“Merci d’avoir enchanté ma vie.” (с)
“Будьте добры, очаруйте мою жизнь.” (с)
Несколько таких теплых и одновременно прохладных прикосновений. Ощущение, как тонкие губы прикасаются к бледной коже, оставляя невидимый след поцелуя. Эти мгновения поглощены легкой улыбкой, играющей на лице черноволосой слизеринки. Все это проходит, словно не писаный ритуал, традиция отдельной страны. Поцелуи, прикосновения незаметно пролетают на пленке, словно кто-то нажал на кнопку "ускорить".
А ей не хотелось ускорять. Хотелось, чтобы эти мгновения тянулись вечность. Хотелось, чтобы все обязательства исчезли в один миг, по взмаху волшебной палочки. Хотелось слишком многого и слишком часто. Пусть проспали слишком долго, пусть уже не утро, а обед. А ведь старосты - пример для младшекурсников.
Аристократам не пристало желать свободы.
Дверь уже громко захлопнулась, а Пэнси не торопилась выходить из спальни. Ей нравилось зарываться в эти белые простыни, пропитанные запахом Его волос, все еще хранящие тепло Его тела. Тишина, царившая в комнате, словно так и шептала на ухо: "Еще полчаса ничего не изменят. Останься.", дверь же укоризненно напоминала о том, что скоро начнется тренировка по квиддичу, где капитан группы поддержки просто обязана присутствовать. Паркинсон нехотя потянулась на кровати, прогнувшись в спине и вытянув руки над собой. Кости предательски хрустели и не переставали ныть, напоминая о прошедшей ночи. А так хотелось стереть воспоминания, разорвать в клочья или же бросить в огненную пасть камина в гостиной. События рушили идеальную картину настоящего. Стальные глаза, занавешенные тенью алкоголя и желания, не давали просто забыть. Картины прошлой ночи то и дело проскальзывали перед глазами, всеми силами разрушая спокойствие.
А самое горькое - то, что в объективе родного и такого близкого ледяного принца где-то под коркой сознания она тосковала по чужим рукам.
Неожиданно в дверь постучали. Пэнси недовольно вздернула брови и наконец поднялась с кровати, пройдя к двери. На входе стоял первокурсник, огромными голубыми глазами смотревший на черноволосую девушку, которая смотрела на него далеко не дружелюбно.
- Я, наверное, ошибся... Разве это не спальня Драко Малфоя?
Пэнси покачала головой, сверху вниз глядя на мальчика.
- Да, это его спальня, - равнодушно ответила девушка, ощущая себя секретарем, а не второй старостой.
Маленький слизеринец же явно растерялся от такого поворота событий. Через несколько секунд он наконец понял, что свой вопрос он может задать и Паркинсон.
- В гостиной лежит бутылка из-под огневиски... Я хотел сказать, что это точно не наш курс!
Девушка поджала губы, стараясь не разразиться смехом в присутствии ученика.
- Идиоты.
- Да, я верю, что это не ваш курс. Выброси ее, - холодно ответила девушка и захлопнула дверь прямо перед носом слизеринца. Прислонившись спиной к стене, Пэнси покачала головой. В голове проносились мысли, какие же теперь сплетни будут ходить в рядах первокурсников. Окинув взглядом спальню, слизеринка остановила взгляд на часах. Почти пять. Срочно надо быть на тренировке.
Через несколько секунд Пэнси уже стучала каблуками по каменным полам подземелий, направляясь к выходу из замка.

==> Поле для квиддича

У Вас когда-нибудь болела голова? Конечно болела. У каждого человека, хотя бы раз в жизни, но болела голова.  А вот Чарли Норд, который был не просто человеком, а еще ко всему и учеником седьмого курса Рэйвенкло, от головных болей страдал почти каждый день.
Знаете, какого это, когда под кору пробирается пульсирующая боль, и появляется такое чувство, что черепную коробку раскраивают, а в показавшийся из нее мозг с каким-то садистским удовольствием втыкают длинные вязальные иглы. И почти до слез, до потери сознания. Эта боль заставляет Вас срываться на каждого, кусать изнутри собственные губы и сохранять все усилия, что бы лицо не выдало ощущения. И вот, в один момент какая-нибудь сокурсница нет-нет, но удивленно поднимет глаза, и даже не успеет ничего сказать, ведь Вы, раздраженно что-то бросив, закинете на плечо сумку с учебниками и покинете душные залы замка.
Во всяком случае, именно так обычно и поступал Чарли Норд, и этот раз не стал исключением.
Выйдет из замка и вдохнет полной грудью вечерний морозный воздух. Зима – его пора. И дело даже не в том, что зимой у него День Рождение. Просто есть в зиме что-то свое, свое трогательное очарование, а особенно вечерами, именно такими вечерами, пропитанными какой-то едва уловимой тоской. И именно от нее, с каждым новым вздохом, где-то в грудной клетке появляется странная боль. Будто какое-то существо из самого чистого льда проникает в нее, сворачивается клубочком, и сжимает своими когтистыми лапами сердце, неосторожно при этом протыкая хвостом левое легкое.
Странные и глупые мысли. Юноша неспешно идет по направлению к озеру. Собственно,  долгая прогулка в его планы не входила, и на улицу он вышел исключительно для того, что бы подышать свежим воздухом, который хотя бы чуть-чуть, но сможет снять головную боль. Особенно, если им помогут таблетки. Кстати, о таблетках.. Норд торопливо откроет сумку, из которой выглядывала шапка, сунет руку на ее дно и найдет-таки пачку заветных лекарств, проглотит одну и, поморщившись от горького вкуса, продолжит свой путь. Путь этот оборвется неожиданно резко, светлые его глаза распахнутся, а брови удивленно поползут вверх, стоит ему будет заметить какого-то мальчика, обмотанного хаффлпаффским шарфом. Нет, мальчиков-хаффлпаффцев за свои семь учебы в Хагвартсе видел немало, но вот мальчика-хаффлпаффца, который играет в машинки сидя на какой-то ветке – зрелище его глазу незнакомое, а от того – странное. Но у всех свои тараканы в голове. И именно они, наверное, заставят Чарли Норда подойти ближе к этому самому мальчику, заинтересованно глядя на машинки, ездящие по кругу.

