Едва закрыв глаза, слизеринец тут же отключился, не прошло и пары минут.
Никакого отдыха и расслабления, даже во сне, который из эфемерного гула в голове превратился в нечто тяжёлое и душное, как сгустившаяся тишина в Лондонском переулке, до того момента, как толпа фанатов практически подошла к ним вплотную. Он до сих пор ощущал, как гудят в теле мышцы, словно был готов к какому-то невероятному прыжку через пропасть и всё это время стоял на краю, пружиня на одном месте и примериваясь к своей цели. Проходит секунда и напряжённое ожидание резко сменяется чьим-то криком, суматошными движениями каких-то странных существ вокруг, настолько быстрыми, что уследить за ними физически невозможно. Чутьё подсказывало, что это должны быть магглы, потому что именно за этим они и пришли сюда — выполнить задание Лорда и устроить кровавую баню простецам... или нет?
Заклинание рассекает воздух и уносится куда-то в сторону. Раздавшийся крик, тонкий, какой мог издать ребёнок или юная девушка, подсказал, что Марк попал в цель, но слизеринец вдруг остановился и посмотрел  себе под ноги. Что-то тёмное и горячее растекается по снегу, окрашивая его в невообразимый оттенок, и запах... такой знакомый запах ржавчины и чужой боли. Флинт не мог оторвать взгляда от текущего к нему потока крови, пока кто-то из своих не задел его плечом. Вскинув голову, он молча посмотрел в бездонный взгляд под маской Пожирателя и вдруг понял, что его собственная маска сливается с лицом, врастая под кожу и теперь на снег капает уже его кровь.
- Да что с тобой? Идём же!
Миллисент, вернее её голос из под маски. Девушка не шла, она парила в воздухе на уровне его глаз, хотя всегда была ниже его ростом. Машинально кивнув, парень сделал шаг в сторону, но слизеринка вдруг растаяла в воздухе, будто её и не было. Показалось... тогда чей же это был голос?
Вобщем-то вопрос довольно глупый, если учесть что спальня для их факультета была общая. Уже постепенно выпутываясь из сетей своего сна, парень ещё не мог заставить себя открыть глаза, но уже вполне различал негромкий бас Уоррингтона.
«...когда мы дружной толпой пойдем в министерство, вы все будете стоять рядышком держась за руки, как и полагается прилежным ученикам.»
- Мечтать не вредно.
Вредно будить тех, кто рухнул в кровать под утро после такой насыщенной событиями ночи. Этого Марк не произнёс, надеясь что дружище Касс включит проницательность или прорицательность или что там у него в голове, и догадается, что из этой спальни он мало кого сможет забрать с собой в министерство. Флинт например был готов на убийство того, кто попытается его заставить встать на ноги спустя четыре часа отдыха после двух бессонных суток.
- Уорри, и что тебе не спится по-хорошему...
Пробухтел слизеринец так и не открывая глаз и очень надеясь, что снова сможет заснуть. Голова болела, как после пьянки, а тело ныло, как будто всю ночь его пинали ногами гриффиндорцы. Потянувшись так что хрустнула спина, Маркус лёжа стянул с себя свитер и отправив его в полёт через комнату, попытался натянуть на себя одеяло. Получилось плохо, потому что что-то мешало... Вернее, кто-то.
- Мерлин, Тео, ну а ты чего... Снова гулять собрался?
Сонно глядя на Нотта, застывшего в клубке из одеяла на его кровати с шоколадкой в руке, слизеринец подождал, пока мозги встанут наконец на место, фокус в глазах перестанет сползать в сторону и он сможет нормально формулировать собственные мысли. Когда наконец получилось и Флинт уже более осознанно посмотрел на однокурсника, то очень пожалел, что в комнате кроме них были люди. В голове мелькнула одна ненавязчивая мысль – неужели…

Марк изучающее смотрел на Нотта. Воспоминания о вчерашнем вечере. Вернее, о поздней ночи так мучительно крутились где-то внутри, вгоняя в краску, что он искренне порадовался своей неспособности краснеть. Ну, смуглая кожа действительно редко краснеет, так уж получается. И хорошо, иначе, это было бы слишком нетипичным для слизеринца, который и улыбался то редко, не говоря уже об остальных проявлениях эмоций. Как ни странно, при взгляде на Тео отчего-то не чувствовалась неловкость, как бывало обычно на утро. Вероятно, это оттого, что то что произошло, случилось не здесь, не в спальне, хоть Нотт и был в его кровати, когда слизеринец проснулся. Мозги на удивление быстро принимали всю ту ненормальность, что происходила с ним и вокруг него, что это было даже удивительно. Впрочем, если хорошенько подумать, Флинт вряд ли мог бы сказать, что его что-то не устраивает. Но думать семикурсник не собирался, по крайней мере, не настолько глубоко, чтобы начинать с утра пораньше копаться в себе и отношениях с некоторыми определёнными людьми.
А вот Тео довольно забавно стеснялся, пытаясь зачем-то давиться шоколадом, явно позаимствованным у дружище Гойла из тумбочки, краснеть, отводить глаза и вообще, вместо того, чтобы залезть к нему под одеяло, усиленно заниматься всякой ерундой типа пререканий с Уоррингтоном.
Кстати о Уорри.
Судя по выспавшемуся, но всё ещё скучающе-недовольному виду друга, вряд ли можно было предположить, что его самого так уж сильно вдохновляет идея таскаться в такую погоду по Лондону ради каких-то экскурсий. Аспирант и сам наверное прекрасно догадывался, что мало кто с их факультета когда-нибудь будет вынужден искать работу, чтобы себя прокормить и обеспечить необходимым – за большинство это уже давно сделали родители или другая родня. Так что если и понадобиться вдруг работать, то исключительно ради того, чтоб не заплесневеть от ленивой и сытой скуки долгими зимними вечерами.
Сам Флинт давно уже для себя решил, чем хочет заниматься в будущем, несмотря на все протесты отца и его заявления, что квиддич – это дескать несерьёзно. Вот Касс стал преподавателем не от большой нужды, а потому что любил свои дурацкие Прорицания, да и Нотт, Пьюси или Забини были мало похожи на тех, кого может прельстить сомнительная перспектива работать где-нибудь в госпитале или в каком-то ресторане или магазине кем-то, кроме как в качестве владельца. Так что сама идея тащить их не пойми куда была довольно скучной и глупой. Но… но. С решениями Снейпа и раньше-то, когда он был их деканом, спорить было бесполезно и иногда даже вредно для здоровья, а сейчас тем более. Да и Уорри подставлять тоже не хотелось, друг всё же.
Тем более, что одно, но довольно важное дело в Лондоне у Маркуса осталось.
Миллисент.
Память снова болезненно обострилась, когда перед глазами так бесцеремонно всплыли картины вчерашних событий. Слизеринец вспомнил о подруге, которую они оставили в больнице, и тут же понял, что он просто обязан туда пойти. Как угодно, удрать втихаря или отпроситься у директора, но должен. Она итак пострадала из-за его самонадеянности, да они ещё и оставили её там одну. А вдруг ей не стало лучше?
Стиснув зубы, слизеринец выпутался из-под одеяла и быстро оделся. Можно было бы конечно уйти прямо сейчас, но тогда пришлось бы объяснять Кассу о том, что случилось, а этого очень не хотелось. Во-первых, потому что аспирант не был втянут в эту хитрую игру с Метками, непростительными заклятьями и службой Лорду. Во-вторых, если бы он и узнал, то мало того, что не одобрил бы, так ещё и заставил бы идти к директору и отпрашиваться официально. В любом случае, это только трата нервов и времени. Так что гораздо быстрее и безболезненней было пойти с ним на завтрак и куда он там скажет, а уже из Лондона как-то удрать.
Спустя пару минут полностью готовый к выходу капитан нетерпеливо вздохнул, словно его задерживали, покосился на Нотта и на прилипшего к креслу Кассиаса.
- Раз выспаться мне и сегодня не дадут, тогда, я хочу пойти и пожрать чего-нибудь.

