- А что может делать такой симпатичный молодой человек под столом, да ещё  и около твоих коленок, Рев? Явно ж не булочки есть.
Эту реплику Ревекка решила пропустить мимо ушей, лишь хмуро глянув на Ричи всем своим видом показывая, что ее сейчас лучше не злить.
Все ее внимание в данный момент было обращено на рыжеволосое чудо в хыфалпафской форме. Рев смотрела на него по верх мятой газеты, которая то и дело грозилась сложиться по полам, и девушке, раз за разом приходилось ей грозно встряхивать, что бы выпрямить. А вот внимание чуда похоже занимало все что угодно, но не мисс Карим в праведном гневе. Гагарин, так вроде Кут назвал его, перепугано соскочил с коленок Финиганна, чем того похоже огорчил. Добрая душа, Шэймус, хотел даже оттереть рыжеволосое несчастье от пыли и грязи, но не тут-то было......новый знакомый отскочил аж на середину прохода, толи что-то говоря, но беззвучно, толи просто хватая ртом воздух.
Финиган на нее внимания не обращал, новый знакомый извиняться не собирался, и Рев разобижено уставилась в газету, сразу же наткнувшись глазами на статью о Викторе Краме. Заинтересованно пробежав статью глазами, и даже на какое-то время, забыв про свою вселенскую обиду на друзей и младшекурсников, Ревекка подняла глаза на слизеринский стол, ища там подругу. Уж очень приспичило выспросить подробности, и вообще узнать, правдива ли статья или нет.
На бурчание Ревекки по поводу того, что она никому не нужна, Ричи отреагировал не принимаю во внимание предыдущий хмурый взгляд.
- Реви, ты прекрасно знаешь, что нужна всем нам. Ну у кого мы сможем увидеть такие симпатичные коленки?
За что и получил увесистый удар газетой по уху, когда многозначительно показывал на свои часы и со слезами в голосе жалел владельца закрытого министерством секс-шопа.  С чувством выполненного долга Рев развернула газету и продолжила, с самым невозмутимым видом, свое ознакомление с прессой.
- Пойдёмте скорее. Опаздывать на первое занятие в семестре - это моветон, господа! Догоняйте!
Ричи просто напросто испарился с лавки, уносимый ураганом Финиганом в направление кабинета по магловеденью, гордо рея на ветру, как британский флаг.
- Нам все равно в разные стороны. – Крикнула она гриффиндорцам в до гонку, и опустив газету внимательно посмотрела замершего неподалеку Гагарина. – Нуууу….? - Протянула она сворачивая газету в трубочку.
Хафалпафец стойко молчал, и молча стоял….
- Пошли что ли. – Она поднялась на ноги, подхватив сумку и яблоко из полупустой вазы для фруктов.
- Я Ревекка. – Представилась она, проходя мимо рыжеволосого чуда.

==> на лекцию по ЗоТИ

завтрак.
не видать вам Живоглота.
и пирожков тоже.
  Вообще-то Рон не спал. Да-да, совершенно. Ни чуточки. Все это время он бдил. Ну и что, что лежа. Префект всегда должен оставаться в трезвом уме и твердой памяти, чтобы не-дай-дядюшка-Мерлин-что-нибудь-произошло. Ну так вот, а сейчас его немного помятое лицо, топорщащиеся в одну сторону рыжие волосы, а так же сладкие позевывания полностью подтверждают все вышесказанное.
  Рон бодрым шагом скакал в на завтрак, изредка подпрыгивая и бубня под нос какой-то не особо ритмичный мотив. Перспектива поесть для него была тем самым лучиком света, ради которого можно пережить массу катаклизм, вроде носатых дядюшек Снейпов или усатых Живоглотов(насчет пауков точно не известно, но, возможно, и их тоже).
  Очередной раз зевнув, парень токнул дверь и оказался в священной объедаловке. Там было полным-полно народу, поэтому Рон для солидности придал переходящий по наследству лик Перси(довольно кислая морда, надутые щечки и выпяченная колесом грудь) и прошелся к столу гриффиндора. Каких сил ему хватало не бежать туда резвым соплохвостом, сбивая всех на своем пути, не знает никто. Ну что ж, такова его доля-каждодневно совершать героические поступки и получать за это тролли по трансфигурации. Кстати, о уроках. Сегодня было маггловедение. Не то, чтобы Рон был рад, урок и его природная лень все-таки, но именно на этом уроке можно было хоть немного расслабиться. Первые пять минут. Потом преподаватель предмета, профессор Фёрс, наслышанная о сумашедших подвигах батюшки Рональда, начнет трясти его почем зря. "Ну все равно,-убеждал Рон себя, подпитавшись за время неусыпного "бдения" оптимизмом,-все равно все будет хорошо и я доживу до ужина". Ужин нравился нашему прилежному ученику во сто крат больше, поэтому приняв блаженное выражение полного смирения и спокойствия, он прямо-таки с королевской осанкой воссел на свое место, пред тем требовательно притянув побольше блюд с почти нетронутой взволнованными сокурсниками едой.
  Было кощунством прерывать Рона в такой священный миг, как поглощение еды. Именно миг, потому что Рон ел с устрашающей для подростка скоростью, благо, не пытаясь рассказать окружающим, как он проголодался(хотя, он все-таки общительный малый, и несколько гриффиндорцев пали бесславной смерю от картошки, что была щедро им залеплена в самые непотребные места. Но, поверьте, все могло сложиться намного хуже, так что не будем устраивать поминки сим воинам).
  Когда первая аза "Бон очень голодный" прошла, и наступила вторая, уже менее опасная "Бон голодный", Рон украдкой огляделся, не выпуская из рук ложку. Увиденное его ни сколечка не удивило. Вокруг гриффиндорцы. Эка невидаль. Друзья повсюду. Еще более привычное и приятное зрелище. Мдо. На этом грандиозные наблюдения закончились, и Рон активно стал переходить на фазу номер три, в которой всегда прибывал "Бон вроде и голоден, а есть уже нечего".
  Выдав что-то гениальное вроде "А вот и мы"(только сказано оно было на ломано-роновском языке), Рон как объевшейся сметаной кот поморщился и потер пузико, а потом так же внезапно вскочил с места, явно собираясь куда-то и делая при этом ужасно сосредоточенное выражение лица. Выполнив все-таки свою миссию по сбиваю людей(их насчиталось около трех, но еще не вечер), Рон что-то пыхнул извиняющее в ответ, подхватил пирожок, одиноко лежащий на блюде и упрашивающий не оставлять его, сумку с учебниками и покинул зал. Впреди его ждала лекция.