-Здравствуй. –тихий ответ на звуки его голоса. Собственный же звучит как-то странно-отрешенно, и хрипло, как после долгого прокуренного молчания. Впрочем, Норд не курил, хотя желание такое иногда появлялось. Да и не об этом речь, просто как-то неожиданно-трогательно звучат его слова, это самое 'тоже хочешь', которое заставляет, без всяких раздумий ответить ему одним-единственным 'да'. Странный порыв, ничем не обоснованный. Странный для Чарли Норда, который привык всегда поступать рационально, просчитывать свои шаги и не допускать глупостей. А тут, смотрите! Уступка чувствам. Впрочем, не стоит судить его строго: Норд, в конце-концов, тоже был человеком. А человек в один момент может сломаться, в системе найдется трещинка, которая резким изломом пройдет насквозь и заставит ее рухнуть. Так и здесь, хотя и не в этих масштабах. Просто странно. Для него, Чарли Норда, странно.
Мальчик представиться, все так же, не оборачиваясь более, заставив юношу чуть поморщиться и ответить ему.
-Чарли, – а курс и фамилия обязательны? – Чарли Норд. Рэйвенклоу, седьмой.
Церемония приветствия будет окончена,  рэйвенкловец задумчиво поправит шарф, скользнет рукой по темным пуговицам простого черного полупальто, прежде чем опустится рядом с мальчиком на его ветку, и будет просто наблюдать за ним.
Это выглядит мило, и не более. Нет, еще, конечно, странно. Потому что двое юных волшебников, играющих в машинки – это странно.
Оторвется от созерцания машинок, украдкой будет разглядывать мальчика, поправив свои очки. Мозг сделает заключение, что он, то есть новый знакомый, вполне даже милый, и сразу же почти переключится на информацию, которые в него отправили глаза, зафиксировав теперь уже местный пейзаж.
Будь у него с собой альбом, Норд поспешил бы сделать набросок. Пейзажи он любил, а особенно такие, когда сквозь черные скелеты деревьев проглядывает берег озера, и темно-синий лед, и белые хлопья снега, неспешно сыплющиеся с неба. Лед. Лед на озере, и совсем даже не тонкий, по которому можно смело ходить. Ходить по льду он любил, особенно в одиночестве, пряча замерзшие руки в карманы. Зима хороша еще тем, что не возникает вопросов, почему руки всегда холодные. Тут, ясное дело, ветер, стужа, метель и прочие радости. Ходить по льду, или даже отталкиваться одной ногой, и скользить на гладких подошвах сапог, вырисовывая на тонком слое покрывшего лед снега узоры. И, главное, что бы еще свет фонарей. Они часто снятся в ночных кошмарах, зовут к себе. Только вот пейзажи лучше всего рисовать пастелью.

