса Снейпа.
После уверенного стука он внутри. Директор школы сидел за своим столом и разбирал какие-то бумаги. Пройденный этап. Какую-то странную близость ощущал Аскуит, глядя на этого человека. Он был первым, кого Фредерик узнал в этой школе, и первым, кому длинноволосый зельевар подарил львиную долю своего уважения. Слишком похож. Слишком похож этим холодом, который окутывал каждый предмет помещения, которое раньше казалось самым светлым и теплым во всем Хогвартсе. Не повезло человеку, который бы сейчас оказался здесь. Мощные ледяные стены закрывали двух этих мужчин, попутно разрушая и замораживая все на своем пути. Пускали невидимые цепи, сковывающие каждого человека, который пытается прикоснуться к стене и пробраться дальше. Сцепляя оковами руки и ноги, опутывая железными кольцами шею, постепенно сдавливая.
Резко и изящно одновременно.
После недолговременного молчания Фредерик сухо кивнул головой и обычным безэмоциональным голосом произнес:
- Добрый день, профессор Снейп.
Черноволосый мужчина спокойно прошел к книжным полкам и коснулся кончиками пальцев корок запыленных книг. Не смотря на десятки магических предметов с необыкновенной силой, которые находились в этом кабинете, именно эти книги казались Фредерику самым драгоценным.
Странно, но Аскуит не чувствовал какой-то скованности, хотя перед ним сидел его «начальник».
- Вы говорили о ваших старых учебных планах и книгах по зельеварению, помните? – преподаватель оторвался от рассматривания витиеватых букв, высеченных на книге, и обратил холодный взгляд серых глаз к Северусу, внимательно вглядываясь в каждое его движение.

О Северусе Снейпе всегда ходил миллион слухов. Большинство, да нет, что темнить, Все отзывались о новом директоре как о черством, бесчувственном и надменном человеке. Сухой и неприступный, он не общался со своими подчиненными, лишь коротко обсуждал деловые вопросы. Ученики и преподаватели не очень-то жаловали бывшего зельевара. Все привыкли к мягкости и так называемой справедливости покойного Дамблдора, занимавшего этот пост ранее. А столь слизеринский волшебник, по мнению волшебного мира, не сможет правильно управлять школой, превратив его в притон таких же гадких змеенышей. С другой стороны, среди элиты общества, чистокровных волшебников и аристократов, бытовало другое мнение. Те считали, что именно такой человек, как Северус, должен возглавлять Хогвартс. Им казалось, что школа магии стала пристанищем грязнокровок и бездарей, от которых Снейп должен постепенно избавиться, превратив Хогвартс в элитное учебное заведение.
Фредерик не прислушивался ни к тому, ни к другому мнению. Чтобы понять, что это за человек, Аскуит должен был оценить всю ситуацию своими глазами. И как же мужчина удивился, когда директор оказался настолько душевно близким человеком. Глядя на него, сложно было вымолвить что-то отрицательное. Слизеринцы не оскорбляют себя, ведь правда?...
Еще ни разу Снейп не упрекал нового преподавателя в ошибочном исполнении своих обязанностей, никогда не осуждал презрительное отношение к ученикам. Северус и сам никогда не жаловал "светлую" половину Хогвартса в качестве хаффлпаффцев и гриффиндорцев, в чем Аскуит прекрасно понимал его.
Как-то сразу появилась эта связующая нить, которую сложно было разорвать насущными проблемами. Невидимая и появляющаяся при каждой встрече.
Мягкий холод обволакивал комнату. Фредерик и Северус создавали особенную атмосферу в помещении, не доступную никому иному. Только они по достоинству могли оценить прелесть этого ледяного спокойствия и грациозного равнодушия. Только здесь можно было набрать полные легкие себя, не отвлекаясь на вульгарность и бессмысленность всего вокруг.
Когда эти черноволосые мужчины находились рядом, они создавали свой собственный мир, в котором уютно было только им двоим, остальным же такой расклад был чужд и неприятен.
- Есть там хоть кто-то стоящий внимания? - прозвучал довольно-таки сложным вопрос.
В голове Фредерик сразу же стал перебирать всех своих учеников... Конечно же, он знал имена только третьей части, если не меньше, но и среди них сложно было выделить кого-то.