==> на завтрак

Да чёрт бы вас всех побрал. Я не трусиха. Я не намеренно опоздала. Я просто не захотела. Идите все к чёрту. Я никому не обязана объяснять своё поведение. Даже самой себе.
Как это было не похоже на мисс Смайлинг – немного неуверенная, почти плывущая походка с шансом упасть, поэтому не было каблуков, была лишь эпатажная платформа в обуви, минимум макияжа и быстро накинутая одежда, первое, что попалось под руку, хотя всё равно вокруг тёмные цвета, кружева да тяжёлые ткани. Даже в минуты признаваемой неуверенности в себе, Люц не могла изменить подобранному имиджу. Пусть у неё в голове творится ад, никто об этом не должен знать.
Раннее утро и тишина в гостинице подначивала скачущие внутри истеричные мысли, но слизеринка держала всё под контролем, по крайней мере, старалась. Пока не было страха, но это только пока. Не сказать, что за последнее время многое изменилось, но Люцифера нутром чувствовала, что иначе больше не будет. В мире что-то сместилось, небо на землю упало, а разгребать завалы придётся таким, как она. И как весь её факультет, как будто они были ответственными за происходящее в мире. Конечно, это в далёком будущем, однако сейчас определённо было что-то не так.
Утро – и девушка могла себе позволить прострацию в пустых коридорах. Не думать, отбивать от себя все мысли. Занять себя чем-нибудь, хотя что возможно в такое время и в таком месте? Наверное, сокурсники уже вернулись, но ей никого не хотелось видеть, потому что не хотелось оправдываться, хотя Люцифера знала, что это у неё получится лучше всего. Самоуверенность, даже в таком дрожащем внутри состоянии никуда не деть, это сродни привычке – везде и всегда. И мало что может это сломать, хотя сейчас мисс Смайлинг была на грани.
Грань готова была исчезнуть из-за последующих картин... Люцифера никогда не любила гостиницы, и одна из причин – это общие ванные комнаты и отсутствие у посетителей желания их запирать. Впрочем, когда ты в чём-то уверен или, наоборот, твой мир рушится, тебе нет ни до чего дело. В том числе и до отрываемой кем-то дверью.
Люцифера буквально застыла на пороге. Нет, увидеть кого-то из слизеринцев было бы предсказуемым, но не сказать, что она была к этому готова. Не была, в частности, готова к очередной встрече с Эдрианом. Она только попыталась успокоиться относительно его и перенести мысли в сферу Крауча, как тут... Тут Пьюси, не сказать, что в хорошем виде, который уверовал девушку в правильности своего решения никуда не идти. Эдриан явно был на пределе, насколько она его знала и могла судить. Ну и... разорванная мантия, земля на лице вперемешку с сочившейся кровью, напряжённое лицо с недо-улыкой, напоминающей оскал, и глаза, от которых Люци сразу же отвела взгляд. Нет, этого надо было ожидать – сейчас Пьюси, да и, наверное, остальные участники рейда, являл собой воплощение Пожирателя Смерти, от которого Смайлинг пока отказалась. Но сейчас это было для неё не то, чтобы ударом – не готова. Пожалуй, в один миг эта девушка могла превратиться из горделивой самоуверенной особы в ту маленькую девочку, которой когда-то являлась, в тот самый внутренний демон, о котором никому лучше не знать.
Мыслей в голове не было, не хотелось двигаться и каким-либо образом шелохнуться, дабы не привлечь внимание бывшего возлюбленного. Теперь Люцифера испугалась – самое смешное, что после общения с Краучем она испугалась именно прошедшего своеобразную инициацию сокурсника. В Эдриане слишком много дикого было в этот момент, мало ли, что было в его голове и что он мог сделать. Однако слишком поздно Смайлинг заметила, что деться некуда – её отражение услужливо появилось в зеркале, Пьюси не мог не заметить.
Трусиха. Теперь – да. Боюсь, что всё теперь не так. Или так, как должно быть...
Не сдвигаться с места, ждать лишь реакции, хотя очень хотелось колко заявить «Прескверно выглядишь, Эдриан» или что-то в этом духе, усмехнуться и, пользуясь низким ростом, всё равно посмотреть свысока, как всегда. Но что-то останавливало. Нет, привычный мир Люциферы Смайлинг не рассыпался на кусочки, просто с недавних пор дал трещину, а она не хотела себе в этом признаваться.

Let's start over...
I'll try to do it right this time around.
It's not over...
'Cause a part of me is dead and in the ground.[/size]
Осторожно прикоснуться к ручке двери и, стараясь не вызвать недовольного скрипа, затворить её, отнимая чуть дрожащие тонкие пальцы от холодного металла, когда прозвучала щеколда внутреннего замка. Откинуться на закрытую дверь, но собраться и не обмякнуть, хотя очень хотелось упасть на пол, закрыть лицо ладонями и почти разреветься. Нет, просто впасть в отчаянное негодование и незнание, что делать, впасть в откровенную слабость, которую Люцифера никогда бы, до этого момента, не допустила. Вокруг была какая-то молочно-туманная пелена, заставляющая путаться мысли, заставляющая не разделять реальность происходящего и отделявшая настоящее от страхов...
...но Эдриан слишком вовремя обернулся. Настолько вовремя, что Смайлинг не успела утопить свою самоуверенность в прорывающихся наружу страхах. Взгляд серых глаз, уже не такой резкий и не такой безумный, вернул слизеринку в бытие и заставил собраться, выпрямиться, а не растекаться даже по стенке. Затем как пощёчина прозвенела фраза про Снейпа, и девушка чуть нахмурилась, по привычке начав выстраивать в голове цепь логично обоснованных оправданий. Нет, на этот раз не оправданий – объяснений.
Что это я, в самом деле. Раскисла. Испугалась. Чёрт бы всё это побрал! Я буду собой, я останусь собой, даже сейчас. Не сломать, не сломить... Только если...
Люцифера откинула волосы с лица и едва заметна улыбнулась, обратив взгляд к сокурснику. Наверное, сейчас для него была ожидаемой эта перемена – уж кто-кто, а Пьюси должен знать, каким демонам она не даёт выбраться на свободу. И должен понимать, что именно в этом причина её отсутствия. Хотя, интересно, как бы он вёл себя, окажись там и Люц?..
– Не сомневайся, я прекрасно понимаю, какое у меня положения, – девушка мягкими шагами приблизилась к Эдриану, уже ловя себя на мысли, что избегает взгляда и изредка нервно закусывает губу. Нет, трещина есть, нельзя этого отрицать. И нельзя отрицать того, что ты меняешься, что тебя меняют всё происходящие события. – Дай мне, – бесцеремонно взять одно из нескольких оставшихся нетронутыми полотенец, открыть шкафчик, который, судя по всему, не был замечен Пьюси, и вытащить из него флакончик. Открыть, тщательно следя за своим движениями, отличающимися несвойственной резкостью и подрагиванием, всеми силами прекратить это, смачивая полотенце в жидкости... – Видимо, ты где-то там упал и рассёк себе бровь, – прикоснуться к сочащейся ранке и чуть улыбнуться уголками губ. – И сейчас тоже пропустил. Я никогда не сомневалась в твоём наплевательском отношении к себе, – другой рукой взять ладонь парня и вложить в холодные пальцы полотенце. Затем отойти на пару шагов, на секунду взглянув Эдриану в глаза. Нет, это не то, что он, наверное, подумает... Или то. Прошлое не вернуть, хотя сейчас Люцифера демонстрировала именно то отношение, о котором в ней мало кто вообще задумывался, ведь она...
Девушка выдохнула, оказавшись подальше от бывшего возлюбленного, и сложила руки на груди. Думать не хотелось, но эта ситуация была самой непредсказуемой, а их Люцифера не любила до крайности. Так что надо было сделать её предсказуемой и адекватной, такой, чтобы можно было делать.
– Ты думаешь, что я всех предала? Или струсила? – подобрать тот тон Пьюси, как будто ничего не случилось, хотя общее настроение обоих выдала скованность, учащённое и утяжелённое дыхание и нежелание поднимать друг на друга глаза. – Второе – может, совсем чуть-чуть, но не из-за себя, – звучит, конечно, как оправдание. – Я привыкла нести ответственность только за себя, а группа этого не подразумевает, – поднять голову, сосредоточив взгляд на трещине в потолке. – Вот и вся причина. А относительно разговоров – ты прав, что следует подождать. И мне даже есть, где. Я могу выкрутиться. Недавно объявился мой настоящий отец... – несвойственные Люцифере короткие предложения, вытягиваемые из самой себя, лишь бы что-то говорить, а интонацию прекрасно получалось сохранять. И сбой лишь в упоминании о том, из-за кого она появилась на свет. Люци подняла глаза на Эдриана, ведь она никогда ему не говорила именно об этой части семейной истории. – Несостоявшийся Пожиратель и персонаж, изрядно подпортивший нервы Лорду, хотя в итоге они сохранили специфические отношения. Поэтому меня вызвали срочно домой – никто из моей семьи и ночной вылазке не знал, а моих опозданий в выходные Нарцисс не терпит, поэтому мне пришлось исчезнуть, – Смайлинг улыбнулась через силу и сделала шаг в сторону Эдриана, отняв полотенце с лечебной жидкостью от рассечённой брови. – Не передержи. Даже магические зелья имеют свойство сжигать кожу, – вновь улыбка, сменившаяся тем же чуточку испуганным выражением лица, которое Люци пыталась упрятать внутрь. – И видишь, я могу постоять за себя и выкрутиться. Не маленькая уже, – последнее было, скорей, убеждением самой себя, потому что самым страшным на данный момент казалось именно стать маленькой, вернуться в тот неприятный, страшный и неблагодарный мир, от которого она спасалась в библиотеке.

