На зрение Рев никогда не жаловалась. Да и попробовала бы она пожаловаться, сама себя бы под зад коленом из команды вытурила. Хотя если рассудить, Поттер вон в очках, и играет лучше всех.
Наверно все же дело здесь совсем не в зрение. Или все же в зрение?
Она слегка склонила голову, вглядываясь в сгущающуюся темноту. Глаза медленно привыкали к полумраку, намного медленней, чем темнело. Радовало зимой только одно, что благодаря снегу непроглядной темени не было.  Судя по тому, как парень внимательно смотрел на нее, можно было предположить, что он тоже пытается вспомнить кто она такая. Рев сообразила быстрее, чем ее собеседник.
-Для профессионала любое время подходит.
Девушка не сдержалась и чуть слышно фыркнула, вспомнив тут же выскочку  Харпера.  Хотя стоило признать, что игрок из него очень хороший, и скорее всего он даже не преувеличивал, говоря эти слова, но вот когда раздавали скромность, он стоял в другой очереди. 
Резкий свет, ударивший по глазам, заставил Ревекку врасплох. Она сощурилась, точнее даже попросту закрыла глаза, опустив резка голову позволяя длинной челке упасть на глаза. 
Ну, вот это точно хамство. Она, продолжая щурится, недовольно взглянула на Харпера из-под челки. Еще бы куртку расстегнул, что бы эмблему факультета на рубашке посмотреть.
-Где же мне еще быть, как не в команде. – Ее слова тоже в какой-то мере прозвучали самодовольно, но вопрос был поставлен, так что было не понятно, узнал он ее или нет. Рев легонько ударила древком метлы по руке бывшего слизеринца, тем самым заставляя его опустить руку с зажженной палочкой.  – Я сморю ты, тоже не смотря на свое положение, не распоешься с метлой.
Она принципиально перешла с «вы» на «ты». К чему эти условности, если этот бугай не раз ее почти сбивал с метлы. А то, что он работает телахронителем у Амбрид, девушка знала от отца. Встречи с  Крейгом ев не была особо рада, например как встречи с Боулом.  О там счастья было выше крыши.  Она, завидев его тогда в коридоре, и не обращая внимания на то, что рядом стоит Снейп, налетела на него, повисла на шее,  что-то неразборчиво лопоча, словно болеет на стадионе за любимую сборную. Потом, конечно, пришлось отлипнуть от аспиранта, одернуть мантию, пожелать всем присутствующим доброго дня и тут же сбежать с места преступления, пока в след не раздалось  «минус энное количество балов с Хаффлпаффа».
Тут объятий и радости не будет.
-Извини.
Она как можно снисходительней пожала плечами. В этом извинение ни грамма искренности не было. Рев подняла с пола исчерченный и исписанный листок, сложив его в четверо, она пихнула его в карман куртки. Затем наспех покидав в коробку  все причиндалы для ухода за метлой, она захлопнула и ее.  Она хотела полетать сегодня. Времени до ужина оставалась не так и много, так что надо было заканчивать эту «теплую » встречу одноклассников.
-Здесь сейчас была тренировка?
-Ну да. – Тряхнув головой и откидывая челку с глаз, Ревекка снова повернулась к Харперу.  – Здесь каждый день тренировки.
Зачем она это сказала.  Как будто она сам не знает, что стадион почти каждый день занят тренировками. Тогда зачем он спросил?  Надоел это бессвязный и нелепый разговор. Крейг похоже так и не вспомнил кто она такая.
Становилось все холодней и холодней, и желания полетать уже куда-то пропало. Еще чуть-чуть потоптавшись на месте, перекинув метлу другую руку и захватив свои вещи с лавки, она направилась в сторону выхода с трибун.
- Прости. Мне пора. - Она остановилась и обернулась к Крейгу. - Рады была повидаться.
Чего я несу?  рев сокрушенно покачала головой, удивляясь на свою глупость и пошла дальше, не дожидаясь ответа от бывшего слизеринца.