- Первокурсники? Ничего примечательно. В таком возрасте ученики еще не отдают себе отчета в действиях, поэтому большинство сваренных правильно зелий удаются лишь благодаря счастливому случаю, не более, - серые глаза зельевара внимательно прослеживали за движения Снейпа, улавливая каждый взмах его бледной руки, взгляд темных глаз и изменение выражения лица.
Если обычно это происходит из-за привычки анализировать людей, то с директором происходило иначе. Аскуит просто хотел уловить его полностью, не отдавая себе отчета, почему.
Зельеварение... Об этом черноволосый аристократ мог говорить часами, без остановки, целиком и полностью погружаясь в волшебство этой науки. Точные движения и слияние сознания с приготовляемым зельем. Для достижений нужного результата следовало абстрагироваться от всего вокруг, полностью отдавая себя делу. Здесь требовался точный ум и хладнокровие, проявление эмоций лишь портит снадобье.
По мнению Аскуита, именно в этой науке заключалась вся красота и изящество волшебства. Единственное, чему зельевар мог отдавать себя полностью.
- Думаю, Вы знаете про мисс Грейнджер. Кажется, что в голове этой девушки найдется ответ на ее вопрос. Тем не менее, эта самоуверенная гриффиндорка не понимает изящества науки, она концентрируется на буквах в учебнике, - спокойно проговорил Аскуит, неохотно припоминая эту особу.
И вправду, порой хотелось направить на старосту волшебную палочку и со старанием зашить той рот, чтобы девушка молчала хотя бы неделю. Ах, да, еще и прибить руку к парте. Все же эти желания зельевар решил оставить при себе, вряд ли такие слова, прозвучавшие из уст преподавателя, не вызовут опасений со стороны остальных.
Жестокость в педагогическом деле, к сожалению, не ценится.
- Кто же еще? - Фредерик начал было вспоминать имена по алфавиту, как на первой букве всплыл образ одного слизеринца.
- Эдриан Пьюси показывает неплохие навыки. Собственно, как и многие другие слизеринцы: юный Малфой, Паркинсон, Нотт... У этих ребят зельеварение в крови.
Именно у слизеринцев уроки Фредерика проходило особенно гладко. Никаких резких высказываний с места, тщетных попыток привлечь внимание молодого профессора и взрывающихся котлов. Разве что Гойл иногда мог набедокурить, но этому малому неудачи были простительны. Не всем же везет с головой.

Порой Аскуит не понимал, зачем стал преподавателем. Зельеварение - его наука, но педагогика - нет. Его всегда раздражала шумная толпа подростков, где каждый пытается обратить внимание на себя. Главное - свое лицо, ни единой мысли, что зельеварение требует отдачи не только в виде бездумного помешивания, но и душевного вклада. Им не важен урок, не важен процесс, полученные знания. Если ученик и стремится быть лучшим в предмете, то это либо из-за тщеславия, либо из-за потребности в отличном результате. В их глазах невозможно углядеть хотя бы искру настоящего интереса к предмету. Бездумное помешивание ложкой и никакой отдачи, никакого энтузиазма. Положительной отметкой оценивается обыкновенное следование по пунктам, описанным в учебнике. Неужели бывает что-то легче? Словно "контрольное списывание" в начальных классах маггловских школ. Только вот этим ребятам уже больше шестнадцати лет, а они все не могут проявить свои способности, загоняя себя в рамки витиеватых букв книг.
Наука не представляет для этих неандертальцев никакой ценности, для них это обыкновенный школьный предмет, который им навязал школьный директор.
Плебейское отношение к искусству, чем считал зельеварение профессор Аскуит.
Фредерик помнил, как он впервые влюбился в зелья. Раз и навсегда подарил этой науке свое сердце, не отдавая его больше никому. Он жадно ловил каждое слово учителя, приходил на дополнительные занятия и от корки до корки перелистывал учебники. Однокурсники считали его чудаковатым, потому что Рик походам в Хогсмид предпочитал несколько часов в гостиной с греющими душу пробирками. Когда он изготовлял какое-то зелье, все вокруг казалось незначительным, голоса превращались в еле слышное шипение, мир просто мерк рядом с таким хобби. Фредерик только однажды столкнулся с таким явлением своего сознания - когда начал писать.
Реальность никогда не приносила аристократу удовольствие, его увлекали другие занятия.