[size=10]and this is how it feels when i ignore the words you spoke to me
and this is where i lose myself when i keep running away from you
and this is who i get when, when i don't know myself anymore
and this is what i choose when it's all left up to me (с)
Пожалуй, то, чего хотелось, было достигнуто – Эдриан в своих обрывочных фразах и резких движениях сейчас был более похож на себя, чем в тот момент, когда Люцифера только зашла. Ну да, ничто не рассердит этого слизеринца так, как ненавязчиво-навязчивая забота, тем более от бывшей девушки, хотя они договорились, что больше ничего. Хотя последнее оба опровергают в последнее время с завидной постоянностью.
– Всё-всё, большой мальчик, не трогаю, – Люци подняла руки, отойдя ещё на шаг назад, откинувшись спиной на стену, в знак капитуляции и отсутствия притязаний. Тон девушки изменился, впрочем, после выданного, не совсем нужного Пьюси оправдания, ей нужно было именно это. И у них же так всегда было – провокация на провокацию, своенравие через край, но всё равно неопознанная тяга, с которой ничего нельзя было поделать. И Смайлинг было сложно признаться самой себе в том, что она просто не хочет отпускать этого парня от себя – хоть в таком виде, но он должен быть в поле её зрения. Если копнуть дальше, наверное, можно найти и причины... Но Люцифера вряд ли занялась бы этим, потому что рядом красным расплывшимся маячком в мыслях висел Крауч. Но не о нём сейчас. – Все удивляются, почему я такая колкая и циничная. Но ведь никому не надо моей доброты и ласки, – натянуто улыбнуться, хотя понимая, что это более естественно, чем дрожь, минуту назад пронизывающая насквозь и заставляющая совершать столь... опрометчивые поступки, как лечить Эдриана. Его можно пытаться во всех смыслах «лечить», чем Люц периодически раньше занималась, но сейчас, не сказать, что ему это было нужно. А что было нужно ей – лишь один чёрт знает.
Но шутливое настроение, на мгновение задержавшееся в зелёных глазах девушки, но не успевшее выйти за пределы линз и показаться собеседнику, мгновенно испарилось. Из-за оборванной фразы Пьюси, которая призывала не то успокоиться, то ли беспокоиться – ему это безразлично или он не собирается её осуждать?.. Люцифера на мгновение напряглась, понимая, что сейчас была, ко всему прочему, чересчур откровенна, но благодарна Эдриану за отсутствие вопросов. Эта ситуация, несомненно, поселилась в голове, но сцены представания перед Лордом с объяснениями пока не были устрашающими – юная мисс Смайлинг пусть и не была на сто процентов уверена, но склонялась к варианту, что всё будет в порядке, насколько это возможно в её ситуации.
Нет, политика – это прекрасно. Идеологии, вербовка, посыл в массы, но иногда хочется показать себя, а не быть рядовым исполнителем. Только всё давно надо проходить то, что проходят все, – а этого я не учла. И если я вступаю сюда, надо быть уверенной в себе, уверенной, что везде увернёшься, не потеряешь лица и выкрутишься. А эта вера, побрал бы вас Локи, дала трещину. Что ж, ищем клей... Или новую.
...но размышления о своей судьбе и Пожирателях, в которые неосознанно ушла Люцифера, было прервано показавшейся странной фразой Пьюси, а красный маячок стал отчётливым и опасливо замигал. Люцифера прикрыла глаза, будучи действительно пойманной в столь щепетильный момент – ещё одно подтверждение тому, что никогда нельзя отвлекаться, пытаясь сообразить, как ответить. Нет, неужели он имеет в виду Крауча? Об этим физически никто не может знать. Крауч сам не допустит, чтобы кто-то вообще предположил о случившемся. Тогда на что намекает Эдриан?..
Мысленно вернуться в тот вечер у Малфоев, попытаться не подать виду, что задета или замешкалась, улыбнуться, горделиво и победно, позволить себе усмешку – пусть весь вид говорит о том, что он ошибся. Конечно, действительно так могло бы быть... И должно быть для всех, пусть и кто-то из сокурсников мог видеть уход Смайлинг с Краучем. Но не ссылаться же на это сразу, потому что это мгновенно выдаст, а Эдриан тогда уж не остановится...
Только другой вопрос – зачем тебе это, Эд?..
– Не стоит судить обо мне, основываясь на привычках своих девочек, которые толпами за тобой бегают и буквально заглядывают тебе в рот, – голос притихший, вкрадчивый, с затаённой усмешкой и искрой цинизма на дне. Он сделал предположение, она тоже имеет на это право. – Конечно, для них ты – взрослый, обеспеченный, избалованный парень, с тобой только и чувствовать себя взрослой, а как иначе? – прыснуть, взяться пальцами за висок, изображая размышления. – Парень старше и выше во всех планах – что ещё нужно какой-нибудь маленькой плутовке для ощущения взрослости? Вечеринки, алкоголь рекой, клубы дыма, травка, что потяжелее... И всё, дальше их фантазия относительно взрослой жизни кончается. – Люцифера остановилась и посмотрела на Эдриана – впервые за этот вечер прямо в глаза. Сейчас для неё главным было поймать кураж и убедить саму себя в своём превосходстве, но Пьюси же тоже тот ещё плут, может стоять на своём, а тут ещё неизвестно, как она себя поведёт. Но отвлечься от мыслей о том же Крауче и просветить Эдриана в отношении женской психологии – хороший вариант для отвлечься. – А с другими, теми, кто старше возрастом, не поверишь, не так. Девушка ищет себе защитника, чтобы чувствовать себя рядом с ним маленькой девочкой. И чем взрослее, чем опытнее защитник, тем более защищённой чувствует себя девушка, – вот чем обуславливается тяга тех, кто поумнее, к тем, кто постарше. А когда защитник исчезает, хрупкой девочке надо взрослеть, самой стоять за себя, ведь теперь никто не заступится, никто не защитит, – улыбка, опустить глаза вниз, понимая, что действительно так происходит. И Люцифере в какой-то степени даже стало себя жаль – вот бы она с самого рождения была взрослой, тогда бы многого не произошло. – Тогда-то и маленькие девочки взрослеют. А моим последним защитником, увы, был ты, так что... Я имею право говорить о себе, что немаленькая. Или ты вновь хочешь его отобрать?.. – поднять взгляд, посмотреть поверх линз, вдохнуть, облизав губы и многозначительно отвести глаза в сторону, как будто не ожидая ответа.
Провокация на провокацию. Нет?..