гостиная Рейвенкло ==>

Чертовы коридоры. Чертова библиотека, которая почему-то оказалась так далеко. А ведь всегда была под рукой: самое близкое помещение к башне Рейвенкло. И не зря – все по тому, что ученики факультета слишком любили читать. И чертова гостиная, которая как ни кстати оказалась занята. И что больше всего тревожило Оуэна – что их увидели. Прямо-таки не выходило из головы то ощущение, что их застукали, будто бы они поджигали ковер в гостиной или рисовали мелом на паркете. Ощущение, что их слышали – слышали то, что как бы не следовало, что их видели – опять же видели то, что не следовало. И как Грин мог допустить такую оплошность? Вроде бы всегда был достаточно внимательным, а тут… не заметить постороннего в углу комнаты… ладно. Выбросить из головы. Выбросить! Есть еще шанс, что их не видели, ведь в гостиной была достаточно высокая спинка дивана, что спасало и подавало надежду. А что самое интересное… Энди, кажется, это ни сколько не волновало. Это смущало и заставляло задаться вопросом – почему? Почему его ни сколько не волнует, что их могли увидеть? Ведь Грин, буквально как ошпаренный, отпрянул от него и постарался убежать и скрыться, а Лейшес как ни в чем ни бывало. Сам про себя сему факту Грин очень удивлялся.
Пока они чуть ли не бежали, - надо сказать весьма бесшумно, - в направлении библиотеки, они не перекинулись ни малейшим словом. Ни единой фразой. Будто пообещали друг другу не произносить ни слова, пока не дойдут – просто шли и дружно молчали, даже не оглядываясь, идя друг за другом по безлюдному коридору. Наконец, спустя несколько минут, преодолев поворот, - и как обычно, Грин чуть не врезался в стоящие доспехи, - перед ними возникли огромные тяжелые двери. Двери оттолкнулись и заскрипели, создавая лишний шум в коридорах и самой библиотеке. Слава всем небесам – там ни кого не было. Библиотекарша, видимо, ушла спать в свою коморку, так что стояла полнейшая тишина и только свечи тускло светили на столах между стеллажами с книгами.
Они приметили глазами в самом дальнем углу библиотеки несколько кресел около камина, который благодаря заботливым эльфам, все еще потрескивал в его каменой кладке. Оуэн до сих пор чувствовал дикий стук сердца от волнения: на минуту показалось, что разорвутся сначала ребра, а потом уже и рубашка, которая была только день назад постирана. А Энди все оставался совершенно невозмутимым, что даже несколько тревожило Грина – для него это в порядке вещей? Его совершенно не волнует, что могут подумать про него другие, если те две девушки в гостиной все видели и слышали? Его что, вовсе не волнует, что их попросту могут выгнать из школы?
«Ну он всегда был немного того. Должно быть, для Лейшеса это действительно в порядке вещей… а я не могу так», - стыд ли испытывал Оуэн? Возможно, так оно и было. Сложно дать описание тому, что заставило его буквально подорваться с места и убежать туда, куда привели его мысли.
Рейвенкловец сел в кресле, поджимая под себя одну ногу, и отвернулся в сторону.
- Меня больше волнует то, что произошло в гостиной. Тебя разве нет?
«Это он пытается меня успокоить? Успокоить тем, будто мысли от близости с книгами, куда-то улетают и избавляешься от их неприятных представителей? Ни черта подобного», - хорошо, что этого он не сказал вслух. Грин просто продолжал смотреть в сторону: взгляд уперся в полку с книгами, названия которых в тусклом свете было просто невозможно прочитать.
Безусловно, будь ситуация хоть немного другая, он бы, возможно, испытывал то «волнение», которое испытывал Энди при приближении к книгам и самой библиотеке. Сам Грин любил читать, бесспорно… но, кстати говоря, в библиотеке не был уже давно. Последние две недели ему вполне хватало учебников по всем предметам, да и каникулы. На которых он чуть не умер от скуки и желал поскорее вернуться в школу. Вернуться к одному человеку, который теперь уже знает все.
- Неужели тебе совершенно наплевать на то, что нас могли увидеть? Услышать? Как думаешь, этим девчонкам ничего не покажется странным?  - он старался говорить как можно тише и мягче, но почему-то получалось с трудом.

Да легко сказать «успокойся», когда тебя внутри всего трясет и все сжимается. Когда захватывает дыхание и голос становится чуть ниже, чем обычно. Оуэн бросил взгляд в сторону Энди и на его руку, сжимающую его ладонь. Будто ободряюще.
Он не волнуется. Он не волнуется?! В порядке вещей значит. Или просто наплевать, что следовало бы и Грину сделать. По поводу таких мелочей вовсе не стоит переживать, ведь это все такие глупости, от которых можно спокойно убежать и отмахнуться, даже не вспомнив о таком конфузе. Грин ни чего не ответил, он вытащил свою ладонь из под руки Лейшеса и обнял поджатую ногу покрепче.
«Сам Волдеморт? Ну да-да», - все его мысли были наполнены не пойми откуда взявшимся скептизмом, и аж самому было непривычно от таких вещей. Редко такое бывало, когда Оуэн передергивал про себя собеседника, это прерогатива слизеринцев, да и то они вслух бы сказали все, что думают. Всю грязь они бы спокойно вылили, совершенно не стесняясь. Оуэна же смущали даже мысли такого рода. «Надо расслабиться. В конце концов, ни чего такого уж серьезного не случилось, ни кто не умер, надо привести свои мысли в порядок», - подумал он, провожая взглядом Энди, ходившего туда-сюда возле кресла.
А ведь рейвенкловец говорил совершенно правильно, только вот мириться с этим вовсе не хотелось. Он не может оказаться прав! Все так просто не разрешается, одними словами и простым выкидыванием из головы дурных мыслей. А быть может Грин просто накручивает себе проблемы. Лишние, которые мешаются, толкаются и борются за первенство в его голове. И, может, он слишком эгоистичен полагая, что только сам он может быть прав. И разбираться в нем самом ни кто не сможет лучше, чем он сам. Оуэн встряхнул головой, будто бы хотел, чтобы весь этот бред попросту высыпался из его головы: ну хоть каким-то путем освободиться от мыслей.
- Этот груз тебе может лишь показаться легким, потом могут начаться серьезные проблемы, это понимаешь? – сам Грин все прекрасно понимал. Конечно, стоит наслаждаться моментом, насыщаться им и не давать всяким мерзостям его нарушить. Но в то же время жестокая реальность может быть пострашнее всех этих мешающихся мерзостей. Она будто на момент дарит крылья, а потом исподтишка поджигает, чтобы было больно и чтобы самому с огнем было трудно справиться – надо ведь оглянуться.
Они были разными, да. И это не изменить, да и сам Оуэн меняться вовсе не желал, разве что было бы неплохо избавиться от парочки фобий, робости и детства, которое преследовало его по пятам, наступая на подол мантии, утягивая назад. Взрослеть вовсе не хотелось – сталкиваться с этим слишком серьезным миром, в котором мило улыбаются достаточно редко. Но в то же время оставаться в розовых очках, которые заслоняют тяжелый воздух – тоже малоприятное занятие. Остаешься между двух огней, которые и мешают, и одновременно оба притягательны.
«Не следовало мне ни чего говорить. Вот как все меняется от каких-то трех слов», - он неуверенно посмотрел на Энди, который мягко касался пальцами его лица, что заставляло Оуэна уже чуть ли не вернуть свои слова обратно, которые были в мыслях.
«Я веду себя как ребенок», - в ту же секунду пролетели мысли. Он облокотился о спинку кресла, тем самым отрываясь от ладони Энди. «Накручиваю себе лишнего. И да, я бы тоже хотел не бояться, но не могу. Это все слишком. Для меня. Повитал в облаках и хватит».
Оуэн встал с кресла, проходя к противоположному стеллажу. Каждый его шаг был настолько тихим, будто бы в помещении ни кого не было. Будто спали даже книги, не издавая ни малейшего шороха.
- Энди, я, наверно, был не прав тогда, в гостиной.