Чуть ближе, чем было. Только для того, чтобы мгновенно почувствовать его прикосновение к собственному колену, по которому мальчик проведет машинкой. Снова зачем-то растянет губы в улыбке, и растерянно будет вертеть красную машинку в руках, что предусмотрительно были одеты в черные замшевые перчатки. И все же больше наблюдать за мальчиком, чем самому принимать участие в этой его забаве, затем, как он катает другую по ладони, а потом, явно почувствовав холод, замотается в шарф. Это выглядит мило и забавно, однако что-то напомнит о собственной шапке, лежащей в сумке. Сам-то Чарли холода почти не чувствовал, по всяком случае – верхней частью тела, то есть головой, которая болела уже куда в меньшей степени. Да и привык он ходить без нее куда чаще, чем с ней. Юноша, не выпуская из рук машинки, ловко расстегнет застежку на сумке, ремень которой все так же был перекинут через плечо, и достанет из нее именно этот предмет гардероба, о котором речь велась чуть выше. Самая обыкновенная мужская черная зимняя шапка с отстегивающимися 'ушками'. Наконец-то отложить машинку, прикусить изнутри губу и повернуть лицо мальчика на себя, мимолетно скользнуть взглядом по лицу, и снять с его головы шарф. Слегка провести рукой по его черным волосам, убирая пряди с глаз, и с какой-то заботой надевая на него головной убор. Улыбнуться, чуть опустив глаза, а вместе с ними и руки. При этом руки – лишь на уровень его шеи, чтобы взяться за края шарфа и, расправив их, осторожно обмотать вокруг его шеи, как и должно быть. Каждое его движение спокойно, и появляется такое ощущение, что он не касается живого человека, а, скажем, нарезает ингредиенты для зелья или что-то вроде этого. Но все же тенью, едва уловимой, скользит какая-то почти нежность, и неизвестно, напускное это или настоящие. Да и неважно, в принципе. Все равно этот жест нельзя назвать интимным, да и дружеским – с большим натягом. Да и о какой дружбе тут может идти речь, если с того момента, как он узнал имя мальчика прошло каких-то пятнадцать, если не меньше, минут.
-Так лучше? – чуть улыбнется, глядя снова гуда-то перед собой, растеряно проводя пальцем по корпусу игрушечной машинки, которая снова заняла место в его ладонях.

Ответ весьма удовлетворит рэйвенкловца, и он, довольно кивнув, снова отвлечется на что-то свое. Что-то свое – это просто мысли, которые сейчас отчаянно бились в черепной коробке и требовали к себе хотя бы той толики внимания, которой хватило бы, чтобы, как говориться,  расставить все по полочкам. Но для этого, как минимум, надо было пойти в замок и заняться чем-нибудь более продуктивным и достойным ученика седьмого курса Рэйвенкло, чем сидением на берегу озера с каким-то мальчишкой за игрой в машинки, которая прервалась так же неожиданно, как и началась.
Но ничего из этого выполнить он не сумеет. Сейчас, по крайней мере, когда неожиданно мальчик обнимет его руку и положит голову на плечо, оправдываясь тем, что он замерз. Впрочем, в этом Норд ему охот верил, хотя и поведение посчитал даже наглым в большей степени, чем странным. Случись это все в другом месте и в другое время  - Чарли бы, не особо задумываясь, встал и ушел. Все-таки это со стороны, наверное, выглядело очень даже не так, как было на самом деле.
Вздох, застрявший где-то в легких, слабая боль на стыке всех нервов, только почему-то она кажется даже и приятной, но и до слез, почти как то самое мазахистическое удовольствие, когда под ногти вгоняют иглы. Просто скользнет языком по пересохшим губам и повернет голову в его сторону, так, что носом коснется ткани собственной шапки на его голове, улыбнувшись этому. Просто странно. И в который раз за этот короткий промежуток времени Норд отмечает странность происходящего?
И тишина, которая лезла бы в уши, если не звуки дыхания мальчика – рядом, так, как никогда не было. А молчать в одиночестве – даже приятно.

Синдром Матери Терезы – то, чем никогда не страдал Норд. Да, были у него знакомые, которые самозабвенно бросились бы утешать разбившего колени мальчика, или тащили домой любого бездомного котенка, и вобщем-то постоянно всех жалели и обладали вечным желанием помочь всем страждущим и не очень. Сам Чарли Норд никогда подобным не страдал, только вот сейчас, стоило мальчику неожиданно что-то залепетать о том, что сожалеет, и что не специально, и оказаться сидящим в сугробе, что-то странно кольнет под ребра, и заставит почувствовать прилив слабой ноющей боли, заполнившей на пару мгновений грудную клетку.
Чарли вздохнет. Проводит взглядом облачко пара, вырвавшееся изо рта, и, переместившись с ветки к нему, присев напротив мальчика на корточки, чуть улыбнется Стело, снимая с одной руки перчатку и касаясь теплыми пальцами холодной щеки. Едва касаясь, быстро, едва уловимо. Может быть для того, чтобы просто обратить на себя внимание, а, может, чтобы придать ему уверенности, мол ‘all right’.
-Ничего страшного. – улыбнется, глядя в его глаза из-за стекол своих очков. – Все нормально, правда. Да и не против я был.
Задумается, на пару мгновений, покусывая изнутри губу, совсем незаметно, подбирая слова. Все-таки в такие моменты у него это не совсем получалось, складывать слова в предложения, чтобы они проникали глубоко в сознание собеседника. А, может, так оно было и лучше: более искренне, и нет того налета легкой фальши.
Растеряно опустит руку, вырисовывая тонким пальцем с обкусанным ногтем на снегу что-то, напоминающее силуэт жирафа, чья шея была, судя по всему, обмотана шарфом. Усмехнется, своим мыслям, покачает головой, и, не затруднив себя тем, чтобы убрать с лица пряди волос, тихо произнесет, глядя на свой 'рисунок' на снегу:
-Оставайся. – и добавить, чуть помедлив. – если хочешь.