[size=10]once more i'll say goodbye to you
things happen, but we don't really know why
if it's supposed to be like this
why do most of us ignore the chance to miss (с)
Говорят, есть такие моменты, когда ты можешь переполниться эмоциями и взорваться, так называемая, всем известная «переполненная чаша». Кажется, именно это сейчас случилось с Эдрианом, как бы он не пытался держать себе в руках, ну, почти, насколько это было возможно в его состоянии. Люцифера, наверное, тоже могла бы взорваться, пока не почувствовала, как все эмоции – пробуждаемая бывшим возлюбленным злость, ярость, перемешанная со страхом, некое отчаяние, заскользнувшее на пару секунд в сознание, никому не нужные, даже самой себе, объяснения поведения – взяли и рухнули куда-то. Смайлинг почти не заметила, как перестала что-либо чувствовать, но это было лишь вторым тревожащим её фактом, первым же было то, куда это всё исчезло, не испарилось ли. Девушке показалось, что она стала огромной чёрной дырой, в которую проваливается всё и исчезает, но, как известно, чёрные дыры – это бывшие звезды, взорвавшиеся, а будущее их всегда непредсказуемо.
Люцифера как будто пропустила половину сказанных Эдрианом слов. Не было ни сожаления, ни нервов, с которыми она недавно пыталась объясниться с Пьюси, как будто что-то была должна. И это ощущение исчезло, оставив за собой лишь пульсирующий шлейф в том месте, где, как верят, находится сердце. А чёрная дыра была где-то в районе живота, от чего неприятно свело мышцы, но слизеринка даже почти не почувствовала этого, полулихорадочно-полусомнамбулично оглядываясь, вглядываясь в рефлекторные движения Пьюси, который, казалось, то холодел, то впадал в жар не то от злости, не то от потери самообладания. Ему же тоже было несладко, кто знает, может, более несладко, нежели ей. И если Люци может выкрутиться, то, может, Эдриану мешает его пресловутая гордость, граничащая с готовностью на любой порок, но он не может позволить преступить себе грань? Ведь так было когда-то. Так было и сейчас. Пьюси порой слишком сильно хотел, чтобы было по его желанию, иногда думал, что мир крутится вокруг него и всё так, как думает он. Он думал, что видел её насквозь, потом поражаясь изменению настроения, колкостям вместо обид и нежностям тогда, когда должна быть буря, и наоборот. Ссоры, когда он вёл себя как примерный мальчик, недовольство, когда всё идеально... Смещённые грани понимания – так было всегда, возможно, именно это их держало?..
А сейчас – ничего не держит. Кажется. Давай, Люц, признайся самой себе, что эта заполнившая пустота – неспроста, что не за что бороться. Что он не понимает, ли делает вид, что не понимает, или вновь хочет задеть основываясь лишь на предположения, которые всего лишь гипотетически могут быть верными...
Смайлинг закрыла глаза, пропуская через себя последние слова Эдрина, сказанные с явным вызовом. Выдох, спокойствие от пустоты, от ни единого малейшего ощущение, тело непонятно на чём держится  воздухе, потому что Люцифера даже его не чувствовала. Иногда слышала, как где-то внутри бьётся орган, называемый сердцем, но не ощущала даже текущей крови. Её плоть как будто растворилась от осознания, что ни-че-го не происходит, что ей ни-как не хочется реагировать на слова Эдриана, от того, что ей стало всё равно на весь мир.
Вдох – впервые Люци ощущала такое равнодушие, которое всегда выставляла защитой, не зная, что это такое, а сейчас – наконец познала. И то ли это был результат моральной усталости, то ли ей надоело перед всеми оправдываться – перед собой, перед Пьюси, даже перед Краучем, потом перед всеми ЮПС, перед самим Лордом.. Сейчас стало всё равно. Девушка смотрела на сокурсника, у которого не исчез оскал там, где должна быть улыбка, который ждал, ждал её взрыва, а в ней произошёл обратный процесс. Просто не было сил, просто устала, она, как бы не отрицала, тоже человек, хотя пустота и равнодушие были явно не человеческими.
Шаг, второй, тритий назад, повернуться к двери, лишь потом обернуться на слизеринца, не улыбаясь даже, как обычно с ней бывает.
– Знаешь, я сейчас ничего не чувствую. Ни к нему, с которым у меня ничего не было, кроме одного дела, ни к тебе, пытающемуся найти во мне ненависть, страх, боль, да что угодно, – ровный хрипловатый голос, больше бесцветный и уж точно не колкий и едкий. Люцифера опустила взгляд, оценивая пол, дотронулась пальцами до ручки. – Я вижу, что это всё глупо. И, знаешь, с такой позицией даже хорошо, что я не оказалась этой ночью с вами. Но зато я понимаю, что однажды за это меня могут убить. Надеюсь, это будет твоя палочка и твой голос, – произнести, даже не смотря на Эдриана и здесь чуточку улыбнуться, но во внутренней пустоте ничего не шелохнуться. Теперь можно было бы пугаться себя, но для Люциферы это было то, к чему она всю жизнь шла: полня пустота – полная свобода.

Прекрасная симфония разрушения. Аккорды пыли, чудесное звучание скрежета металла. С каждой секундой прежде залитый светом стадион, становился все темнее и мрачнее. Не было видно уже ничего – ни травы, недавно служившей полем, ни трибун. Только несколько столбов, вип-ложа и толпы снующих людей. Некоторые из них методично бежали к выходу, совершенно не замечая того, по чему они бегут. Они наступали на чьи-то бессознательные тела, толкали друг друга. В общей панике с верхних рядов люди слетали сами. Одна женщина посреди поля просто стояла, и, уткнувшись лицом в ладони, плакала. У ее ног виднелась гора тряпья, залитая спекшейся кровью.
Без жертв не обойтись, - думал Грэхэм, наблюдая за всем этим. И ему это нравилось. Иногда легкая дрожь пробегала по телу, когда он вдруг задумывался о том, что он творит ужасные вещи. Воистину ужасные – сколько невинных людей, женщин, детей гибнет с его подачки. Может быть, среди них есть волшебники, или родители будущих волшебников, а он собственными руками создает нелегкую демографическую ситуацию в мире магии. Когда он прислушивался к этим мыслям и опускал палочку, в голову лезли новые – как он, благороднейший маг, с чистейшей кровью, может жалеть их – ошибку природы, детей маглов? Они внедряются в его мир, стараются замарать все своей грязной кровью, создают таких же как они – уродов, мутантов, поощряют предателей и осквернителей…
Нет, таким как они не место в его мире. И это осознание позволяло ему все с таким же упоением наблюдать за чуть ли не самым грандиозным и масштабным зрелищем, за всю его жизнь.
Он засовывал волшебную палочку в рукав мантии и высматривал в облаках пыли рубку комментатора, когда заметил, что Эйвери пропала из поля его зрения. Глядя на то, с какой жестокостью втаптывали в землю маглы своих же, стараясь спастись из магического плена, Грег не на шутку забеспокоился и кинулся в толпу, размахивая палочкой, словно хлыстом, готовый отогнать каждого, кто попадется ему на пути. Капюшон соскользнул с головы, и аспирант увидел, как кто-то тычет в него пальцем, а какой-то ловкий парнишка проскользнул сквозь толпу и направил на него что-то вроде колдоаппарата, сверкнув вспышкой и ослепив волшебника. Не успел Грег понять, что произошло и осознать, что не хватало только его лица в магловских газетах, как мальчишка уже отбежал на приличное расстояние. Зарычав от злости, Монтегю нацелил ему в спину палочку и крикнул:
- Crucio!
Ему даже в голову не пришло, что можно было его просто обездвижить, или забрать его аппарат манящими чарами, нет. Ярость вмиг затмила разум, и он резким шагом направился к корчившемуся от боли юноше. Он кричал, на глазах его блестели слезы, а магловский колдоаппарат валялся парой трибун ниже, разбитый на кусочки. А Монтеню стоял и с упоением наблюдал за своей жертвой, тяжело дыша.
- Риски… еще… хотя бы… раз, - с выдохом после каждого слова прохрипел Грег и опустил палочку, накинув капюшон на голову. В этот момент его окликнул женский голос.
- Грэхэм!
Он стрелой метнулся в ту сторону, откуда послышалось его имя и нашел там Вивьен, которая, к его сожалению, уже была без сознания. Он в отчаянии опустился на колени и перевернул девушку на спину, схватив ее за плечи.
- Вивьен? Вивьен, ты меня слышишь? – он нервно потряс ее, словно этим мог привести в чувство. Но слизеринка не отзывалась, и Грега охватил жуткий страх. Он склонился над ней, поднеся ухо к ее груди, и стал слушать, бьется ли сердце. И к его радости, он обнаружил что хотел – девушка была просто в обмороке. Облегченно выдохнув, аспирант поднял ученицу на ноги и взвалил себе на плечо, вцепившись в нее руками, чтобы ни одно пробегающее мимо животное не посмело задеть ее или обронить.
Монтегю бежал на свет волшебных палочек, туда, где должен был находиться хоть кто-то из его группы. Он не успел добежать, как заметил трансгрессирующего Малфоя, Кребба и Гойла. Все, что он успел услышать прежде, чем поле совершенно опустело от волшебников, это «Дырявый котел».
Вцепившись в мантию слизеринки покрепче, он крутанулся на месте.