- Не кричи, - тихо сказал Оуэн, вздохнув.
На самом же деле, он сам готов был закричать диким воплем оттого, что просто не в состоянии принимать вещи такими, какими они есть. И что да, тяжело сталкиваться с проблемами. Да, их тоже будет не мало на пути, но ведь стоит взять дорогого тебе человека за руку и всё, всё можно преодолеть. Пусть будет сложно. Пусть опасно или же не с первого раза. Пусть. Иначе останешься ведь ни с чем, верно?
Но Оуэн все продолжал сомневаться. Давно пора задвинуть свой страх куда подальше. Задвинуть свою робость, неуверенность, вечное «а вдруг». Но это сложно. Сложно перебороть себя и свой характер, что оставалось на первом месте. Бороться с самим собой так сложно. Одновременно, бороться со своими чувствами тоже не так легко. Раздирающее сердце напоминает о себе гораздо чаще и становится еще больнее, нежели от задетой гордости. Или же одинаково? Этого Грин ни как не мог понять. Все слилось воедино, и чему верить, а чему нет… тяжело принять решение.
Энди возможно не заметил, как помрачнел. Как появилась в нем злость и некая агрессия, как его только что улыбающиеся губы тронула кривая линия. Ему было обидно? Возможно, Грин слишком много болтал. И частенько говорил то, что не следовало просто по тому, что это было у него в голове. Вырывалось самопроизвольно, он этого не хотел. Глядя на измученное лицо Энди, Оуэн уже готов был взять свои слова обратно. Те, последние слова, что так задели Лейшеса, от которых он так резко переменился в лице и движениях.
«Прости, прости, я не хотел так говорить… что же делать, черт возьми?!», - кувырки мыслей, взлеты и падения эмоций, усиленное биение сердца, ощущение того, что вот-вот он может потерять что-то, ради чего он все еще жил. Казалось, что это на расстоянии вытянутой руки, но косо сказанное слово может увеличить это расстояние на многие километры. «Я многого боюсь, Энди, как ты не понимаешь! Того, что все это сон, того, что в школе поползут слухи. Того, что все это лишь бред. Что это твой пьяный бред, ведь бутылка около дивана стояла явно не просто так. Да и так внезапно и так неожиданно… когда так резко меняется жизнь конечно, еще как пасуешь». Лейшес подошел к нему ближе, упираясь с обеих сторон руками в полку. Взгляд будто резал глаза. Будто рассекал все, на что он устремлен. Энди явно не нравилась ситуация, он если не старался ее исправить, то хоть пытался понять, почему она возникла. Оуэн опустил взгляд вниз судорожно соображая, что же такое ему сказать. Однако куча сомнений все еще его не покидала, царапаясь внутри и цепляясь за душу. Под стук сердца уже давно нельзя было играть на пианино: метрономное биение прекратило свое существование.
- Много чего, Энди. Мы же разные, ты сам говорил, тебе не понять, - он старался говорить как можно спокойнее, но голос постоянно срывался на громкий шепот. Железные нервы ржавеют, и даже у одного из самых спокойных людей в Хогвартсе они могут отказать полностью. Всего лишь из-за одного случая.
Парень отшатнулся, как ошпаренный. Да, действительно, Оуэну не следовало говорить последние слова. Сначала говорить такое, а потом брать свои слова обратно… это подло. Это низко, это просто ужасно. Что сейчас чувствовал Энди, Грин даже представить не мог. Сам бы, наверно, убежал, или привязал сказавшего такое за галстук к стулу, перекрывая основную часть доступа кислорода.
«Что мне ему теперь сказать? Что я опять жалею о своих словах? Ох, дружище, надо научиться сначала думать, а потом говорить. И не отказываться от слов по сто раз на день, при чем от одних и тех же слов, противореча самому себе. Какой же ты дурак, Грин, просто ничтожество и полнейший урод!»
- Господи, Энди… мне очень тяжело. В голове у меня такой ураган мыслей, что если я тебе все сейчас выскажу, ты мне просто дашь в морду, - он посмотрел в сторону парня, который был весь на нервах, срываясь то на крик, то на дикий шепот. Видимо совладать с собой не так хорошо получалось не только у самого Оуэна. Наверно, лишь в этом они и были похожи. Слишком меняющиеся эмоции и просто взрыв.
- Я в том смысле, что… черт, я не знаю. Не знаю! Я запутался, конкретно, - он неотрывно смотрел на предмет своего обожания, стараясь хотя бы взглядом донести, что ему сейчас невероятно сложно. Что словами все сомненья и мысли просто не выразишь. Ему надо крепко подумать. Вообще не стоило все это говорить. С самого начала. Еще в гостиной. Когда то, что ты чувствуешь не афишируется и принадлежит лишь тебе – так гораздо спокойнее.