Выпрямиться, даже не отряхивая пальто от липкого снега, который остался по его краю. Холодно, да, пожалуй. Во всяком случае, холод начал медленно прокрадываться под одежду, быстро перебирая лапами. Однако, он многим отличался от того холода, который постоянно преследовал Норда, медленно и незаметно парализующего, а потом ударяющего метко куда-то на уровне солнечного сплетения, только глубже, заставляя лишаться чувств или панически бросаться на прутья клетки, в которой сам себя по случайности запер, и скалиться, чтобы потом затихать, поскуливая, как побитая собака.
Холодно так, что не понять, жив еще, или уже просто снежное изваяние, способное двигаться. Пусть, да – можно надевать маски, рисовать улыбки, сотни раз подряд перед зеркалом, каждое утро,
Только все равно внутри все будет покрыто толстой коркой льда. Сам виноват, только гордый слишком, чтобы признавать свои ошибки, остается только переживать, и с досады бить по этому льду кулаками, и царапать, оставляя едва заметные следы и ломая в кровь пальцы, и сдирая ногти. И забыть. Забыть – это легче всего,
Или все же опять создавать видимость. Проявляется, как на пленке, опущенной в специальный раствор.
А тут просто физический обыкновенный холод, который заставляет лишь туже затягивать свой бело-синий шарф с гербом факультета, и снова натягивать на руки перчатки, потирая ладонь о ладонь и опуская их в карманы.
И просто не так уж долго следить за взглядом Стело, цепляющимся то за стены замка, то за верхушки деревьев, упирающихся в небо, то куда-то еще, чтобы понять, что он просто не хочет смотреть в глаза. Факт этого заставит раскроить губы в какой-то странноватой не то улыбке, не то усмешке.
-Да, не откажусь.. – как-то тихо, пальцами зарываясь в волосы и замирая на пару мгновений, будто о чем-то задумавшись.
Просто для того еще, чтобы и скользнуть языком по вновь пересохшим губам и как-то судорожно выдохнуть, покачав головой.
А на языке, почему-то, был стойкий вкус зеленого чая с мелиссой и жасмином, который любил заваривать его отец по утрам. Только слишком холодный, а, может, и вовсе не чай, потому что слишком слабый, и листья полностью не заварились. Но вкус у него мягкий.

Ровно причесанный, аккуратно одетый в чистую школьную мантию, заботливо выглаженную Хогвартскими домовиками, приятно пахнущий новым детским шампунем с ярко-желтой упаковкой, безумно радостный, что идет в библиотеку, Людовик прыжками двигался по пустому, к счастью, коридору. Нет ничего лучше, чем бежать вприпрыжку, ловя губами потоки воздуха, который, от твоего собственного маленького тайфунчика, забавно перебирает волосы на макушке. От таких «поскакушек», конечно, мало что осталось от ровной прически, но «творческий беспорядок» тоже вполне себе приемлем, особенно когда на губах счастливая улыбка, и день обещает быть прекрасным в своем продолжении. Остановившись прямо перед дверями этого чудесного, такого родного и нужного помещения, как библиотека, мальчик поправил школьную сумку, висящую на плече, и открыл дверь.
Ах, как любил он запах исписанного пергамента, сколько всего отдал бы за то, чтобы когда-нибудь себе собрать такую библиотеку, наслаждаться книгами, читать-читать-читать. Быстрыми полушагами-полупрыжками, стараясь показаться как можно менее заметным (а в это входил как минимум приказ о «нетопаньи»), Людовик зашел за одну из полок и выложил из сумки большой фолиант. Одному Гриффиндору известно, как Ламбертус умудрялся прыгать с такой тяжеленной книгой в сумке, наверное, у малыша слишком большая выдержка, а, может, фолиант только кажется ужасающе тяжелым. Так или иначе, тихо вздохнув, что книга закончилась слишком быстро, мальчик пошел дальше – там еще оставались книжки, которые он никак не успевал взять, потому что их забирал кто-то другой. Ведь книжки-то были действительно интересными… Исторические романы Людовик читал только с маминого разрешения, потому что его способность «глотать» литературу могла пагубно отразиться на той каше в голове, которую он уже умудрился приобрести, а вот некоторые другие, для действительного легкого чтения (А по виду книг как всегда не скажешь, они все как на подбор, по тысяче страниц, да еще и с закладочками!) он с удовольствием утаскивал из библиотеки, естественно, предварительно сообщив об этом куда надо. На этот раз его голова вспомнила, что была где-то тут книга с незамысловатым называнием «Кутерьма», а на обложке были изображены, никак не иначе, сказочные мотивы. В предвкушении, Людовик мелено шел возле полки, «пролистывая» каждую книжку кончиком пальца. Полка была длинной, как и все ее ближайшие сестры, однако закончиться успела быстро. Проверять ряды выше не было никакого смысла – с его ростом следовало бы постоянно передвигать табуреточку, да и в прошлый раз он не мог бы увидеть книгу так высоко. Эхх, видимо не только он любит сказки. Радует.
Окончание полки знаменовалось радостным событием: Людовик увидел человечка, с которым всегда можно найти о чем поговорить, и при этом можно не смущаться собственного же смущения. Радовало то, что Луни Лавгуд, это, конечно, была она, являлась практически единственной девушкой чуть постарше его, к которой у него были очень теплые чувства и никакого, абсолютно никакого страха.
- Пузырики! – со смехом Людовик плюхнулся на диван рядом с равенкловкой, стараясь не «вмазаться» ни в один из блестящих летунов, чтобы, не дай Мерлин, не прекратить его существование. В детстве ему нравилось делать даже маггловские пузыри, а уж магические и подавно привлекали своей красотой. Пролетающий мимо проказник стукнулся о нос Людовика и полетел от него в противоположную сторону.
- Ай… Привет. Твои творения? – косясь на книгу Вик отметил, что следует ее почитать, всенепременно...