И почему же Аскуит при такой нелюбви к шумным аудиториям отправился в преподаватели? Каким бы эгоистичным, холодным и циничным он не был, оставить все знания, которые он приобрел, себе мужчина не хотел. Где-то в глубине сознания легким блеском отражалась надежда на то, что он когда-нибудь найдет ученика, которые отдастся зельеварению так же, как и он сам в свое время.
Да и другую постоянную работу найти было сложно.
- Профессор Снейп, кто бы что не говорил, из угля алмаз не сделаешь, - слова прозвучали с обычной апатией, но внимательный в этой фразе смог бы уловить тень расстройства и разочарования.
Талант? Говорят, что гений - это один процент таланта и девяноста девять процентов труда. Да только этот жалкий процент сложно выявить. Лишь единицам дано познать все грани сложной науки зельеварения, возможно, ген склонности к этому занятию переживает дефицитные времена. Или же просто Аскуит не достаточно хорошо присматривается к способностям своих студентов, хотя и считается, что талант видно за сто миль.
Не может же поколение быть настолько безнадежным?
- Эдриан и Теодор не способны настолько отдаваться чему-то другому, кроме своей жизни. Во всяком случае на данном этапе. Вряд ли они смогли бы посвящать столько времени работе с ингредиентами и котлами. Малфой... При всей моей расположенности к этому юнцу, я не могу не сказать, что его статус не позволяет ему заниматься наукой, - Фредерик слегка изогнул брови, глядя на профессора Снейпа. Сложно было отказаться от внимательного и изучающего взгляда, когда он смотрел на этого мужчину. Слишком много схожих переплетений находил в его глазах, движениях, словах и даже чертах лица. Никогда в жизни он еще не встречал таких людей, которые способны понять все лишь по одному взгляду серых глаз с ледяными прожилками.
Заметив его кивок в сторону двери, Аскуит направился к выходу. Взгляд непроизвольно напоследок скользнул по стенам помещения, одаривая вниманием портреты предыдущих директоров. Строгие и чинные, они внимательно наблюдали за Снейпом, пытаясь уловить в его действиях малейшую оплошность. В глазах каждого из них была какая-то тайна, которые они унесли с собой за эти позолоченные рамы. Стараясь не заострять внимание на незначительных деталях, Аскуит отвернулся от портретов по направлению к выходу, обхватив железную ручку тонкими пальцами и потянув ее на себя.

==> Лаборатория зельеварения

Очередное утро было расписано по часам, как и весь день. Как всегда, запланировано слишком много дел, но сейчас, с утра, можно было позволить себе не торопиться и спокойно насладиться завтраком.
Ещё ночью Люциус отправил одного из многочисленных домовых эльфов, слугу, коих в Мэноре было предостаточное количество, доставить письмо мистеру Бартемию Краучу. Младшему, естественно. Ибо старший, слава Мерлину, был на том свете уже несколько лет. Небольшая проблема заключалась в том, что сразу же после окончания приёма вышеуказанный господин моментально исчез в неизвестном направлении и не оставил Малфою возможности с ним побеседовать. Поэтому теперь и приходилось отправлять слуг неизвестно куда в поисках молодого пожирателя. Впрочем, домовики в поместье были настолько выдрессированы, что исполняли все приказы своего господина практически под страхом смерти, какими бы невыполнимыми они не были.
У Люциуса в голове крутилось вчерашнее послание Лорда и его приказ завтра же найти Бартемия и явиться в Хогвартс. Необходимо было проверить, всё ли сделал Снейп для  подготовки и обучения детей в Эксцетре.
Да какие они дети...
Маг усмехнулся. Всех кто смог перенести вчера принятие метки Господина, вряд ли можно продолжать считать детьми. Само по себе это являлось испытанием, но и этого было мало, и послание Господина говорило о том же. Новых Пожирателей нужно было проверить на прочность. Каждый их день, каждый урок будет испытанием и от того, насколько достойно они будут выносить все прихоти и приказы судьбы в лице их господина, зависит слишком многое и прежде всего их жизни.
Люциус неторопливо завершил завтрак и прошёл в потайное помещение, скрытое в стене его личного кабинета. Весь Мэнор был полон подобных потайных комнат, что было весьма удобным. Именно поэтому эти министерские остолопы до сих пор не нашли ничего запрещённого, хотя разнообразными тёмными артефактами всё поместье было напичкано настолько, что хватило бы чтобы запрятать навечно в Азкабан не то что весь род Малфоев со всеми слугами, но и всех предков, потомков, дальнюю родню и знакомых.