Сложно понять Грина, если учитывать тот факт, что иной раз он сам себя не мог понять. Глаза испытывающее уставились прямиком на Оуэна, будто выжигая все те сомнения, которые таились в нем. Было тяжело выдерживать столь пристальный взгляд на себе – хотелось как-то спрятаться, избежать его встречу с глазами Энди, который неотрывно смотрел на него, буравя своим взглядом. Энди не на шутку злился: хотя бы по одному только тону можно было определить, что тот буквально закипает от гнева – шипит, сощуривает глаза и пристально изучает его лицо, будто ища в нем какое-то оправдание глупым словам Оуэна. А они и вправду были на столько глупыми, что Грин сам не мог объяснить себе причину их возникновения. И как обосновать свои слова тоже не представлялось.
Судорожно соображая и выискивая хоть какие-то соображения и повод для оправдания, - ни как иначе это нельзя было назвать, - Грин увел глаза в пол: было просто невероятно тяжело испытывать немилый взгляд дорогого человека. «Соображай, глупый, соображай. Надо как-то обосновать свои слова, чтобы было все доступно и ясно. Но как это сделать, если то, что внутри меня просто подает сигналы, а слов для объяснения просто невозможно найти?», - рейвенкловец старался соображать быстрее: может посыпаться еще куча вопросов, на которые, опять же, он не сможет найти ответа. Хорошо хотя бы на один дать ответ.
- Я..., - но парень не успел договорить, а мысль, кажется, потихоньку сформировалась и была готова стать высказанной. Хоть, как обычно, получилась полнейшая чушь.
Посыпалась новая порция вопросов и совершенно невероятных выводов и догадок: Грин ему не доверяет? Парень опять задумался: так ли это? Возможно, вполне. Быть может, его до сих пор смущал запах виски, исходивший от Энди и та бутылка, которая осталась в гостиной, спрятанной за диваном. И до сих пор казалось, что это все слишком похожий на реальность сон: ты лежишь в мягкой прохладной постели с задернутым пологом, и через тонкую щель протискивается луч света от Луны. И ты всего-навсего крепко обнимаешь подушку, а не Энди.
Оуэн весь сжался, понимая, что такая реакция на этот вопрос может выдать его с потрохами. Более того: Оуэну вовсе не нравился тот агрессивный взгляд Энди, с которым он высматривал правду в его глазах. Не нравилось то, что его пространство нарушили насильно, прижимая к книжной полке и не давая возможности повернуться и сделать глубокий вдох – будто бы он был зажат между правдой и ничем: то, что ждет его, если он не сможет сформировать тот бурный поток своих мыслей.
Энди резко поднял его пальцами за подбородок. Тут на мгновение Оуэну показалось что да, сейчас он как раз получит в морду, ведь все состояние Лейшеса предвещало именно этот поступок. Он уже приготовился было принять удар и, возможно ответить, если это понадобится, как такая резко возникшая агрессия сменилась на противоположную ей нежность. Легкие поцелуй, едва задевший губы – и от былой агрессии не осталось и следа. Все будто бы вернулось: гостиная, мягкий свет в той комнате и тихо свистящий и потрескивающий огонь в камине. Рука легко обняла его, прижимая к себе, без намека на былую грубость. «Этот парень меня скоро сведет с ума. Со своей головой я и так не дружу. Кажется, придется прекратить дружбу и со своим сердцем», - он думал, что сердце, размером всего лишь с кулак его владельца, способно выпрыгнуть из груди, разорвав ребра и покатиться в сторону камина, где благополучно превратится в пепел. Для чего оно нужно, если не пользоваться им по второму назначению – любить? Разгоняет кровь оно просто отлично: возможно Энди даже чувствовал через тонкую рубашку Оуэна его учащенно биение.
«Как донести до него все простыми словами? Как не споткнуться и не оступиться, наступая на свои же ошибки, которые преследуют меня? Как подобрать слова?», - в промежуток между объятьями размышлял рейвенкловец. Он нервно улыбался, но только так, чтобы Лейшес этого не видел. А то подумает, что Грин вовсе психически нездоров. Оуэн отпустил книжную полку, в которую буквально вцепился пальцами до боли, и нерешительно обнял Энди.
- Энди, ты задаешь слишком много вопросов. Ты же должен понимать, что я не в силах ответить на все из них. У меня одно лишь желание – рассказать тебе все. Но знал бы ты, как дьявольски сложно это выразить словами. Ты видишь? – Грин чуть оттолкнул Лейшеса от себя рукой, поворачивая его голову в сторону окна, за которым уже теплилось зимнее утро. – Уже рассвет. Мне кажется, что я сейчас проснусь. Мне кажется, что это все сон сумасшедшего, понимаешь? Ведь я до сих пор не могу поверить в то, что я тебе тогда сказал. Что я люблю тебя. Я бы так никогда не сказал в здравом уме. И не потому, что это не так, - Оуэн заглянул ему в глаза. – Все лишь по тому, что мыслей-то в голове у меня много, но сил высказать их не всегда хватает. Я стараюсь с этим справиться, и вот – один шаг вперед в сторону прогресса, и мне все равно кажется, что я не мог так сказать.
Оуэн на секунду замолчал, устремляя свой взгляд в дальний конец библиотеки. Неужели он все рассказал? Почти все высказал? Нет, еще не все, надо собраться в последний раз.
- И еще мне кажется, что ты слишком много пьешь. Оттого я все принимаю слишком всерьез. Эта дорожка, по которой я иду, слишком извилистая и запутанная. Я заблудился. И еще. Эти две девчонки в гостиной... если завтра об этом будет знать вся школа, я... я даже не знаю. Мне страшно.
Оуэн выговорившись, глубоко вздохнул. Теперь страхов осталось чуть меньше. Возможно Энди ему все объяснит. И пусть даже если это был всё всего лишь сон, - такой сладкий и приятный, - пусть уж лучше будет так, нежели сумасшедшая реальность, которая потом обрушится и свяжет по рукам и ногам, жестоко пиная в бока. Которая посмеется его наивности и толкнет в спину.