Маленькие мальчики того типа, к которым принадлежит Людовик, не пьют до 21 года, не курят в подворотнях, и никогда не ругаются матом при девушках, позволяя себе бранные слова только в сугубо мужской компании по истечению подросткового возраста. Конечно, «маленькие» мальчики подросткового периода несколько скатываются с заведенной тяжелым ключом механической дорожки, однако общие критерии порядочности не выбиваются из привычного расписания. Людовик, кажется, вообще отставал в развитии, его смущение перекрывало все подвальные ходы неприличности, а маниакальная любовь к историческим книгам воспитала в нем таинственное благородство на пути к взрослению.
Он тоже умел мечтать; мечтать так, как мечтают все дети. Его неиспорченная шумными компаниями детская психика вполне адекватно воспринимала понятия о том «что такое хорошо, а что такое плохо». Сейчас Луна казалась такой естественно-милой, что Людовику ни в коем случае не пришло бы в голову покрутить пальцем у виска и убежать куда подальше. Довольно большая часть Людовика верила в сказки, а Луна представлялась одним большим потоком интереснейших сказок, которые, по таинственному стечению обстоятельств, сопровождали ее всю жизнь.
От тычка в бок, Лютик коротко засмеялся, совсем забыв, что он в библиотеке.
- Ай! Я боюсь щекотки, тссс! – улыбка не погасла стремительно, как бывает, а осталась играть на губах гриффиндорца, разгораясь еще больше. С интересом парень посмотрел в свое отражение на поверхности пузыря и скорчил рожицу улетающему мыльному чуду.
Голова Луны на его коленях появилась неожиданно. Людовик смотрел на девушку сверху вниз и улыбался так искренне, что  со стороны могло создаться впечатление о его умалишенности. Впрочем, посмотрев на них обоих со стороны, у некоторых людей мог бы начаться истеричный смех вкупе с непреодолимой икотой. А если еще и послушать, о чем говорит эта девочка, и как странно отвечает ей мальчик…
- А я на уроке не был, - Людовик вздохнул. Иногда он задумывался, почему не включил себе в расписание Маггловедение, ибо его познание в этой области было, конечно, вполне приличным, однако, узнавая некоторые темы проведенных уроков, он точно чувствовал, что ему не хватает.
- Как ты думаешь, я могу посещать Маггловеденье, когда у меня свободное время, и нет никаких других лекций? – мальчик задумался. Но долго рассматривать данный вопрос определенно не пришлось: Луна как всегда фонтанировала непонятными занимательными идеями.
- Злюки… А почему надо быть осмотрительней? – Людовик внимательно посмотрел на уголок губ Луны, стараясь поймать тот момент, когда девочка, может быть, ответит на его вопрос.  А, может, и не на один. Правда даже Людовик не ждал прямого ответа на поставленное. Копошение на его коленях заставило чуть-чуть поправить свою позу; сидеть в напряжении совершенно не хотелось. Как не хотелось и тревожить Луну, когда затечет спина. Максимально удобно – прямо и расслабленно.
- Фесталы… Откуда ты о них узнала? – рассматривая рисунок, Людовик удивлялся, сколько фантазии надо иметь, изображая вот это. Его фантазии вряд ли хватило, и мальчик испытал гордость за свою подругу. Ей, наверное, хорошо мечтать в одиночестве. А, может, она потом будет писать детские сказки?...
- Ой, а почему у них так много… ног? Это же ноги, да? Если они ослики… - неподдельное любопытство. Нет, ну ведь правда интересно…