В кабинете на маленьком очаге дымилось Оборотное зелье. Волшебник вовсю использовал имеющиеся возможности и связи, поэтому необходимое ему зелье было доставлено в поместье, стоило только послать письмо с соответствующей просьбой Северусу. Люциус и сам прекрасно разбирался в зельях, но приказание Господина было как обычно слишком внезапным и маг не успел бы самостоятельно справиться с этой задачей, ведь на Оборотное зелье требуется минимум месяц. В итоге, уже с утра в Мэнор доставили зелье в которое оставалось только добавить необходимые отсутствующие компоненты, части того, во что предстояло превратиться.
Полночи размышляя над тем, как им вместе с Краучем проникнуть в Хогвартс, мужчина пришёл к мысли что проще это провернуть в виде школьников. Зайдя в спальню Драко, маг достал из шкафа старую школьную мантию сына и аккуратно снял с неё тонкий светлый волос. Значит, эта проблема уже была решена, главное только не столкнуться с сыном в замке.
А вот что делать с Барти, предстояло ещё решить. Но для этого было нужно сначала дождаться мага, чем Люциус и занимался, расположившись у себя в кабинете с чашечкой ароматного кофе.

Не успел хозяин поместья допить свой утренний кофе, как дверь в его кабинет с тихим шорохом распахнулась, пропуская внутрь долгожданного гостя. Впрочем, это вчера, на праздничном приёме, все были гостями. Сегодня же Бартемия вполне можно было назвать коллегой или даже напарником в предстоящем деле.
- Доброе утро. Благодарю за столь лестный отзыв, Бартемий.
Вежливая полуулыбка смягчила черты мага. Всего лишь на несколько минут, пока они не перешли к обсуждению задания от господина. Дверь снова отворилась и появившийся домовой эльф услужливо поставил перед гостем поднос с дымящимся чёрным кофе и сливками.
Внимательно и цепко наблюдая за своим посетителем, Люциус подождал несколько минут, прежде чем его тонкие пальцы переплелись в привычном жесте и маг начал говорить. Молодого пожирателя, которого так ценил Лорд, да и все остальные ни сколько не умаляли его заслуг, необходимо было ввести в курс дела.
- К сожалению, изъяснять всё в письме не было возможности, надеюсь, вы это понимаете. Министерские ищейки совершенно бесцеремонно перехватывают почту. Поэтому я и настоял на вашем немедленном прибытии в Мэнор. Нам с вами, мистер Крауч, поручено начать дело. В прямом смысле этого слова.
Манерно выдержанная пауза.
Люциус любил, когда его внимательно слушали, а Бартемий сразу же проявил должную серьёзность, и Малфой не сомневался, что к этому мероприятию, как и к любому другому приказу Волдеморта, он подойдёт с полной отдачей.
- Лорд приказал сегодня же явиться в Хогвартс и провести первую тренировку в «Эксцетра». Северус весьма любезно предоставил из своих личных запасов Оборотное зелье, так что проникнуть в замок не составит труда, даже под носом всех мракоборцев вместе взятых. Впрочем, у вас тем более не должно возникнуть с этим никаких проблем.
Маг улыбнулся, намекая на то, как Бартемий в образе «Грозного Глаза» целый год провёл в Хогвартсе, не вызвав ни единого подозрения.
- Надеюсь, вы привезли с собой недостающий компонент?
Малфой ещё не знал, в кого собирался оборачиваться Крауч, но это не стало бы неразрешимой проблемой – у мага на любой случай имелись варианты.
Заметив, что гость отставил чашку в сторону, Люциус поднялся со своего кресла и жестом пригласил следовать за ним в потайную комнату.
Полумрак, запахи зелий и странные артефакты, минимум предметов мебели и горящий очаг – ничего лишнего. Волшебник с улыбкой опытного зельевара посмотрел на серебристый дымок над котелком, а затем внимательно посмотрел на Бартемия.
- Вы помните, Крауч? Вы хорошо помните свою первую жертву?