Так странно себя чувствуешь, когда тебя пытаются в чем-то убедить, что-то объяснить. Чувствуешь себя маленьким ребенком, который смотрит на родителей выразительными голубыми глазками, хлопая ресницами с вопрошающим видом. При этом тебе объясняют совершенно элементарные вещи, до которых ты по какой-то причине сам догадаться не смог бы. Именно так сейчас и ощущал себя Грин – смотрел на Энди заинтересованно, вопрошающе, с неподдельным удивлением. Будто все то, что он только что сказал, было для него совершенно ново и неизведанно. Открыл сам для себя Америку, что называется.
«А во сне можно почувствовать физическую боль, не говоря уже о моральной или душевной?», - подумал Оуэн, прикрывая слипающиеся глаза.
Как-то раз ему снилось, что он умирает. Это было на столько реально и по-настоящему, что он проснулся от чувства, что сейчас захлебнется собственной кровью. Ему тогда снилось, что его тело рассекают ножом. Снова и снова переживаешь невероятный фонтан эмоций. Это как будто теряешь все то, что тебе дорого. Невероятное опущение сил, чувств. Будто бы все пропало, ждать больше нечего, его время истекло. И такое ощущение посещало его на протяжении всей ночи по мере того, как он чувствовал, как грудь рассекает острый нож.
Оуэн очнулся от своих мыслей чувствуя, что его довольно ощутимо ущипнули за руку.
Он понимает. Лейшес хотя бы понимает его - значит Оуэн не просто так старался, выжимал себя и выворачивался на изнанку с целью донести до него все то, что так раздирает изнутри. Грин слабо, скорее даже нервно улыбался. Как полнейший придурок, который не знает, доверять ли человеку.
«А с какой это стати я так скептически отношусь к его словам? Разве есть повод ему не доверять? Что за глупости? О чем я вообще думаю?» - Собственные мысли, порой, просто поражали Грина. Как можно додуматься до таких глупостей? Да и как можно вообще позволить себе так думать о том, в ком никогда не сомневался, а сейчас почему-то не доверять?
Дальше Оуэн слушал просто затаив дыхание. Боясь развеять то, что было на расстоянии вытянутой руки. Он часто мог не верить тому, что услышал, ведь слова, проходившие через его непонятную голову, часто принимали совершенно искаженное значение. Сейчас же он просто не верил своим ушам. Слышал ли он действительно то, что ему сейчас говорил Энди? Или это опять его слишком разыгравшаяся фантазия, которая исказила смысл сказанного, особенно под утро, когда голова уже вовсе отказывалась думать? Но этим глазам, которые в упор смотрели на него, - будто могли разговаривать и губы Энди не произносили ни слова, - не поверить просто невозможно. Сердце уже сто раз сделало сальто, опустилось в пятки и поднялось вновь на свой уровень, отчаянно пытаясь вырваться на свободу. Подальше от того жаркого июля, который так быстро пришел на смену прохладному апрелю. В такие моменты, конечно же думаешь, что это самые сильный чувства, которые ты когда-либо испытывал. И ты невероятно благодарен тому человеку, который дарит тебе эти чувства, открывает глаза на них и показывает свою правду – легкую и без сучка и задоринки. Вовсе не твоя реальность, которая вся в закоулках с опасными взлетами и падениями. В реальности любимого человека лишь взлет под небеса и прямая дорога в манящую неизведанность.
Оуэн глупо улыбался – иначе ничего он сделать не мог. Слов-то не хватает. Ему их всегда не хватает, это закономерность, которую избежать нельзя. Будто проглатываешь язык и захлебываешься фонтаном переполнявших чувств и эмоций.
«Да я просто сумасшедший», - подумал Оуэн, чувствуя в своей руке тонкие и теплые пальцы Лейшеса. Молчание затянулось, пока Грин думал, что ответить Энди на такое. Он лишь с наслаждением перебирал пальцы парня, продолжая совершенно наиглупейшим образом улыбаться.
- Ты мне так дорог, что просто не представляешь даже как. Я не думаю, что у меня хватит слов все сказать. Так, как это легко и просто вышло у тебя, - Оуэн хоть так и говорил, однако видел, с каким усилием все это говорил Лейшес. Видимо и ему не так просто подбирать слова, которые в обычной ситуации льются из него водопадом. Но противоречие в мыслях и речи Оуэна встречалось довольно часто, поэтому он даже не обратил на это внимание. Рейвенкловец лишь с силой сжал ладонь Энди в своей руке, притягивая к себе, сокращая расстояние между их губами, чувствуя его запах так близко, что на момент показалось, что он потеряет голову. Он чуть ли не остервенело, с жадностью целовал Энди в губы, опасаясь лишь за полку с книгами, на которую теперь облокачивались уже двое.
Солнце уже всходило – тонкий лучик ослепительного зимнего солнца упал прямо на глаза, заставляя проснуться от длинной ночи, за которую успел перевернуться весь мир и все представления о нем. А главное, что такое может сотворить один человек. Подумать только.

Было впечатление, будто всё это время Оуэн просто не умел дышать, а сейчас наслаждался воздухом и наполнял ими легкие с жадностью, глотая воздух порциями, будто горячий кофе – его любимый утренний напиток. Он прекрасно знал, что силой мысли и из мыльных пузырей можно создать настоящие облака, но это будет только в твоём воображении, хотя большего и не надо.  А тут хотелось буквально вслух сказать, что и в тонком слое мыла, переливающегося на свету, образующего шарик, можно увидеть то, что хочешь. Сейчас же ни чего говорить не требовалось. Казалось, что слова вовсе не нужны и они оба видят ситуацию одинаково.
На место сомнениям и той куче мысли, которые преследовали Грина на протяжении того времени, как они покинули гостиную, не осталось и следа. Было только слепящее глаза солнце, которое поднялось на уровень окон библиотеки и теперь превращало всё помещение во что-то оранжевое, где не четко прорисовывались контуры лица Энди. Хотя всё его лицо Грин знал фактически наизусть, позволяя себе разглядывать его во время занятий, когда тот не видит, либо же, когда Лейшес в очередной раз напился в гостиной, и отрубился, лежа на спине и тихо вдыхая воздух.
Может быть даже, если сейчас Энди попросил Оуэна выпрыгнуть из окна библиотеки – он бы непременно прыгнул. Рейвенкловец бы даже не задумался над тем, что может сломать себе позвоночник или шею, а то и вовсе лишиться жизни. Быть может, это было и глупо и шокирующее безрассудно, - а ведь Оуэн всегда всё тщательно обдумывал, - но над опасностью Грин даже не задумался бы просто по тому, что в данный момент пошел бы туда, куда скажет Энди, и сделал бы всё так, как он попросит. Наваждение, да, минутное, часовое, а то и тянущееся несколько лет, но определенно достигшее своего апогея в данную минуту, когда руки Лейшеса вытащили заправленную в брюки белую рубашку и скользнули по голой спине. Головокружение присутствовало и усиливалось, в этом не оставалось сомнений. Колокольчик звякнул и напомнил, что библиотека оставалась, остается и собирается быть одним из самых приличных мест в школе. Наблюдала за порядком здесь библиотекарша, которая почему-то отсутствовала на рабочем месте к великому удивлению, но одновременно и радости рейвенкловца. И уж тем более не хотелось думать о том, что будет, если в настоящий момент в дверях появится эта женщина. А как-то об этом и не думалось вовсе – последнее, о чем думал Оуэн, так это о мнении общественности, хотя несколько минут назад это было главным приоритетом направлений его мыслей.
Поцелуи опустились ниже, в район шеи, что заставило Грина тяжело выдохнуть и отчаянно стараться сохранять остатки потерянного рассудка и не теряться в пространстве. Энди целовал Оуэна в шею в районе пульса, который как последний предатель выдавал бешенное биение сердца рейвенкловца, хотя руки Оуэна, все это время обнимавшие Энди за шею, чувствовали не меньше волнения в его сердце. Метрономное биение у них обоих давно сбилось, и было похоже больше на какой-то кавардак. «Мы оба просто сумасшедшие, сумасшедшие», - думал парень, касаясь губами мочки уха Лейшеса, чувствуя, как по спине проходят мурашки. «Это надо же было так вляпаться – влюбиться в собственного друга! Так мог только ты, семнадцатилетний придурок», - констатировал он факты в уме одновременно стараясь выкинуть эти бредовые мысли из головы. Его пальцы переплетались с мягкими волосами Энди, одной рукой он повернул голову Лейшеса к себе обратно, возвращаясь к его губам, жадно целуя их. Привкуса алкоголя как не бывало, хотя может Грин просто не обращал внимания на столь незаметный факт.
Какой-то посторонний шум заставил Оуэна отвлечься от губ Лейшеса. Он открыл глаза, - будто просыпаясь от фантазийного сна, - и устремил свой взгляд в сторону источника шума. Часы, бившие десять утра, - Оуэн это понял лишь по тому, что все часы в школе били в десять утра  - время начала занятий в школе. Это означало лишь одно – они проторчали в гостиной и здесь всю ночь, пропустили завтрак и, кажется, собираются пропустить еще и занятия. Солнце невозможно слепило, что аж резало глаза и Оуэн зажмурился, стараясь восстановить дыхание. Он приятно улыбался Энди думая, что он ни на секунду не пожалел о том, что отдал предпочтение именно такому времяпровождению, нежели валяться в спальне и опять стараться не смотреть на соседнюю кровать, где ворочается объект его мыслей. И уж тем более он перестал жалеть о том, что те слова все же сорвались у него с языка. Так не предусмотрительно.
- Десять утра, Энди, - сказал он вслух, проклиная саму фразу и это десятичасовое время. И как он не заметил, что время уже утро, и куда оно все утекло?

