Странный, ломанный, кардиограммный момент, когда всё странно замерло, подскочило и взорвалось фейерверком на пике адреналина, который отдавал привкусом огневиски. Чёртов алкоголь смешался, растворился с телом, стал его частью, придал крови терпкий, обжигающий вкус – он наверняка пришёлся бы по вкусу любому вампиру, окрасил в мысли в нестерпимо раздражающий нарывающийся багровый цвет. Наверное, можно было сравнить с закатом, но скорее разум принял цвет подсохшей, покрывшейся корочкой крови. Неприятной и заставляющей вечно дотрагиваться до этой подсохшей ранки, расковыривать её только для того, чтобы чувствовать не раздражение, а боль. Боль ведь легче. Меньше натянутых нервных истерик, как это не странно.
И довольно глупо рассуждать о мыслях в подобном пафосном тоне. Хотя, о мыслях по-другому говорить и нельзя, всё, что связано с разумом, характером, душой всегда произноситься на грани забавной напыщенности.
Именно на грани. И она сейчас эту грань пересекла. Острая грань, которая заставила бы любую приличную девушку нервно вздрогнуть, покраснеть, смутиться, застесняться, как самая настоящая благовоспитанная барышня из любовного романа. Но разница в том, что и Мэри – не барышня, и ситуация мало напоминает сцены из книги. Разве что из очень дешёвой и вульгарной.
Всё казалось декорациями: странные прикосновения, разговоры о звёздах, стыдливые подсознательные мысли, которые она усиленно загоняла в угол огневиски, не давая им выбора. Сегодня Мэри теряла себя – это факт, переступила один раз через свои принципы всего лишь ради одной невинной детской шалости, а теперь пьёт в туалете, чувствует, как её легко обнимают тёплые руки и неосознанно чего-то хочет. Чего-то. Чего-то неопределённого, непонятного, то, что нельзя связно объяснить и чётко без примесей почувствовать. Нужно сказать, это бесило, но ровно до той степени, при которой больно кусаешь губы до крови, но ещё не опускаешься до наигранных истерик. А ведь раньше такого не было, совсем-совсем, до этого дня спектр эмоций был не так обширен, включал в себя лишь эйфорию от собственных сказок, уютная усталость по вечерам, будничное чувство недовольства и пугливое, избитое реальностью вера во что-то необычное, новое, волшебное – не такое серо-волшебное, как обычно, а совсем иное. Что не укладывалось бы в привычные рамки, не воспринималось бы разумом, не укладывалось в голове и заставляло бы нервничать лишь при одной мысли об этом. Наверное, именно эта вера в сказку в конечном итоге и привела её сюда. Мечтала сломать рамки – сломала собственные правила, а вместе с тем свой характер. Извратила до невозможности свой образ и теперь вынуждена пытаться разобраться в себе, понять, на каком месте она совершила ошибку, куда нужно вернуться, чтобы начать всё сначала. Но не получится, конечно, не получиться. Разве что, если из неоткуда появиться добрый ученый, который подарит ей машину времени. А ещё лучше – огромный воздушный шар, на котором можно будет улететь далеко-далеко. Так, наверное, даже лучше.
Сбежать легче, чем гнить и разлагаться здесь.
Нет, дорогая, смирись. Чудес и сказок не было и нет. Придётся дальше разлагаться и превращаться в живого мертвеца из малобюджетного фильма ужасов. Кстати, ты не заметила, что все эпитеты к своей жизни ты подбираешь не красиво-возвышенные эпитеты, но режущие и правдивые, не нейтральные, а просто… гадкие. И сама ты… гадкая.
Эта неприятная мысль заставила её судорожно вздохнуть. Понять, что особого отвращения к себе не появилось и безумно огорчится этому.
Внезапно Мэри поддалась импульсивному, непривычному и дискомфортному для неё желанию – неловко, неумело и немного смешно коснуться губами щеки Эшли, всего лишь на пару мгновений; а затем, ломающимся то ли от волнения, то ли от безнадёжности голосом спросить:
- Ты тоже хочешь чего-то, что заставило бы тебя по-настоящему жить?
Давно накипевший вопрос.
И тут же внезапное осознание своей омерзительности. Ведёт себя, как последняя шалава, оправдывает поступки тем, что просто хочет жить и чувствовать. Да ладно. Сплошной самообман. Просто устала быть хорошей девочкой и за один день превратилась в плохую, а теперь что-то говоришь там себе мысленно невразумительно и считаешь, что это достойное оправдание.
Глупая, глупая Мэри.
- Прости… знаешь, я, наверное, пойду, - неловко пробормотала Мэри, медленно отступая на шаг назад. И ещё один. Каждое движение давалось с огромным трудом, словно она перетаскала целую кучу тяжёлых вещей. Жаль, что всё оказалось гораздо банальнее – Мэри попросту напилась, первый раз в жизни, в мерзком туалете, с человеком, которого она только сегодня узнала.
Ещё шаг, и тут нервы девушки не выдержали – она так быстро, как могла, ринулась из туалета, моля Бога, Мерлина, и ещё множество высших сил о том, чтобы на пути в спальню она никому не попалась на глаза.
==>Спальня девочек
А высшие силы есть. Они ей помогли. Она никому не попалась на глаза, слава Богу, иначе ученикам Хогвартса предстало бы престранное зрелище: шестикурсница-хаффлплаффка, безумно пьяная, раскрасневшаяся, в одной длинной растянутой футболке пытается идти стремительно, и уверено, но безуспешно: пошатывается на каждом шаге, разве что в стены не врезается. Наверное, Мэри бы с крыши прыгнула после такого позора. Да и сейчас имелось желание разбить себе голову об стену, схватить с прикроватной тумбочки ножницы и распороть себе живот, распахнуть окно, залезать на подоконник и сильно зажмурившись, прыгнуть вниз. Лишь бы не чувствовать этого кошмарного отвращения к самой себе. Самое паршивое чувство на свете. Как будто внутрь вселился маленький, мерзкий монстр: гадкий, вонючий, покрытый слизью, со скользкой улыбкой и зловонным дыханием; вольно расположился, как у себя дома и заставляет разлагаться всё вокруг. И везде трупные, трупные черви!