==> Улицы

- Гиппогриф меня дери, я не знаю, что с ней делать, - выпалил Грэхэм, едва появился на улице перед баром, где и обнаружил своих учеников. Все они были в пыли и грязи, из чего Грег сделал предположение, что выглядит не лучше. Он снял Эйвери с плеча и, создав из воздуха носилки, уложил тело девушки на них.
Монтегю обвел взглядом слизеринцев, чувствуя эту некую напряженность, витающую в воздухе, а потом согнулся пополам и совершенно по-мальчишески рассмеялся.
- Мерлин, а это было здорово! Мы отлично поджарили этих маглов… Эдриан, Драко, - Грэхэм улыбаясь подошел к каждому и пожал им руки, - видел вас в деле. Грандиозно.
Переводя дыхание, практикант с упоением вспоминал каждую минуту минувшего представления, и его сердце билось все еще гораздо быстрее положенного. После такого он должен был, просто обязан! получить Метку. Тысячи маглов запуганы, загнаны в клетки, как глупые кролики. Это было прекрасно, прекрасно!
Видя, что остальные не особо спешат разделить его радость, Монтегю оглянулся на Вивьен и задумался. Нести ее в больницу св. Мунго было очень опрометчиво – как он будет объяснять, что с ней случилось? К тому же, это был обычный обморок. Легкие он может прочистить сам, ей нужен просто отдых и покой. Задержав взгляд на красиво раскинутых на мантии волосах слизеринки, Грег потер подбородок и сказал:
- Ладно, пусть сегодня переночует у меня. Пойду приводить вашу сокурсницу в чувства. И да, если что, стучите, я на втором этаже в номере 27.
И, взяв Эйвери на руки, Грэхэм шагнул за порог гостиницы.

==> Номер

Чтобы не возникло лишних вопросов, Грег старался придать своему виду максимальную нежность, неся на руках девушку. Когда он проходил мимо озадаченного Тома, то мягко убрал прядку с лица слизеринки и прошептал что-то вроде «Да-да, милая, в кроватку» и игриво поцеловал ее в нос. Хозяин «Дырявого котла» в ответ на это ухмыльнулся и протянул аспиранту ключ от его номера, понимающе подмигнув. Едва тот отвернулся, Монтегю закатил глаза и понес девушку наверх. Видел бы его нежности кто-нибудь – не поверил бы глазам.
Номер был, мягко говоря, не очень. Потускневшие обои на стенах, выцветший ковер и полуторная железная кровать. Презрительно скривившись, парень уложил девушку на это бедное ложе и озадачено осмотрел ее. Она была чуть бледнее обычного, и намного беспомощнее той Вивьен, которую он привык наблюдать. Ему даже нравилась эта ее перемена – она была ужасно мила, когда не пыталась с ним спорить.
Одумавшись, что он пришел сюда не за тем, чтобы любоваться студентками, Грэхэм стянул в девушки походную мантию, оставив ее в одном неглиже, и накрыл одеялом.
- Так… чтож. Anapneo! – Монтегю достал из рукава волшебную палочку и направил ее на грудную клетку девушки. Она пару раз кашлянула, что возвестило о том, что заклинание подействовало. Он победно улыбнулся и положил палочку на обшарпанный комод. Оставалось только дождаться, когда она проснется.
Он несколько минут наворачивал круги по комнате, не зная, чем заняться в минуты ожидания. Слабое рассветное солнце уже стало пробираться в окно, когда Грег задернул темные шторы. Он еще не готов был к началу нового дня. Он все еще переваривал события этой ночи, перебирая в голове каждую деталь, которую мог упустить.
Окончательно утомившись, аспирант вспомнил, что лишняя скромность ему не знакома, и, скинув с себя молнию, лег на кровать рядом с Вивьен, на самый край. Он и сам не заметил, как заснул.

Взяв меня в свою ладонь, молю, будь осторожна
Не сделай слишком больно мне, если нежно невозможно
Я так хочу тебя, я лягу у порога,
Ну поиграй со мной чуть-чуть, поиграй немного.
Ольви - Поиграй со мной
Сегодня он был слишком беспокойный, слишком нервный. Если бы он имел привычку вертеться или разговаривать во сне, бедной Вивьен сейчас бы не было житья. Но Грэхэм спал, как младенец, не шелохнувшись.
А между тем, в его сознании происходил целый ряд всяких непонятных вещей. Он, в костюме бейсболиста, гонялся с битой за Мелиндой и пытался пустить в нее заклинанием Круцио, но его ловит Эдриан и наливает ему выпить.
Следующая серия была почти столь же непонятной – он стоят в центре стадиона, а целая толпа скандировала ему проклятия. В тот момент Темный Лорд из рубки комментатора кричал на него: «Ты снова провалил задание! Не видать тебе Метки!», и глупые маглы со своих мест смеялись над ним.
Грэхэм сжал уголок одеяла в руке так сильно, что костяшки его пальцев побелели, и он нервно мотнул головой. От вида разгневанного Лорда, Грэхэм резко раскрыл глаза. Сон, всего лишь сон. Он ничего не провалил, все в порядке. Задание выполнено, и выполнено на отлично. Этот ужасный кошмар будет преследовать его всю жизнь, и только декорации будут меняться. С лондонской грязной квартиры на лес. С леса на магловский стадион. А дальше… нет, не должно быть никаких дальше. Он не подвел своего хозяина, он старался как мог, и ему все удалось. Кошмарные сны должны прекратиться.
И с этой мыслью, словно дав ею себе некую установку, Монтегю вновь погрузился в сон. Услышав его внутренний голос, подсознание Грега быстро среагировало на изменения в мыслях. Когда сомн поглотил его разум, его окружали уже не маглы и Лорд, а прекрасные студентки, занимающиеся на его лекциях в крохотном белье. Ему давно не снилось ничего настолько приятного.
Посреди этого чудесного сна одна из студенток вдруг встает со своего места и подходит к молодому практиканту, чтобы задать ему какой-то вопрос. Грег узнает в ней Вивьен Эйвери и цепляет свою привычную ухмылку при виде этой девушки. Он постукивает пальцами по столу, готовясь ответить на ее «Мистер Монтегю, а что добавляют в тыквенный сок: порох или пепел?», как вдруг эта девчонка прижимает его к столу и вскакивает на него, обхватывая своими тоненькими ручками его горло.
- Что ты делаешь рядом со мной? Неужели жизнь медом показалась?
- Медом? Нет, никакого меда… нужен пепел, - ничего не понимающий Монтегю пытается мотнуть головой, но цепкие пальцы Вивьен крепко держат его. Он щурится и вдруг понимает, что находится вовсе не в аудитории, а в номере Дырявого котла; лежит совсем не на столе, а на кровати; однако в остальном все прямо как во сне – даже ученица сидит на нем все в том же белье.
- Не боишься? Я убью тебя, слышишь? Убью, - разгневанная и напуганная, как молодая львица, она чуть сильнее сжимает хватку и ему становится труднее дышать. У нее щеки чуть более румяные, от ярости, должно быть; а Грэхэм с каждой секундой становится бледнее. А потом понимает, что его-то руки все еще свободны.
Все происходит слишком быстро. Он прикрывает глаза, сложно воздуха в его легких почти не остается, и Вивьен чуть ослабляет руки. В этот момент Монтегю хватает ее за запястья и раздвигает их, стаскивая девушку  с себя, и опрокидывает на кровать, в долю секунды оказываясь сверху. Детская игра с битьем подушек, оживленная драка на свежих простынях гостиницы. Знал бы кто-нибудь, как забавно все это смотрелось со стороны.
Он дышит чуть чаще и чуть громче обычного. Хитрый оскал и крепко сжатые за запястьях Эйвери пальцы.
Грэхэм склоняется над ней как можно ниже, почти касаясь своим носом ее носа. Вряд ли она может хоть шелохнуться под его весом, даже при всей этой змеиной грации. Ухмылка, горячее дыхание, и тихим шепотом, на ухо:
- Ну давай, моя маленькая убийца, выбирай способ.
Улыбка, и он резко разжимает пальцы. Спрыгивает с кровати. В пару шагов преодолевает расстояние до окна и распахивает форточку, зажигает сигарету.
- А пока ты озабочена выбором моей смерти, я поведую тебе обо всем, что творил с тобой этой ночью. Хотя, почему творил… Ты, знаешь ли, особо не сопротивлялась, - Грэхэм выдыхает струйку дыма и подмигивает Эйвери, хитро ухмыляясь. Вид испуганной слизеринки настолько позабавил его, что он не смог упустить возможности немного поиздеваться над ней. Тем более, что сейчас на него вполне удачно работала его, не совсем приличная, репутация.
Он снова затянулся и выпустил дымовое колечко, плавно уплывающее в форточку.
- Признаться честно, Вивьен, у меня еще никогда не было такой послушной и пластичной девушки, - выдох, взгляд; наблюдать за ее расширяющимися зрачками. Монтегю прикрывает глаза, словно от удовольствия, и делает новую затяжку. Курение – это не вредная и противная магловская привычка. Это способ общения, изысканные паузы и манерность. Это воистину лучшее, что можно было у них позаимствовать.