Коридоры ==>

На пары он не пошел, словно забыв про них. Наверное, назначат отработки с охочим до младой кровушки Филчем, наверное, все это скажется на его экзаменационной подготовке, но разочаровавшийся во всем мире гриффиндорец просто не мог отправляться на маггловедение и снова, и снова слушать курс «Развеем тысячу и один миф о магглах». Его, кстати говоря, само слово бесило, словно клеймо, словно позор. Когда волшебники возомнили, что они, коим позволено жить проще, чем другим, принадлежат особенному миру? Когда открестились, возведя стены-ловушки и сети лжи? Несмотря на то, что с преподавательницей отношения сложились приятные для обеих сторон - Эш с его мягкой улыбкой иногда мог очаровывать, если бы захотел – предмет вызывал у него стойкий рвотный рефлекс. Как и многое другое в последнее время.
Видимо, еще аукалось похмелье или собственные утренние мысли. Меланхолично покурив в коридоре и не дождавшись хоть какой-то реакции от собеседника, Тюдена понесло на улицу; тщательно обкатанная годами система предосторожностей помогла ему не попасться на глаза кому-нибудь из взрослых и избежать ненужных вопросов, что это, мол, он в урочное время по школе шастает?..
Снег создавал ощущение сказки, навевал воспоминания о детстве, когда, читая книжку, мальчик рисовал воображением далекие страны, населенные порой забавными, порой пугающими жителями.. И теперь он был в такой стране, только принесло ли открытие радость?.. Полудетская улыбка осветила лицо гриффиндорца. Он был один и в чем-то даже счастлив, наедине со своей безудержной фантазией и снежной феерией вокруг. Нескладные ноги понесли парня к озеру, вдруг проверить, замерзла ли вода, и он практически уже жалел однокурсников, запертых в стенах замка. Приторно-горький осадок, сожравший его утро, отступал куда-то на периферию сознания, потому что пока что больше ничего не напоминало ему о.
Утопая по колено в снежных завалах, Эш шагал по тропинке, с детским восторгом оглядываясь вокруг, он ведь уже почти забыл, как сказочно выглядит Хогвартс, присыпанный снегом. Увы, слово «сказочно» нечасто всплывало в его жизни в последнее время. Было холодновато, но когда это нас останавливало? Когда какая-то чертова погода препятствовала школьникам со слегка сорванной крышей плюхнуться в сугроб в непосредственной близости от покрытого коркой льда Озера. Впрочем, сорванная крыша не помешала ему наложить на себя согревающее заклятие. Жизнь была прекрасна, рефлексы условны, истина относительна…

Забавно было лежать в снегу и не замерзать. Благодарите магию. Берешь возможности, плати за них отчуждением, не свой, не чужой. Он почти умер для мира магглов, а среди магов никогда не сможет прыгнуть выше головы, что бы там ни говорили о толерантности современного общества.
В ватной тишине захрустели шаги, Тюден невольно насторожился, готовясь в случае чего притвориться щупальцей кальмара. Слава мерлиновым подштанникам, такая же недобросовестная школьница, проедающая деньги налогоплательщиков. Эш приподнялся на локтях, окидывая девушку любопытствующим взглядом. Она была с барсучьего факультета, он даже имя знал, что для не особо общительного парня было редкостью.. Дебора
- Грех не прогулять – усмехнулся гриффиндорец – К тому же, забавно слушать то, чему нас учат на маггловедении – детская непосредственность и сероватые, чуть напряженные глаза, бледноватые губы. Хаффлпафка не вызывала у него отрицательных эмоций, не напоминала о пережитом кошмаре на собрании АД, а оттого внутренний ребенок Эша с удовольствием проявил дружелюбие.
- А ты что.. тогось? – последнее слово парень изобразил жестом. Наверное, по всем приличиям ему полагалось встать, разговаривая с дамой, но нахальные львята вряд ли знали, что это такое, поэтому Эш не торопился покидать насиженный сугроб. – Ты.. это, располагайся, тут не холодно, можно еще… – он махнул палочкой и перед ними стало левитировать нечто, напоминавшее огонь в чайной чашке. Только, не огонь, зато грело неплохо. И снег почему-то не таял. У Тюдена был некоторый талант к заклинаниям, однако фантазия грешила, поэтому на чашке были нарисованы розовые и зеленые медвежата.
- Ой – застенчиво хихикнул парень, оглядывая свое творение. –Нуу, так получилось. – он не рискнул переколдовывать, опасаясь узреть еще один шедевр своего подсознания. В конце концов, цели выпендриваться перед девушкой у него не было, а спонтанно случившийся обогреватель был весьма неплох.