Малфой подошёл к очагу, с удовлетворением отмечая что эта часть работы проделана безукоризненно. Бартемий достал колбу с недостающим элементом для превращения, судя по всему, волосом. Люциус кивнул и достал палочку. Один чёткий выверенный взмах и из распахнувшегося сундука с разнообразными ингредиентами выпорхнула практически такая же тонкая и высокая колба, подсвеченная изнутри бирюзовым сиянием. Светлый волос внутри, принадлежавший, естественно, Драко, было заметно на просвет. Колба доплыла по воздуху до мага, а затем исчезла в кармане сюртука, дожидаясь своей минуты.
Люциус вызвал двоих домовиков и негромко отдал приказание. Спустя мгновение на столе появились два высоких бокала, и один из эльфов, почтительно поклонившись хозяину и его гостю, удалился.
- Сию же минуту вам приготовят комнату и соответствующую одежду. Насколько я понимаю, у вас ведь именно женский волос? Чтож, отлично. У нас довольно часто на каникулах гостит юная мисс Паркинсон, так что несколько комплектов школьной формы в вашем распоряжении. Я же, как вы наверняка поняли, приму облик моего сына.
Трансфигурировав одно единственное кресло в этом скрытом помещении в пару изящных стульев, Малфой предложил гостю присесть. В запасе было приличное количество времени, и было необходимо решить пару важных для дела вещей. Вернувшись к очагу, маг заклинанием медленно перемешивал зелье. Вопрос мистера Крауча заставил его задуматься.
Помню ли я?
О да, он отлично всё помнил. Люциус, обладая природной брезгливостью и абсолютным нежеланием быть замешанным во что-то противозаконное, довольно долго умудрялся сохранять собственные руки чистыми. Ну, относительно чистыми. Он предпочитал не убивать своих поверженных противников. Вместо этого маг получал почти эстетическое
удовольствие, наблюдая, как под его заклинаниями жертва теряет рассудок от боли и молит прекратить. Кто-то сочтёт это слабостью, но не истинный ценитель. Если говорить непосредственно об убийствах, то самая первая семья одного из мракоборцев в полном составе была мертва именно от его палочки. Фамилию он сейчас и не вспомнил бы, так как это было слишком давно, но и забыть окровавленные тела в маленьком особняке на окраине Лондона было крайне сложно.
- Конечно я помню тех полукровок.
Внезапно мужчина стал серьёзным. Подойдя к Бартемию, Малфой опустился на соседний стул и внимательно посмотрел на своего собеседника.
- Лорд не дал никаких чётких указаний, относительно того как именно проводить занятия. Однако, я считаю, что заставлять детей тренироваться друг на друге - крайне нежелательно. Нельзя забывать про фактор внезапности. Любой неконтролируемый выброс магической энергии во время боевого заклинания - и мы можем потерять будущего бойца. Также я полагаю, что рано давать им практиковаться на людях. Магглов и прочего отребья, конечно, хватит на всех, но для первого занятия, мне кажется, это слишком.
Волшебник почувствовал оттенок сомнения в глазах Бартемия. Конечно, Малфой по прежнему оставался отцом Драко и безопасность сына была для него превыше всего. Но не только этим руководствовался Люциус - причина была на виду. Переправить в Хогвартс несколько магглов, да ещё и в бессознательном состоянии было бы довольно проблематично. По крайней мере, на данном этапе времени, когда школе уделяется столько внимания от Министерства. Он надеялся, что Краучу эти детали нет никакой нужды объяснять.
- У меня есть альтернатива, Бартемий.
Змеиная улыбка не предвещала ничего хорошего, когда маг повернул голову ко второму домовику, всё ещё находящемуся в помещении и боязливо застывшему в углу.
- Petrificus Totalus!
Коротко пискнув, эльф словно одеревенел и упал навзничь. Малфой улыбнулся и с помощью "Levicorpus" переместил подвешенного вниз головой домовика ближе, для более удобного рассмотрения.
- Смотрите, Крауч. Превосходный материал для отработки заклятий. Самое удобное, что он мне полностью подчиняется, поэтому не сможет контратаковать или исчезнуть. Без моего приказа этот слуга не двинется с места.
Плавное движение палочкой, и домовик, парализованный и удерживаемый в воздухе заклинанием, переместился и завис над горящим очагом. В огромных, распахнутых от ужаса глазах, виднелась боль и страдание.
- Одно движение, друг мой. И на одну крысу в этом мире станет меньше. Какая ирония...
Словно залюбовавшись зрелищем, Малфой на мгновение замер. Впрочем, этот домовик не заслужил наказаний, поэтому маг буквально сразу же убрал его подальше от огня и, отменив действие заклинаний, небрежным кивком отпустил поскуливающее создание с глаз долой.