Одно удовольствие рассматривать эту девочку – такой калейдоскоп эмоций, что ты не перестаешь удивляться, как такое возможно. Счастливые улыбки сменяют друг друга, в каждой странный водоворот отношения к окружающему миру. К тому, что происходит, к тому, что не видно всем и всякому. А иногда и вообще никому кроме ей не видно. Вот теперь – нахмуренный лобик. Это чудесно, одно слово, чу-дес-но. Хочется смеяться. Почти шестнадцатилетний Вик видел в ней какую-то тайную принцессу тайного королевства. Не нашего, не такого, которое можно вместить на карту Британии. Или карту мира. Потустороннего, да… Волшебного. Ведь волшебство оно не только взмахи палочкой.
Слушать, конечно, интересно. Иногда задумываешься: а что, если принимать вот все во это вот так, как она говорит, с той же долей серьезности в голосе, пересказывать всем, кто готов послушать, нести такую вот правду «в люди»; получать усмешки и тычки, чтобы в тебя тыкали пальцем… Кстати. О пальце. Про злюк, Вик, конечно, не стал бы беспокоиться. Он редко злится, потому что злиться и правда вредно, он это знал с самого детства. На него редко злились, и он сам не умел злиться. Зачем? Нет правда, зачем зря кричать или стискивать зубы, это же совершенно неуместно, когда вокруг тебя все милые и добрые. А если не милые и не добрые, то еще более неуместно: они же совсем не поймут, почему ты на них злишься. Да и выматывает порядком, наверное…
Взгляд Вика как мог следил за путешествующим пальчиком Луны; иногда глаза косили так, что Людовик думал: а не вредно ли вот так вот косить глаза.
- Злюки… Теперь я тоже буду осторожнее, не хочу, чтобы они у меня были. Это пугает, правда… Я итак не люблю злиться, а еще если злюки… А ты не проводила исследование, у кого есть злюки? Ведь у кого-то есть, да? А они..заразны, эти злюки? – Людовика, честно, заинтересовало. Ведь так много людей злится! Взять хотя бы слизеринцев, они вообще всегда злятся, даже в коридорах толкаются почем зря. А, может, не заинтересовало, но говорить о таинственных животных хотелось меньше: этот страх, конечно, не был похож на страх от присутствия реальной кошки или собаки, но все же мысль, что это животное, что у него много ног и оно может подышать тебе в ладошку… Страх липко накидывал сетку на тельце гриффиндорца. Ну уж нет, бояться нарисованных фесталов-осликов Людовик не должен.
- Наверное, ослики… - мальчик прищурено вглядывался в картинку.  Все же думать, что это ослики было намного приятнее, чем если бы это были какие-нибудь другие существа.
– Просто они, наверное, так много времени проводят в этих фиалках… ну, для конспирации, что ли… Их же, наверное, обижают другие ослики за то, что они в фиалках? Или ослики, ну, простые, тоже любят фиалки, ты не знаешь? Я никогда не встречался ни с фесталами, ни с осликами, поэтому не знаю, не спрашивал… да они, наверное, не ответили бы, может, это их осликовая тайна…

- Ой, конечно, я сказал глупость! - Людовик чуть слышно засмеялся. Действительно, если бы злюки поселились в штанах, рассматривать их удовольствие было бы ниже среднего. И вообще, никакого удовольствия! Интересно, а почему именно в штанах? Наверное, под юбками у девочек они тоже бывают, девчонки ведь тоже злятся почем зря… Мама его, например, злилась, когда он изрисовал красками ее новое платье. И почему же злилась… Платье было скучное, серое, а у него была зеленая, красная и синяя краска, неужели нельзя было помочь платью стать веселым…  А мама не оценила, и не купила потом мороженое!
Следующий поток мыслей про штаны, Людовик слушал с некоторой паникой. У него-то там, в штанах, болталось, он еще с детских лет заметил, как оно болтается и растет. А потом оно начало еще и больше увеличиваться и становиться совсем не болтающимся. А в один прекрасный день папа его посадил рядом с собой и рассказал все. Это было в прошлом году. Так вот, Людовик до сих пор стесняется, когда каждое утро то, что там болтается, набухает и поднимается! А еще оно выстреливает перламутровой жидкостью и становится очень хорошо… Папа и об этом тоже рассказал. Ну Луне об этом точно знать не обязательно…
Задорный смех Лавгуд немножко умерил красноту щек Ламбертуса, и поток его собственных мыслей сбился с того самого недетского пути. Глубоко вздохнув, мальчик вновь принялся слушать забавные истории равенкловки. Однако, когда та дошла до Гитлера, он не удержался, и прыснул, уткнувшись куда-то девочке в живот.
- Конечно у него там болталось, Гитлер же тоже был мальчиком. А у нас там у всех болтается… Даже у меня болтается! – теперь уже Людовик действительно покраснел, отводя от нее взгляд. Было стыдно в этом признаваться. Очень стыдно.
- В платьях только девочкам ходить красиво. – Все так же, не смотря на нее, заметил Вик.  – А мальчикам некрасиво, поэтому пусть лучше болтается, чем в платье… Хотя, я хочу на какой-нибудь праздник нарядиться в платье. Вот смешно-то будет! – Да, здесь он уже снова повернулся, разглядывая успевшую подняться с его колен Луну. Так здорово было, когда пушистый комок ее волос таким интересным нимбом освещал ее голову…
- Погуляем? Ах.. Да, давай, пойдем погуляем. Хорошо, что мне сегодня совсем не хочется обедать.  – Приподняться, чуть потягиваясь и подпрыгивая на носочках. – А чем ты будешь его поливать? Вареньем? Сиропом? Шоколадом? Ты мне уже ведь рассказывала про кизляков, - Людовик сам для себя отметил, что кому Луна про них только не рассказывала… - Они, может, не очень любят шоколад… Хотя, как его можно не любить… А, вдруг они не любят яблочное варенье, а любят, например, одуванчиковое? Я тоже люблю одуванчиковое варенье! – говорил всю эту ахинею Людовик уже на ходу, будучи утянутым из библиотеки за руку. Никакой книги он так и не взял. А жаль, на ночь не будет никакой сказки… Хотя, может, в Хогсмите он найдет какую-нибудь интересную книжку. Зачем тратить свои деньги на какие-то шалости, если можно покупать то, что никогда не потеряет свою цену – книжки. А шалость, она же только на один раз… Иногда, по праздникам!
- Я с удовольствием пойду с тобой в Хогсмит, - добавить, наконец, чтобы не было никаких сомнений. Хотя, у Луны Лавгуд вряд ли могли быть сомнения…