It's all because of you
So real these voices in my head
When it comes back to you won't be
Scared and Lonely
Ухмылка, хитрый, едва заметный взгляд в сторону Вивьен, и он вновь принимается изучать скудный пейзаж за окном Дырявого котла. Окно выходит прямо на одну из улочек Лютного переулка, и Монтегю наблюдает за тем, как снуют по нему люди. Им почему-то не спалось, так же как и ему. Впрочем, причину его столь раннего подъема объяснить было легче легкого.
Она решается встать. Медленная, плавная, грациозная, как дикая кошка, вышедшая на охоту. Она не хочет проигрывать, делая жалкие попытки вырваться из его ментального плена. Монтегю смотрит чуть заинтересованно, словно готовясь отразить атаку, но в то же время ему действительно любопытно, как Вивьен будет выкручиваться из такой щепетильной ситуации. Власть, власть над человеком – за последние несколько часов он чувствовал это уже дважды, и это ощущение пьянило его, позволяло сердцу биться чуть быстрее обычного, заставляло привставать на цыпочки. Он не в силах сдержать улыбки, наблюдая за ней. Она пытается бороться. Как тонущий в океане человек, окруженный акулами. Если не выберешься – смерть. Будешь барахтаться – смерть. Одно неосторожное движение – смерть. Будь спокоен, дождись, когда появится твоя команда и заберет тебя, и тогда ты спасен. Но нет, в моменты отчаяния мудрые решения обычно не приходят в голову. Инстинкт самосохранения, казалось, противоречит сам себе.
Он делает последнюю затяжку прежде чем Вивьен выкидывает его сигарету в окно. Его, его собственную недокуренную сигарету. Нахалка, думает, что лучшая защита – это нападение. Грэхэм чуть хмурится – лишь сдвигает на пару миллиметров брови – и выдыхает дым, прямо смотря на девушку. Ветер уносит почти все в форточку, но часть попадает и на это идеально-аристократичное лицо. Он знал, как это унизительно, как это мерзко, и это нравилось ему. Монтегю чуть приподнимает уголки губ и склоняет голову набок, все еще смотря на Вивьен глаза в глаза.
- Мечтаешь, чтобы я умоляла тебя рассказать о своих безрассудных фантазиях? Проще убить меня, но ты настолько жалок, что не способен даже на это. Ты слишком слаб, неуверен, повторюсь, жалок, чтобы сделать что-нибудь со мной. Ты ни на что не способен. До сих пор не понимаю, откуда у тебя метка. Милорд решил выставить кого-то на посмешище? Что же, у него это получилось. Знал бы ты, насколько ты противен окружающим. Сам себе. Мне.
Он чувствует, как эти слова, словно тонкое и острое ожерелье из камней, пробираются под его кожу. Через запястья, ползут по рукам, к позвоночнику, заставляя чуть подрагивать от ужасной боли. Режут, будто тысячи тонких булавок, постепенно пронзающих тело. Его плечи чуть дрожат. Он старается распрямить их, будто это всего лишь непроизвольный рефлекс. Легкая судорога и ничего более. Эта смазливая девчонка знает на какие точки нужно надавить, чтобы было больнее. Знает точно, или всего лишь догадывается? Потрясающая интуиция, детка, я никогда в тебе не ошибался.
Подавать виду нельзя. Это глупо. Это безрассудно. Вивьен Эйвери никогда не должна догадаться о том, настолько задевали его душевные струны эти слова. Он не доверил бы этого тайного знания никому. Только самому себе и, возможно, немного Лорду, Мелинде и Эдриану. Так уж сложилось, что они знали все подводные течения жизни Монтегю, сами того не желая.
Он улыбается. Монтегю знает, что милая и мягкая улыбка, такая, словно смотришь на ребенка или щенка, обезоруживает лучше любого едкого слова. Великий комбинатор, искусный манипулятор, он обучился искусству издевок над людьми на оценку «Превосходно». Грэхэм даже не чувствует той нотки соблазнения, на которую так рассчитывает слизеринка. Он слишком увлечен игрой разума, почти отключив свою физическую сторону. В один момент понимая, что сделал это зря.
Монтегю делает один крохотный шаг в сторону Вивьен, сокращая расстояние между ними до минимума. Он так любит все эти прикосновения – итальянская кровь, должно быть. Практикант выше Эйвери на несколько дюймов, почти на фут. Он смотрит сверху, ощущает свою силу. Проводит тыльной стороной ладони по ее щекам, аккуратно, подушечками пальцев, убирает прядку волос с ее лица. Улыбаясь, удивительно мягко улыбаясь, при этом сохраняя абсолютно стеклянный и прямой взгляд, не выражающий никаких эмоций. Внутренняя борьба гнева с желанием позабавиться.
- Ошибаешься, девочка, - он водит подушечками пальцев по ее скулам, продолжает одну за одной отбрасывать прядки волос с лица, с шеи, с плеч, - мы же оба знаем, что я не противен… ни себе, - улыбка, - ни тебе.
Монтегю успевает заметить, как темнеет ее взгляд и, чтобы девушка не сделала ни одного лишнего жеста, опускает ладонь на ее затылок, притягивая ее к себе. Словно она не человек, а тряпичная кукла. До нервозности близко.
- Неужели тебе так понравилась вчерашняя ночь, что ты просишь убить себя сразу же после нее? Это как… увидеть Париж и умереть? Не волнуйтесь, мисс Эйвери, если вы будете послушной девочкой, я проведу с вами еще одно внеклассное занятие, и вам не придется умирать.
Он чувствует, что немного заигрался. Но он еще не дал ни одной осечки. Она должна быть просто уверена в том, что этой ночью что-то было. Так ведь интереснее. Сколько эмоций, какой дивный спектр. Увидеть каждую, насладиться ими вдоволь и отпустить – вымученную и выпотрошенную. Отпустить и сказать, что все это было зря, что ничего не было. О, ему было слишком интересно посмотреть на это. Он все-таки был немного садистом. Или много.
Ухмылка.