куда-то ==>

Настроение у Элль было просто замечательное. С самого утра все шло, как по маслу, чему девушка не могла ни радоваться. После очередного урока, Бишоп встретила в коридоре свою хорошую знакомую, девушку, учившуюся на седьмом курсе Когтеврана, и решила перекинуться с ней парой фраз. Обсудив последние события магического мира, вычитанные девушками из Пророка, и самые горячие сплетни свежего выпуска журнала "Hogwopolitan", Элль стала расспрашивать подругу, касательно одно красавца-когтевранца, учившегося на том же курсе, что и ее знакомая. Однако ответа Бишоп так и не успела получить, так как чья-та рука решительно легла ее на талию, а затем и раздался голос юношу, которому эта самая рука и принадлежала.
- Привет, не возражаешь, на пару слов, - это был не вопрос, скорее утверждение. Перед Элль стоял молодой человек, которого она отлично знала. Он был старше ее на год и учился на Пуффендуе. Сама не понимая причин своего поведения, Бишоп часто позволяла себе высказать в сторону этого юноши пару колкостей, подшутить над ним с подругами, а иногда и вовсе выставить перед всеми не в лучшем свете.
А воробушек, кажется, расхрабрился? Раньше он просто молча все терпел... А теперь созрел до беседы? Ну-ну, рискни со мной поболтать.
Заведя девушку за угол, Эрни (а именно так звали многострадального пуффендуйца) припечатал Элль к стене, довольно крепко сжав ее запястье. Ощущение было не из приятных, из-за чего девушка издала болезненный стон, но вырывать руку не стала, зная, что он все равно ее не отпустит.
- Ты можешь объяснить мне причину своих мерзких выходок малолетней девочки, решенной внимания со стороны мужского пола? Я не тот, кто будет терпеть и лелеять, - грозно заявил Макмиллан, метая взглядом искры. Он был настолько зол и возмущен, что Элль не выдержала и рассмеялась.
- Так тебе интересно стало? - ехидная улыбка сияла на лице девушки, и Элль ничего не могла с собой поделать. Впрочем, она была рада очередной возможности позлить этого юношу. Бишоп покосилась на свою запястье, зажатое парнем, и добавила: - Мне больно, милый, может быть, ты меня отпустишь?...
Элль глубоко вздохнула, глядя юноше прямо в глаза.
- Хм, а ты как думаешь, почему я так много внимания уделяю тебе? Может потому что ты смешно злишься?... Или потому что ты такой маленький и беззащитный? - девушка провокационно прищурила глаза, и слегка пожала плечами, делая вид, что она не понимает о чем идет речь. Продолжая выводить парня из себя, Элль указательным пальцем свободной руки дотронулась до кончика носа юноши. - Тебе кто-нибудь говорит, что у тебя забавный носик?... - Бишоп снова рассмеялась, несмотря на слабую боль в запястье, которая никак не хотела проходить.

Девушка немного насупилась, услышав слова молодого человека, но никак не могла сделаться хотя бы немного серьезнее. Улыбка никуда не собиралась деваться, и в очередной раз раздался звонкий смех Элль. Эрни, наконец-таки, освободил запястье Бишоп, и она смогла немного потрясти им, чтобы прогнать боль и размять руку.
- Хм, может быть, у меня и не все в порядке с головой..., - повторила за парнем Элль, пожимая плечами. - Но у меня, в отличие от некоторых, она хотя бы есть.
Девушка горделиво задрала подбородок, чтобы казаться немного повыше, но несмотря на это она все равно казалось ничто маленькой рядом с этим юношей. Даже при всех стараниях, в совокупности в каблуками, она были ниже его почти на голову. Скрестив руки на груди, Элль тяжело вздохнула, глядя на Эрни.
- Знаешь, я иногда поражаюсь умению некоторых мужчин, убеждать себя в том, что они такие крутые и неотразимые. Хотя, ты еще никакой не мужчина... Ты, наверное, такой агрессивный, потому что тебе не хватает любви и ласки? Да, я понимаю, девушки не смотрят в твою сторону, и ты любое внимание девушки расцениваешь, как проявление симпатии... Макмиллан, малыш, мне совсем не хочется тебя разочаровывать, но несмотря на возраст ты наивен, как дитя. Неужели ты и правда думаешь, что мне нравятся такие... как ты? - Бишоп ухмыльнулась, оценивающе осматривая парня. - Ты так ошибаешься...
Элль снова рассмеялась, когда парень прижал ее к стене. Девушка слегка запрокинула голову, прикасаясь затылком к холодной каменной кладке. Глаза Эрни пылали гневом и яростью, и это безумно нравилось девушке. Именно такой реакции Бишоп и ожидала, так как она веселила девушку, а все ее издевательства над парнем и были нацелены, в первую очередь, ради развлечения.
- Я себе позволяю все, что хочу, разве не заметно? - сквозь смех спросила девушка. - Ты ведь все равно ничего мне не сделаешь, так что я могу делать все, что захочу, и забавляться так, как считаю нужным!
Губы девушки изогнулись в ехидной ухмылке. Ее глаза поблескивали от азарта. Развлекаясь с Эрни, она получала ощущения, близкие к выбросу адреналина. Это напонимало ей игру: чем больше ставки, тем больше возможный выигрыш, и тем больше опасность фиаско. В любом случае, Элль ничем не рисковала, так что она даже не думала о том, чтобы как-то ограничивать себя.