==> Лужайка перед замком

Начнем с того, что подобные места Смит посещал крайне редко, лишь по большой надобности, и если бы не эта «надобность», сидел бы он сейчас себе в гостиной, либо пудря мозги однокурсникам, либо смотря чудесные сны, сидя в любимом кресле. Но нет. Вы же знаете учителей? Они бывают двух типов: нормальные – которые либо не задают домашнего задания (встречаются крайне редко), либо задают мало и по учебникам, а есть ненормальные – это те, которые задают очень много и по дополнительному материалу. Так вот сейчас хаффлпаффец искал книгу о зельеварении и о свойствах какого-то корня: авторы учебника, видите ли, поленились расписать о нем, дав лишь краткую характеристику.
В общем, ходил он туда-сюда, от стеллажа к стеллажу, обшарил все полки, до которых только мог достать, но нужной книги не нашел, а беспокоить библиотекаря было совестно – у нее, может, свои дела какие-то, а он будет ее отвлекать со своими проблемами… Ну, подумаешь, поставят факультету чуть меньше баллов. Если вообще не отнимут… У преподавателей чутье ведь на учеников, которые не знают темы. А уж у декана Слизерина и подавно! Наверное, поэтому Зак ходит на его лекции с большой неохотой, и стоит горлу только запершить – он тотчас мчался к Помфри, чтобы та засвидетельствовала болезнь.
Двигаясь по направлению к выходу, уже похоронив надежду на приличную оценку на ближайшей лекции, краем глаза он замечает девушку. И он ее знал даже. Но избалованный редким пользованием мозг слишком медленно дал ему это понять, и он подлетел к ней лишь спустя пару минут разглядывания.
- Натали! – звонко выкрикнул хаффлпаффец, тут же накрывая рот обеими руками, оглядываясь на место библиотекарши. Та грозно посмотрела на него, а он в свое время кивнул, мол, больше не повторится.
– Здравствуй, Натали, - уже тише повторил Зак, заглядывая в книжку девушки. – Это не зельеварение, случайно? А то я никак не могу найти… - он мельком пробежался по строчкам книги и понял, что зельеварением здесь и не пахнет. Печально, конечно, но с другой стороны, он встретил знакомую, значит библиотека – это не такое уж и плохое место.
- Ты не сильно занята? Не против, если я составлю тебе компанию? Мне все равно нечем заняться, а сидеть с тобой намного приятнее, чем бродить по коридорам в одиночестве или спать, да, - заулыбался Смит, и в ожидании ответа гриффиндорки вновь принялся изучать книгу, находящуюся у нее в руках, пытаясь понять, о чем она и главное, зачем понадобилась Натали.

Мельком пробегая взглядом по строчкам книги, он периодически поглядывал на девушку: ну не вязалась она у него с тем, что она читает. Девушки должны читать про зверюшек, сказки там всякие, а не про холодные войны маггловского мира. Но озвучивать сию мысль юноша не стал – кто знает, как Натали к этому отнесется? Да и может быть, ей просто дали задание. Есть же такой предмет? А говорить девушке, что книги о войне не предназначены для прекрасного пола – самоубийство. А Зак хотел закончить школу здоровым, вот и не совался, куда не надо: никаких тебе перепалок, девочек и квиддича. О, да, с последним у него явная взаимная антипатия; он не особо хорошо владеет метлой (нет, конечно, если постараться и захотеть – другой разговор) и поэтому старается не участвовать в этом, ибо подобающее спорту настроение у него возникает крайне редко.
Пока Смит рассуждал о своем отношении к квиддичу, Натали ответила на заданные вопросы и задала свой. Естественно, пытливый мозг хаффлпаффца вновь оплошался и мальчик несколько стормозил.
- а? аа, да, вижу… - рассеянно пробормотал он, отрывая взгляд от строчек, - зачем тебе это? – несколько озадаченный, он ткнул пальцем куда-то в книгу, изобразив на лице полное непонимание. Все таки логичнее было увидеть парня, который интересуется войнами – там техника какая-то есть, сражения и все такое, а девушка… нет, видимо, он просто предвзят.
- А ты готовился к лекции Снейпа? – В том проблема, что нет… - тут же ответил хаффлпаффец, оборачиваясь на те стеллажи, около которых он терся некоторое время назад. – Я уже, кажется, всю библиотеку обошел – ничего не могу найти. Либо школа не позаботилась о материале и наших баллах, которые в данный момент оставляют желать лучшего, либо я не умею искать. Как-то глупо тут книги расставлены, смысла никакого не вижу… Сделали бы по тематике, так нет, надо было по алфавиту… - проворчал Смит, приопустив голову, от чего его бормотание казалось более неясным.
- Он снимает большое количество баллов, за не подготовку, - хаффлпаффец вздохнул, - да знаю… но тут же нет этой книги? Откуда брать материал? Нет, я, конечно, могу из головы что-то взять, но врятли он оценит. – С поддельным сожалением заключил он, и вновь улыбнулся: - а ты? Или… у нас же не одно задание? Или одно? Я что-то путаюсь, ты же не хаффлпаффка, вроде… - забыть про принадлежность собеседника для него – нормальное дело. Он будет забывать о ней даже если все будут ходить с табличками «Гриффиндор», «Слизерин» и т.п.