Парень замолчал. Общих тем для разговора у них было немного, а рассказывать о том, что волновало его с утра было как-то не в тему. Да и вряд ли ей будет интересно... С мечтательным видом он смотрел на озеро перед собой, наслаждаясь внезапным теплом свеженаколдованной чашечки, которая несмотря на жутковатую расцветку все-таки грела. Эшу было уютно, но почему-то одиноко, хотя он и привык к ни к чему не обязывающему общению, удерживать границу и всегда доверять не до конца. Ему хотелось высказаться, выплакаться, но это было бы по меньшей мере неадекватно. Лучше думать о снежной сказке, о предстоящем обеде Хотя, может быть, о нем лучше не думать.
Симпатичная девушка Дебора. Пускай они были едва знакомы, Тюдену нравилась ее естественность и простота, никаких тебе вселенско-глобальных проблем. Его губы разошлись в полудетской улыбке, ведь кто-то ценит его способности. Ибо учителям казалось, что он настолько залентяйничал, что вряд ли когда-нибудь уже догонит по программе. Эш не был глупым или бездарным, он чаще всего не видел смысла чем-либо заниматься, природная слабость и апатия частенько заставляли его упускать возможности одну за другой.
Кажется, в романтичном созерцании окружающей природы они просидели достаточно долго, обмениваясь изредка незначительными репликами. Настроение гриффиндорца продолжало желать лучшего, но основной кризис был уже позади. Он зачерпнул горсть хрустящего, холодного и мокрого снега и «умыл» им лицо, морщась от колкости. По-кошачьи фыркнул и потряс головой.
-Кажется, уже перерыв, - Тюден обернулся, прислушиваясь к оживающему замку. – Нам пора, если, конечно, не хочешь остаться без обеда – Он подмигнул, поднялся и случайно задел импровизированную грелку. Чертыхнулся, потирая обожженное бедро. – Как же.. хоть бы раз без приключений – хмыкнул паренек. –Спасибо за компанию, Дебора – в глазах затеплился благодарный огонек, и вскоре парень уже направлялся в замок.

==> Большой зал

Киран был разбит, расколот на части, просто рассыпался на ходу. Не только оттого, что он не спал всю ночь. Когда он пришёл с своей «прогулки» по запретному лесу, он был не то, что не в состоянии связанно говорить, он думать нормально не мог. Конечно, он рад был встретиться со своим отцом, и даже теперь уже не так боялся оборотней, точнее только одного, но это уже успех. Но вот глаз у него дёргался до сих пор от этой радости.
Он провалялся всю ночь не в силах заснуть, хотя спать очень хотелось, даже сейчас он шёл, а глаза так и слипаются, заставляя его сшибать уже третьи доспехи на своём пути. Но ночью, спать не давали мысли, которые не позволяли мозгу расслабиться, переваривая произошедшее, впрочем, переваривал он до сих пор.
- Так, надо где-нибудь посидеть, желательно в одиночестве… - решил он сам себе. Увидев своё отражение в зеркале. Отражение было ужасным, лохматым, с синяками под глазами, и дёргающимся левым глазом.
Вот поэтому Киран целенаправленно пошёл прочь от Большого зала. Там было многолюдно, вследствие чего весьма шумно, а Кирану требовались тишина и покой.
Мимо пробежал какой-то парнишка, со всего разбегу врезавшись в Кирана, кажется, это был третьекурсник, с какого он факультета Киран не разобрал, только грозно рыкнул на парня, что бы тот смотрел куда бежал.
Слизеринец всё шёл и шёл, чувствуя, как головная боль пульсирует в висках, но это уже стало даже привычным, и он не обращал на неё внимания. Он шёл и проверял классы, ища не запертый.
Один, второй, третий, снова свернуть в какой-то коридор, и… Вот наконец нашёлся нужный. Вроде это был даже не используемый класс, ибо Киран не смог вспомнить, что бы здесь когда-либо проводились уроки.
Он повернул ручку, с облегчением вздохнув.
«Ну наконец, а то тут ни где одному не остаться, в гостиной люди, в спальне люди…общество ё-маё…»- мысленно ворчал он.
Он медленно повернул ручку, чуть приоткрыв дверь, и осторожно осмотрев видимую часть комнаты. Вроде бы тихо… Аккуратно закрыв за собой дверь, он зашёл в кабинет, и огляделся.
- Вот чёрт… - выругался он, заметив какого-то парня у окна.
«Вот что ему понадобилось здесь? Какого чёрта он не на завтраке вместе со всеми?»
Раздражение закипало в Киране, медленно перетекая в злость.
- Эй ты, ты что не на завтраке? – спросил Киран, обращаясь к парню.
А в ответ тишина…
- Ты что, оглох? – он подошёл ближе к парню, что бы рассмотреть его получше. И в принципе ни чего необычного он там не увидел, стандартный ученик, стандартного факультета… Равенкло… Киран ни чего не имел против них, в принципе он ни против кого, ни чего не имел, но гриффиндорцев не любил по статусу. Он же слизеринец, ему положено. Кем положено, Киран не задумывался, просто не хотел выделяться, тем более выделяйся он, его бы сожрали собственные сокурсники.
И всё-таки всё ещё была тишина, парень по ходу просто издевался над ним, смотря на Кирана, но ничего не отвечая ему.
В обычное время Киран бы пожал плечами и пошёл дальше своей дорогой. Он по сути своей не злой, а скорее пофигистичный, ему плевать на всё и всех вокруг, пока его это лично не коснётся. Но сейчас. Ему было жизненно необходимо сорвать на ком-нибудь злость. Внутри всё так и бушевало, заставляя думать, что все вокруг его достают. Сначала скопление людей везде, где только можно, потом тот мелкий придурок, налетевший на него, а теперь ещё и отличное место забили раньше него, так ещё и разговаривать не хотят, нагло игнорируя.
- Да вы чё, все издеваетесь что ли?! – взбесился Киран. Заметив какую-то бумажку в руках парня, он, не задумываясь, выхватил её, что б уж как-нибудь кому-нибудь нагадить. Может, полегчает?
- Что это у тебя? – только сейчас Киран заметил, что это не просто бумажка, а на ней ещё и что-то нарисовано.- Оу, так ты у нас художник?
Вдруг резко захотелось сделать чего-нибудь гадкое. Конечно, Киран потом и пожалеть может, а может и не пожалеть…
- Так, ты мне сейчас хоть что-нибудь ответишь, или я это порву, сомну или ещё что-нибудь сделаю… - злостно сощурившись он посмотрел на равенкловца, и приготовился рвать рисунок.