- Я больше чем уверен, что никто из этих детей не решился бы не то что на убийство  какого-то там маггла, они пока что не в состоянии даже это создание отправить в мир иной. Поэтому пусть на них пока и практикуются. И в Мэноре, и в Хогвартсе эльфов предостаточное количество. Больше или меньше на пару штук - никто не обратит внимание. Подумайте, Барти, и скажите своё мнение.

Малфой размеренными движениями продолжал колдовать над зельем, доводя его до совершенства. В таком искусстве не может и не должно быть никаких погрешностей, иначе изменения могут быть необратимыми.
Стоя вполоборота к Бартемию, маг время от времени поднимал на него глаза и отвечал на появляющиеся вопросы.
- Конечно, часть зелья мы возьмём с собой. Всё же, нам предстоит пробыть в чужом облике до позднего вечера, пока в Хогвартсе не закончатся все основные занятия. Да и, насколько я осведомлён, сейчас в замке преподают Аластор Хмури и  другие мракоборцы. Тем более следует соблюдать осторожность.
Скользнув взглядом по совершенно спокойному и уверенному лицу Крауча, Люциус усмехнулся.
- Впрочем, не мне говорить вам об этом.
Задумчиво выслушав соображения Бартемия, он в очередной раз удивился способности их общего Господина выбирать себе верных последователей. Никто, из тех приближённых к Лорду, кого он знал, не отличался отсутствием мозгов и здравого смысла. Конечно, это могло и настораживать, ведь все они по сути были орудиями в руках самого великого мага современности, но что это за оружие, которое обдумывает приказы и решает, как и для кого лучше поступить? Однако, именно благодаря этому и он, и Барти, и многие другие сейчас были живы и жили в своих домах, а не в застенках Азкабана.
- Именно! Именно психологии убийцы как раз и нет сейчас у этих юнцов. Да и откуда бы ей взяться? Вряд ли даже самые ярые последователи Господина учат своих детей убивать. И это обычно не входит в школьную программу. По крайней мере, не в ту, что преподают эти остолопы в Хогвартсе.
Маг усмехнулся. Как всегда, он не собирался полностью делиться с Краучем своими  соображениями, в избытке у него имеющимися. С большинством принимавших вчера метку он был знаком чуть ли не с их рождения, поэтому примерно представлял себе, что можно ожидать от каждого. Среди них были те, в чьей решительности и готовности идти за Лордом, подчиняясь его приказам можно было не сомневаться, хотя и они себя в деле ещё никак не показали. Но были и другие. Взять, к примеру, того же мальчишку-Нотта, чуть не сорвавшего всю церемонию посвящения. Впрочем, свои сомнения мужчина не озвучивал ещё и потому, что прекрасно знал, в какой ситуации оказались слизеринцы. Будучи заложниками собственного положения, они действительно не имели практически никакого выбора, связанные по рукам и ногам семьей, и долгом. Призрачной, неоднозначной альтернативой могли обладать взрослые, такие, как Северус, не имеющие родственников, друзей и чего бы то ни было ценного, кроме, разве что, собственной жизни.
Поэтому, “сюрпризы” вполне могли случиться, но именно поэтому воспитание и обучение будущих полноценных пожирателей поручили не рядовым, бездушным убийцам, которых вполне хватало в их рядах, а людям, которые вполне могли манипулировать окружающими. Не сказать, чтобы Малфой был знатоком детской психики, но в этом и заключалась их миссия – превратить пусть и старшеклассников, но все же школьников, во взрослых, уверенных в себе магов. Они должны были научиться принимать решения, когда это будет требоваться, и в то же время не оспаривать чужие приказания. Дело было заведомо сложным, и он не имел по этому поводу никаких иллюзий.
Глянув на древние позолоченные часы, маг разлил зелье по нескольким колбам, оставив примерно половину для их превращения. Запечатав колбы, он убрал их в небольшую аккуратную дорожную сумку. Это то, что они возьмут с собой. Затем повернулся к гостю.
- Чтож. У нас в запасе ещё имеется некоторое время. Сейчас слуга проводит вас в комнату, а позже я приглашаю вас присоединиться ко мне за обедом.
Короткий вежливый кивок головой и в ту же секунду в дверях кабинета показался домовик, так же склонившийся в поклоне.