Только он мог стоять перед девушкой, внимательно слушая ее, но еще и успевая вертеться, оглядываясь на каждого прошедшего, как будто впервые вообще находится в этой школе и все для него в новинку. На самом же деле Зак просто не мог долго смотреть человеку в глаза – а куда еще смотреть, как не в глаза? Если ты слишком воспитанный, как, собственно, сам Смит, то смотреть больше и некуда. Вот и приходилось вертеть головой туда-сюда, время от времени изучая потолок с полом. Кажется, он мог уже по памяти пересказать всю обстановку с закрытыми глазами – где только не побывали его глаза.
- Знаешь, просто любопытно понаблюдать за жизнью магглов, они ведь порой поступали совсем глупо. Все эти войны, ссоры и всё прочее, они усложняют себе жизнь, - кивая девушке через слово, хаффлпаффец все же посмотрел на нее. Она говорила это с таким видом, что даже Смиту, человеку, который ленится читать даже ярлыки на купленных продуктах, захотелось прочесть хотя бы одну книгу об этих войнах, лишь бы понять, чем они так приглянулись гриффиндорке.
- Тебе ведь, наверное, неинтересно слушать? – видимо, девушка таки заметила, что взгляд мальчика постоянно бродил по всему залу, а ведь это, если не знать настоящей причины его такого поведения, выглядит ужасно.
- Ой, нет, прости, я просто… я задумался просто, ты так интересно рассказываешь, - с неподдельным восторгом защебетал Захария, улыбаясь. – Я даже, пожалуй, возьму что-нибудь почитать. Может, это правда интересно, я никогда не думал о войнах с этой стороны. Война – она и в Африке война, она даже в магическом мире существует, так что я даже как-то не обращал внимания… - язык мало-помалу стал заплетаться – не привык он разговаривать так много. Обычно сядет в гостиной, подремлет немного, сходит во двор, посчитает мимо пролетающих птичек и за день максимум десять слов скажет, а тут такое.
- Нет, я с гриффиндора, - Зак молниеносно кивнул, отметив про себя, что пора начать принимать какие-нибудь лекарства, улучшающие память и внимание.
- Наверное, у нас разные задания, но всё-таки ты мог бы подготовиться хоть немного, и тогда он поймет, что ты старался, - хаффлпаффец засмеялся: я думаю, его душу мало что способно тронуть и как бы я не старался – он все равно найдет к чему придраться, так что и стараться-то, наверное, смысла нет… - последняя фраза была пробормотана практически себе под нос, как совет самому себе, мол, какой смысл заниматься, если твоих стараний не оценят?
- Ты мог бы спросить своих однокурсников. Наверняка они что-нибудь подготовили к лекции. – При одном только упоминании об однокурсниках, лицо Смита приобрело выражение, как если бы он залпом выпил лимонный сок.
- Ты знаешь, я как-то… они как-то… - вновь ворчал себе под нос хаффлпаффец, рассматривая пол, - Я их не люблю, они меня тоже. – Умозаключил он, секунду спустя добавив: в основном. Дело в том, что у нас много различий и совсем мало сходства. Совсем не понимаю, почему я учусь именно на хаффлпаффе…
За такие мозги, за что же еще… - съехидничал внутренний голос, после чего мгновенно был послан далеко и надолго и запрятан в самую дальнюю даль.
- Кстати… что сегодня за день? Я что-то потерялся в датах… - он судорожно складывал в хваленом уме какие-то цифры, пытаясь припомнить сегодняшнее число и главное, день недели. – Я уже три раза пропускал походы в Хогсмит по собственной глупости – это ужасно… - последнее было сказано тихим шепотом, вновь самому себе. Уж что что, а беседы с собой любимым являлись его отрадой.