Если я сейчас скажу, что аспирант по заклинаниям  Люциан Боул, встал с утра не с той ноги, я преуменьшу действительность в несколько раз. К слову  сказать, он почти  и не ложился в эту ночь, не из-за нерадивых учеников, а из-за бесконечных мыслей о том, что он сделает сперва с Оливером, а потом с Малевским за то, что они надругались над его какавой! Целую ночь, он думал, думал и думал, придумывая все новые способы изощренных пыток.  Но, ни одна не показалась ему настолько жестокой, чтобы возместить страдания прошлого вечера.
В это раннее утро, Люц был чернее всякой тучи. Любой, кто сказал бы, что он плохо выглядит, сразу мог прощаться с жизнью. Даже девушек не миновала бы эта участь.
Спускавшись вниз, к бару, Боул сразу обратил внимание, что помещение было почти пустым. В нем находились только Долгопупс, Спиннет и Снейп. Да, вот тебе и компания с утра пораньше. Чертовы гриффиндорцы! Все они в своего любимого Оливера. Как их только земля носит. Проходя мимо, Люциан даже не соизволил поздороваться, только кинул прищуренный взгляд в сторону парочки, и прошел дальше. Как бы ему хотелось сейчас кого-нибудь придушить, а потом сказать, что так и было.
-Том, ты не мог бы дать мне мыло и веревку? Я пойду, повешу всех, кто мне вчера напакостил. И кружечку кофе в довесок к предыдущему заказу. Надеюсь, сейчас его никто у меня не отнимет. Речь прозвучала как-то скомкано, сквозь плотно сжатые губы. Сев за барную стойку, я посмотрел в сторону директора Хогвартса. Ну, правильно, что ему беспокоиться? Завтракает себе и завтракает. Сейчас стопудово припашит меня поднимать этих малолетних уголовников. И кто меня дернул спускаться вниз? Надо было сделать это уже после того, как добрая половина старшекурсников поднимет свои пятые точки с постелей. И почему все умные мысли приходят либо с опозданием, либо не к тебе, а Боул?
На стол перед аспирантом опустилась большая кружка. Из неё приятно пахло, а дымок закручивался в красивые спирали. – Решил меня порадовать? Не получится, мне сейчас помогут только капканы. Чтобы расставить их и наслаждаться криками попавшихся. Люциан огляделся. Поблизости никого не было. Что ж, в этот раз им не удастся отобрать у меня кружку. Плотно сжав в руках кружку, Боул сделал глоток.
Ничего дряннее в жизни не пил. Лицо сразу стало какого-то зеленого цвета, а Том приятно улыбаясь, смотрел на аспиранта. Вот, урод! Что он мне налил? И почему именно сейчас никому не приспичило отобрать у меня кружку?  Проклиная весь свет, Люциан сглотнул то, что уже минуту находилось в его рту. - Печеночья кровь. Приятно пахнет и бодрит с утра. Лучше любого кофе. Если бы взглядом можно было убить, у Дырявого Котла больше не было бы хозяина.

Люди в Лондоне совсем разучились слушать окружающих? Я ему хоть слово сказал о том, что хочу выпить что-то, от чего сразу захочется  обниматься с белым другом? Сейчас на Люциана даже смотреть было страшно. Видимо, когда молодой человек пригубил так называемое кофе, его так перекосило, что одна капелька прошла мимо рта и теперь стекала с подбородка. Но Боул этого не замечал. Он, задыхаясь, размахивал руками и, закатывая глаза, молил Тома о стакане чистой воды. Уже через две секунды перед ним поставили спасительный свет в этой темной истории. Одним глотком осушив стакан, аспирант не поднимая головы, чертыхнулся. – Это что, было покушение на мою жизнь? Я тебе когда-то дорогу перешел? Ты что, черт возьми, делаешь?!
Том молчал, и только загадочная улыбка озаряло его лицо. Именно из-за неё у Боула так чесался кулак, который уже года два никому не давал по шеям. Кипя от злости, Люциан уже хотел вылить это варево в лицо бармену, как возле аспиранта кто-то плюхнулся и без всяких церемоний засунул свой указательный палец к нему в кружку. –Кариииииим! Взревел Боул, когда повернул голову влево, и узнал сидящую рядом девушку. –Тебя не учили, что совать пальцы в чужие кружки, может быть опасно для здоровья?
- Оригинальный напиток.
Уж этого аспирант вынести не смог. Взяв в руки кружку, молодой человек вскочил со стула, и взглядом пытался найти что-нибудь, куда можно было вылить отвратное пойло. Нашарив в углу большой горшок с зеленым фикусом, Люциан направился прямо к  нему. Даже не задумываясь над тем, что делает, Боул вылил содержимое кружки в горшок. Ему даже показалось, что цветок несколько посинел, но не став заморачиваться на состоянии зеленого друга, аспирант вернулся на место. Ему значительно полегчало после содеянного, будто от сердца отлегло.
- А мне пожалуйста три бутерброда, нет четыре, не важно с чем, главное что бы это было съедобное. Тарелку каши, желательно рисовой. Чашку чая, три тоста и джем.
-Ты что, собралась накормить полк солдат? Как в тебя столько влезает? Это новая диета такая? Вопрошал Боул на протяжении того, как Том расставлял перед Ревеккой тарелки. В конце концов, не выдержав, Люц взял один бутерброд с тарелки девушки  облегченно вздохнул, когда распробовав, узнал обычное сливочное масло.
- Как спалось?
Нарочито медленно пережевывая бутеброд, стараясь стереть из своей вкусовой карты, то, что ещё минуту назад стояла перед ним, Люциан не собирался отвечать. Как  будто по нему и так не было видно, что он даже и не помышлял о сне в эту ночь.
-Том, будь добр, налей мне кофе. Прошу без самодеятельности. Когда перед Люцианом опустилась ещё одна кружка, он посмотрел на неё с глубоким сомнением.
-А ну-ка, Карим. Хочешь хороший балл по заклинаниям? Попробуй, что там налил наш добрый хозяин Том. Пододвинув кружку поближе  к девушке, аспирант свел брови на переносице. Перспектива пролежать в больнице святого Мунга всю оставшуюся жизнь после варев Тома не казалась ему радужной.

Наверно это примитивно радоваться большому количеству вкусной еды…но именно радость сейчас испытывала Ревекка, глядя на то как улыбчивый Том выставляет пред ней тарелки.
Карим была одним из тех немногих людей, покрасней мере, она себя относила именно к этой группе людей,  которые с ловкостью и простотой находили положительные эмоции в самых незначительных вещах. Вот, например, в веренице тарелок, которые одна за одной выстраиваются перед ней.
- Ну что ты кричишь. – Наморщила нос Рев, изучая баночку с джемом, уже теперь полюбившимся способом, запустив туда многострадальный палец. – Ну, ничего же не случилось. – Облизав палец с джема, и убедившись, что он съедобный, она подмигнула аспиранту. Предварительно дождавшись, пока совершит паломничество до кадки с цветком и обратно, что бы отдать в качестве подношения цветку свое жуткое варево из кружки. 
Правда, теперь к вопросу о содержимом кружки, прибавился вопрос, по какой причини Люциан, так безжалостно выплеснул «чудо» напиток в сухую землю. Хаффлпаффка понаблюдала за растением, и убедившись что оно не спешит чахнуть, перевела взгляд на свои руки.
- Я же не ногой туда залезла, - буркнула она себе под нос, пододвигая к себе тарелку с кашей.
- Как в тебя столько влезает?
Проводив ревнивым взглядом бутерброд до рта Боула, девушка углубилась в процесс поедания каши.
- Через рот. – Она старалась не выходить за рамки приличия и говорить только тогда когда каши и тостов во рту не было.  – У меня растущий организм, ему надо питаться. –  Она запихнула последнюю ложку каши в рот, и пока сосредоточенно ее пережевывала, провела рокировку из тарелок. – И потом это же завтрак. А в завтрак я ем мало.
За все время поглощения каши Ревекка не просидела на стуле спокойно и пяти минут. Постоянно вертясь, крутя головой на все триста шестьдесят градусов, держа в поле своего внимания весь бар. Она то и дело, то поворачивалась к тарелке, то к Люциану, не имея возможности сказать, что-то с набитым ртом пыталась изобразить ложкой или рукой с зажатым тостом.  Если честно она сама себе удивлялась, не спать всю ночь и быть с утра как заведенная юла, для нее это нонсенс. Как любой любитель вкусно поесть, Рев была еще и любителем долго поспать. В Хогвартсе ей требовалось уйма времени, что бы разлепить глаза и в стать в нужное время. Ей потребовалось ровно пять лет, что бы приучить себя вставать хотя бы за десять минут до начала урока, так хоть время добежать до класса оставалось.  А если случались дни, что она где-то прошлялась всю ночь, то на следующий день будет как сонная муха, способная перемещаться только за счет тяговой силы которая будет ее тянуть за руку, в лице лучшей подруги. Но сегодня был день исключений, и Ревекку Карим так и распирала  от рвущейся наружу энергии.
Вертя башкой на право и на лево, Рев заметила, как в бар зашел Тео. Но для того что бы проследить за ним и поймать его взгляд пришлось так извернуться, что хаффлпаффка чуть со стула не свалилась и не заработала себе перелом шеи. По этому идею поздороваться с хмурым слизеринцем она оставила, переключившись вновь на сидящего рядом бывшего слизеринца.
-А ну-ка, Карим. Хочешь хороший балл по заклинаниям? Попробуй, что там налил наш добрый хозяин Том.
Все время пока она крутилась на стуле, Рев не забывала методично уничтожать принесенный завтрак, и поэтому не переставая, жевала, не забывая откусывать от бутерброда. В тот момент, когда аспирант по зельям пододвинул к ней кружку, жевать Карим резко перестала, заинтересованно уставившись на кружку.
- Коф… - Она с трудом проглотила кусок хлеба, и попробовала снова. – Кофе. Нет?
Она, держа в правой  руке бутерброд, заинтересованно склонилась над чашкой. Понюхала, а затем и не стесняясь, отпила из кружки.
Радужно улыбнувшись аспиранту, она поставила перед ним свою кружку чая, из которой еще не сделала глотка, а себе забрала его.
- Ну, раз вам не нравиться я себе возьму.  А то пять все в цветок выльете.