Мэри громко взвизгнула при этой мысли, стремительно соскочила с кровати и начала панически стряхивать дрожащими от ужаса руками с себя свои галлюцинации, и лишь спустя через минуту поняла, что это всего лишь её пьяный бред. Буйная фантазия или может быть совесть. Без разницы. Всё равно мучительно-гадко.
Какая же я оказывается тварь…
Она бессильно опустилась на кровать, обхватила колени руками и уткнулась в них лицом.
А на снегу солнечные зайчики…
Звонкий смех из общей гостиной. Наверное, первокурсники. Они такие милые. Мэри любила первокурсников - с ними было весело. Особенно в первые их дни в школе, когда она, Мэри-Джейн, с удовольствием работала гидом и показывала, где что находится и как туда добраться. Даже, помнится, карту рисовала, где аккуратными крестиками помечала опасные места: любимые коридоры Пивза, проваливающиеся ступеньки на лестницах, двери, ведущие в никуда и тому подобное. Было здорово. Тогда она чувствовала себя по-настоящему нужной. Такой доброй волшебницей, которая вечно на вторых ролях, но без неё принцесса не попадёт на бал. В конце концов, не всем же быть главными героинями.
Да какая она теперь, к чёрту, волшебница? Маленький злобный гном, живущий в одиночестве в рудниках. Не тот гном, из сказки про Белоснежку, а другой. Нехороший. Низкое существо с одними животными инстинктами.
Да я теперь такая же – мерзкая, грязная, паршивая тварь.
Девушка старалась придумывать себе самые обидные слова, которые приходили в её голову. Но моральное самобичевание казалось Мэри слишком лёгким наказанием, Сойер говорила себе, что недостаточно прочувствовала свою вину, но ничего другого, кроме как бессильным лихорадочным шёпотом унижать себя, она придумать не могла.
Тихий всхлип, затем ещё один, и рыдания, от которых с силой сжимало лёгкие и не хватало воздуха. Всё тело судорожно сотрясалось от плача и выглядело ещё более жалким, чем обычно. Маленькая, худенькая девочка, которой очень-очень страшно и плохо.
Привыкла быть светлой и чистой, а сегодняшняя ночь её поломала. Наверное, какая-нибудь другая девушка, более сильная, более раскрепощенная не приняла это так близко к сердцу, но Мэри всегда была чересчур впечатлительна. Неправильно воспитана. Сейчас девочки не должны так рыдать над своими мнимыми выдуманными позорами. Мир не рухнул, но сейчас Мэри казалось, что лучше бы наступил конец света и мерзкий гном внутри неё умер бы. Пусть даже вместе с ней.
Девушка всхлипнула в последний раз, и застыло неподвижно на кровати, пытаясь успокоиться окончательно. На смену истерике пришли апатия и равнодушие, голову посетила лишь одна единственная чёткая мысль о том, что ей ужасно повезло оказаться сейчас в одиночестве. Было бы ещё хуже, если бы в спальне была Рози.
Самобичевание самобичеванием, а бренные земные дела заставили Сойер на автопилоте встать с кровати и потянуться к косметичке. Аккуратно наложить макияж, чтобы не было видно ни синяков под глазами, ни бледной от недосыпа кожи. Быстро расчесаться, затянув волосы в хвост, переодеться в школьную форму и внимательно оглядеть себя в зеркале.
- Я омерзительна, - тихо проговорила своему отражению Мэри, имея в виду совсем не внешний вид, который, кстати, выглядел далеко не идеально. Даже совсем не идеально.
Тяжело, с хрипом вздохнув, Мэри отошла от зеркала и начала рыться в тумбочке, в поисках успокоительных. Ничего особенного: обычные таблетки с разными успокаивающими травками, вроде валерьяны или что-то в этом роде. Правда, в том количестве, в котором приняла их девушка, таблетки имели убийственный эффект – теперь большую часть дня ей придётся проходить, словно кукла: равнодушной, безэмоциональной и меланхоличной, как однотонные осенние дожди.
Хорошо хоть, огневиски начало выветриваться. Теперь уже не так шатало, но голова кошмарно болела, а мысли о завтраке вызывали только тошноту.
Как ни странно, после почти бессонной спать не особо хотелось, но, зная особенности своего организма, Мэри-Джейн понимала, что сон настигнет её где-нибудь в середине урока. Будет довольно глупо, однако, лучше решать проблемы по мере их поступления. Сейчас ей было не до этого.
Может, стоит с кем-нибудь поговорить? Ведь все мои переживания такие глупые, напридумывала себе ерунды, теперь мучаюсь. А с кем поговорить? Не с кем. Близкие люди есть, ну как им расскажешь? Они ведь думают, что я хорошая. А я плохая. И они во мне разочаруются. Нет уж, лучше молчать.
Ещё один взгляд на своё отражение и невесёлое хмыканье. Бледная – даже косметика не помогла, с потухшим взглядом, с равнодушным выражением лица, она выглядела так, словно очень долго болела, но пытаться сделать что-то не было сил. Все действия и так выполнялись на автопилоте.
Девушка печально вздохнула, и, подхватив сумку, вышла из помещения.
День обещал быть тяжёлым.
==>Куда-то. На завтрак, наверное.