А в комнате так и стояла тишина… Точнее было слышно только прерывистое нервное дыхание Кирана и тихие ругательства в его же исполнении. Он понял, что отвечать ему не собираются, а так хотелось нарваться, сорваться, выплеснуть всё, что накопилось, и быть может на этом успокоиться до определённого времени, но нет, пока ему не ответят, Киран не мог. Конечно, хотелось бы, что бы отвечали словами, ибо драк слизеринец не любил. Не то, что бы он не умел, нет, он умел драться, вполне сносно, особенно, когда чувствовал опасность, так сказать, включался инстинкт самосохранения и адреналин закипал в крове. Но всё же предпочтительнее было жить без рукоприкладства, при таком раскладе, потом хотя бы не ходишь в синяках и кровоподтёках в лучшем случае. С другой стороны, можно было нарваться и на применение магии. Здесь Кирану везло куда больше, реакция у него была хорошая, и опять же мысль о защите собственной шкуры давала сил и заставляла мозг работать, воспроизводя в памяти нужные заклинания.
Но ни одного, ни второго, ни даже третьего не происходило, на него смотрели и ухмылялись, пока он держал в руках обрывок рисунка и дёргал левым глазиком.
Обрывок… Только сейчас Киран заметил, что в реках его не полный рисунок, а обрывок, а другая часть до сих пор находится у равенкловца.
«Вот и шантажируй после этого… Порву, порву… он уже порванный…» - слизеринец прям даже расстроился. Только он вознамерился поиграть в злостного шантажиста, как тут и шантажировать, в общем, то уже не чем стало. Плюс ко всему проснулась совесть… Иногда даже в слизеринцах просыпается совесть, это бывает редко, не на долго, но ощутимо. Ещё бы, столько времени жить без зазрения совести, а тут БАЦ и такое неприятное ощущение, как будто ты сам окунулся во что-то мерзкое и грязное, и это ни как не хочет с тебя смываться, дожидаясь пока ты начнёшь каяться во всех своих грехах и пакостях.
Но Киран был сильным и выносливым в определённом плане, и он смог заткнуть все неприятные ощущения за пояс и заживо похоронить свою совесть… в очередной раз. Собственно по этому это явление человеческой психологии у Кирана ассоциировалось с зомби или вампирами, которые вновь и вновь оживают, раскапывая свои могилы.
Но не будет о страшном. Киран всё ещё стоял, держа в руках обрывок рисунка и сверлил Тайлера взглядом. Глубоко дыша и приказывая себе не сожалеть о сделанном, и не думать о том, что пареньку возможно дорог был этот рисунок.
- Я порвал твой рисунок, а ты молчишь? – с замешательством во взгляде произнёс слизеринец. Этого он понять не мог.
Киран инстинктивно шарахнулся от парня, когда тот встал со стула. Он чувствовал, как от него исходил гнев.
«Так значит, наверное, был дорог…» - подумал Киран, посмотрев на клочок бумаги с некой жалостью.
Но Тайлер видимо нападать не желал, а Кирану уже расхотелось калечить и так порванный клочок невинной бумаги, тем более уже не было смысла, он и так практически добился, чего хотел. Он порвал рисунок, сделал плохо ближнему своему. Правда легче стало не на много, даже более того, всколыхнулась его совесть, начиная скрежетать в своём гробу, но это можно пережить.
«О, глазик дёргаться перестал…» - заметил он.
- Забирай свои каляки… - фыркнул он, протягивая Тайлеру рисунок. Можно было его просто бросить на пол и свалить по своим делам, но Киран решил, что и так достаточно натворил.
И тут его осенило. Осеняет Кирана нечасто, но метко, а самое главное «вовремя». Подумай он сначала, почему парень не отвечает, Киран может, и не стал бы выкрутасничать, но нет же. Он сначала делает, а потом думает.
- Так ты тот самый немой паренёк… - на губах проскользнула слабая неуверенная улыбка, которая на самом деле должна была быть надменной ухмылкой. Киран мало тренировался над своим выражением лица и до пафосного надменного аристократа он не дотягивал. Что поделать, его этому обучить не успели.

Киран взглянул на растерзанный клочок бумаги, который теперь мелкими обрывками валялся на полу.
«Ну и что было так суетиться, если он сам же его и порвал?» - непонимающе подумал Киран, и только лишь хмыкнул в ответ своим мыслям, снова поднимая взгляд на парня, в недоумении приподнимая бровь.
Киран не любил говорить в пустоту, когда ему ни кто не отвечал, тут же ему физически ни кто не мог ответить, и это было не удобно, так как возможность понять человека уменьшалась ещё больше.
Парень склонил голову, разглядывая Тайлера так, будто в первый раз видел, пытаясь понять, о чём же тот думает и что сейчас чувствует. Было затруднительно, Киран не был силён по части «чтения» мыслей по выражению лица собеседника, но Киран понял, что паренёк явно не в восторге, что Киран догадался о его проблеме.
«Как же, не догадаешься тут, когда ты ему говоришь, а он молчит, рвёшь рисунок, а он молчит…» - проворчал Киран.
И что теперь делать? Киран сам растерялся, он просто стоял и смотрел на равенкловца, не зная, то ли ему уйти, по хорошему это и надо было сделать, но Киран не прислушивался к очевидным вещам, то ли продолжить их односторонний «разговор». Тишина и бездействие напрягали, так, что слизеринец был готов уже что-нибудь разбить, лишь бы не бездействовать и нарушить напряжение. Тем более что он чувствовал, что явно чем-то очень задел парнишку и тот теперь злится.
«Валить бы на бы…здесь уже нет ничего интересного. Момент желания насладиться одиночеством упущен, так не стоит ли вернуться к нормальным людям, они, по крайней мере, разговаривают… пускай порой грубо посылают, но всё же делают это вслух, а не дают «ментального» пинка»- уговаривал он себя, но всё равно медлил.
Медлил до тех пор, пока в него не полетел клочок пергамента. Киран машинально зажмурился, но подавил порыв закрыть голову, ибо привык, что если уж что-то в него летит, то летит в голову, даже если туда ни кто и не целился.
Слизеринец открыл один глаз и посмотрел под ноги на лежащий у его ног скомканный обрывок бумаги.
«Ну, хотя бы так…» - подумал он, решив, что уж лучше ему будут отвечать в письменной форме, чем вообще ни как.
Киран поднял бумажку и развернул её, читая заданный там вопрос. А действительно, что же ему надо? Изначально он хотел просто побыть один перед уроками, потом хотел спровоцировать этого мальчишку на…да хоть на что-нибудь, но теперь то он знает, что это бесполезно, что ему всё равно ни кто не ответит, вслух, по крайней мере, так то же он до сих пор тут делает?
Он повертел пергамент в руках, обдумывая ответ. Ответ не обдумывался.
- Да в общем то ни чего мне от тебя не нужно, всё равно ты ни чего не можешь мне дать, да и ответить ты мне тоже всё равно не можешь. – сказал Киран, практически правду сказал, и двинулся к выходу из комнаты, скомкав пергамент обратно, и выбросив его через плечо.

==> урок ЗоТС