==> слизеринская спальня

В голове стоял какой-то мерный гул. Несмотря на то, что он только что встал с кровати, Маркус чувствовал себя совершенно разбитым и уставшим, словно этих нескольких жалких часов сна и не было вовсе. Оставалось только надеяться, что сегодняшний день будет не таким омерзительно бесконечным, как вчерашний.
Только подходя к лестнице, слизеринец уже на ходу ощутил запах готовящейся еды снизу, из бара. Есть действительно хотелось, но вот встречаться с кем-то из однокурсников не хотелось совершенно. Флинт никогда не отличался особой радушностью к людям вокруг, а в таком поганом настроении – тем более.
Несмотря на тяжёлый шаг, слизеринец совершенно невесомо спустился вниз, почти пролетая над ступенями так, что ни одна старая половица не скрипнула в ответ. Остановившись на последнем лестничном пролёте, Марк прислушался. Судя по всему, Уорри и Нотт отстали от него, может, собирались сами, а может решили поднять Блейза и остальных. А из бара уже доносились голоса, звон посуды и тихая ругань Тома на прислугу – вобщем, утро в трактире набирало обороты.
Понимая, что глаза просто слипаются на каждом движении, слизеринец свернул в сторону туалета и закрыл за собой дверь. Подойдя к раковине, парень плеснул себе ледяной воды на лицо и провёл влажными руками по волосам. Старое зеркало в кривой деревянной раме отразило сонную, основательно помятую и от этого недовольную физиономию, словно издеваясь и пытаясь раздразнить.
- …хорош, поганец.
Проскрипело зубами отражение в зеркале и Флинт мрачно усмехнулся. Даже если убрать с лица все эти следы бурно проведённой ночи в виде мертвенной бледности и фингалов под глазами, как после беспробудной пьянки, привлекательностью он никогда не обладал, и судя по всему, у Нотта явно случилось что-то со зрением, раз он не замечал таких очевидных вещей. Или ему действительно было настолько наплевать… Но сколько Маркус не пытался найти причину у себя в голове, получалось как-то не слишком удачно.
Плеснув напоследок ещё воды себе в лицо и показав зеркалу один замечательный жест рукой, слизеринец спустился наконец в бар и огляделся. Народу было пока ещё мало, но это и радовало. Голова итак гудела, а спустя минут десять здесь наверняка поднимется шум.
Отойдя в самый конец небольшого помещения, специально подальше от всяких хаффлпаффцев и прочих жизнерадостных, Флинт увидел наконец Тео, единственного кто всё таки смог спуститься. Судя по вымученному взгляду, волновало его что-то большее, чем тосты с джемом или дурацкая экскурсия. Но спрашивать отчего-то не хотелось. В какой-то момент порядочно тормознув, Марк остановился, не доходя до сидящего друга. Причём остановился, как вкопанный, словно налетел на невидимую стену. Тут же досадливо сморщился и почти упал на стул напротив.
- Кофе, несладкий. И поесть...э... чего-нибудь, кроме овсянки. Ненавижу её.
Скрипнув зубами так, что девушка предпочла сделать шаг назад, а потом срочно ретироваться, Флинт долго рассматривал столешницу и собственные руки на ней, а потом всё же поднял взгляд на Тео.

Девушка официантка видимо решила что странные нынче пошли школьники и связываться с ними лишний раз не стоит, так что не прошло и пяти минут, как перед Марком на стол опустилась большая белая чашка со слегка обшарпанными краями, в которой дымилась какая-то странная бурда. Особым чувством эстетизма или щепетильности слизеринец не страдал, так что вцепился в чашку этого так называемого «кофе» и был этому рад. Горячий напиток согревал и в голове несколько прояснилось, этого было вполне достаточно.
Одного взгляда на принесённую еду было достаточно, чтобы окончательно понять, что есть не хочется, так что он отставил свою тарелку подальше, утащил у Нотта из рук тост, который тот долго и старательно обмазывал вареньем, а теперь с негодованием следил, как его завтрак тащат у него прямо из рук. Вид у него при этом был настолько занятный, что с нахмуренной физиономии Маркуса поневоле сползло всё напряжение. Вообще, кхм... со всеми этими недосказанностями надо было что-то немедленно делать, потому что чувствовать себя полнейшим кретином мало кому приятно. Закрывай или не закрывай глаза на собственные психозы и непонятные мысли, после всего, что произошло, Марк не мог не признать очевидного — ему действительно нравился Теодор Нотт. И дело даже не том, что произошло на чердаке, хотя и в этом тоже. Просто чем больше времени проходило, тем отчётливее это впечатывалось куда-то глубоко внутрь. Каждое слово, каждое действие, взгляд — всё было необходимо, каждая мелочь, каждая  случайная мысль на эту тему выбивала дыхание и все старательно возводимые стены и преграды с треском ломались.
«Ну вот что ты со мной делаешь?»
Время от времени Марк поднимал глаза, но видел на лице однокурсника только замешательство и растерянность. Лезть в чужие мысли не очень хотелось, чтобы не напрягать лишний раз. Рассудив, что если Тео захочет с ним поговорить, то сделает это, уж чего, а решительности ему в определённые моменты не занимать, слизеринец быстро допил кофе и оглянулся по сторонам. В баре было всего несколько человек, в том числе директор. От одного взгляда на Снейпа в голове всплыл их вчерашний разговор, когда слизеринец отчитывался перед ним о прошедшем задании и о возникших потом проблемах. Миллисент... Если состояние  Милли не улучшилось, то директор должен будет сообщить её родителям и тогда всё будет совсем плохо. Не то, чтобы Флинт опасался какой-то ответственности или испорченных отношений с семейством Буллстроуд, нет. Просто тогда всплывёт тот факт, что большая половина факультета уже стали официальными Пожирателями Смерти и носят знак Лорда. И вряд ли это будет кому-то на руку.   
Слизеринец задумался, как же лучше поступить — ему надо было отправиться в госпиталь Мунго и забрать оттуда Миллисент, но Снейп его не то что не отпустит, а скорее уж вовсе запретит выходить из трактира одному. А упрашивать Уоррингтона пойти с ним не объясняя причины, было пустой затеей. Марк допил кофе и поднялся с места. Так что ставить в известность о своих действиях Флинт никого не собирался.
- Я в Лондон. Прикрой меня.
Он понадеялся что Нотту не надо будет объяснять свои мотивы, в крайнем случае, он сделает это потом.
С невозмутимым видом выйдя из бара, слизеринец оказался на рецепции. Чашка с летучим порохом так кстати была кем-то забыта, а может специально оставлена на стойке, так что уже спустя некоторое время основательно запылившийся парень с совершенно непроницаемым лицом проходил мимо охранника в больнице.

***