Элль бросила на парня взгляд, полный смешанных эмоций. Он вел себя слишком странно, словно его удивлело ее поведение, несмотря на то, что она всегда при их встрече так себя вела. Издевалась над ним? Регулярно. Говорила унизительные слова? А как же без этого! Постоянно смеялась над ним и не воспринимала всерьез? Именно так. Впрочем, девушку мало волновало мнение этого парня, однако, оставлять его она точно не собиралась. Все-таки, она не могла не превратить их очередное общение в потеху, о которой можно будет рассказать всем подругам, и лишний раз поглумиться над пуффендуйцем.
Вообще, иногда Эрни казался девушке довольно занимательным объектом для ее, так называемых, пакостей. Возможно, ей нравилось его реакция, а может быть и наивность. Бишоп считала, что провести его вокруг пальца было слишком просто, даже по глазам юноши было видно, что он никогда не понимает ни мотивации, ни логики в поступках девушки.
Чем глупее он меня считает, тем лучше. Меньше проблем, больше возможностей, а если возможности не ограничены - перед фантазией открываются фантастических размеров просторы...
Когда Макмиллан отошел немного в сторону, передразнивая девушку, Элль с трудом сдержала смех, но решила сделать вид, что она предельно серьезно.
Хм, будет крайне весело, если я все сделаю правильно...
- Эрни... Прости, я веду себя так глупо..., - девушка потупила взгляд, делая два шага в сторону юношу. Нащупав в кармашке своей сумки сигарету, она протянула ее к парню. - Не прикуришь?
Ожидая реакции парня, Элль оперлась на стену, не сводя взгляда с юноши.
- Знаешь, я может быть, и правда выгляжу очень странно, но все потому что... В общем, все не так как ты думаешь.., - Бишоп слегка прикусила свою губу. Ее интонация была наполнена сожалением и легким испугом, словно она боялась чего-то потерять. Макмиллан был похож на античную статую, непоколебимый и совершенно безразличный. На мгновение Бишоп задумалась, искренние ли эти его эмоции или он просто разыгрывает комедию, на подобии ее самой? Не то, чтобы это так волновало Элль, но искра сомнения поселилась в ее душе. Прищурившись, девушка решила добавить еще одну фразу. - Я не хочу уходить.

Бишоп пару секунд смотрела на парня не шевелясь, а затем то ли одобрительно, то ли насмешливо улыбнулась. Пуффендуец, к огромному удивлению девушки, раскусил ее мгновенно. Признаться, девушка не рассчитывала на такое развитие событий. Эрни всегда казался ей глупым, наивный, крайне доверчивым, на деле же он оказался куда более многогранной личностью. Просить огонек еще раз девушка не стала, и аккуратно зажгла свою сигарету прикосновением волшебной палочки. Она курила крайне редко, не потому что это ее успокаивало или расслабляло... Нет, после всего пережитого ей, какой-то табак не поможет. Девушке просто нравился горький и терпкий вкус сигареты. Возможно, она была единственной девушкой со столько странными вкусами.
- Ты меня поразил, - немного холодно заметила девушка. Холод сей шел не от безразличия или чувства обиды, просто Элль привыкла выражаться с такой интонацией. Другое дело, что она позволяла себя так рзговаривать крайне редко. Чаще всего она предпочитала изображать из себя немного ненормальную неуравновешенную личность, просто так было проще отпугивать тех, кто был не угоден девушке. Настоящую Элль почти никто не знал, так как свою бровь девушка убирала крайне редко. Даже сейчас, стараясь быть максимально открытой, Бишоп осознавала, что что-то мешает ей полностью раскрепоститься. Вероятно, дело было в том, что девушка не доверяла своему собеседнику. - Ты прав во всем, кроме одного. Это не фальш, это скорее... шипы.
Элль не хотела быть многословной, не та была ситуация. Она посмотрела на своего собеседника, который старался игнорировать ее, как мог. Это было довольно странно, если учесть, с каким напором он начал этот разговор. Неужели он ждал чистосердечного признания и раскаивания? Или беседы по душам? Девушке такие нюни казались слабостью.
А слабость нельзя показывать даже друзьям...
Девушка поднесла сигарету, которая уже успела на треть истлеть, к своим губам и слегка затянулась. Насыщенный терпкий вкус ударил по всем вкусовым рецепторам сразу. На мгновение Элль прикрыла глаза, а затем вновь остановила свой взгляд на Эрни.
- Думаю, разыгрывать спектакль уже нет смысла, - добавила девушка, опираясь на левую ногу. - Я понимаю, что твои чувства глубоко задеты, и ты считаешь, что я недостойна тебя... Неудивительно, это типичная защитная реакция, но я все-таки посмею спросить. Почему ты только сейчас решил поговорить со мной о том, что я себе позволяла?... По тебе не скажешь, что ты особо терпеливый, - Элль снова медленно втянула в себя сигаретный дым, чувствуя, как вспыхивают и тут же затухают ее легкие, а острый привкус табака скользит по языку.

Элль смотрела на парня разочарованным взглядом. Чаще всего, этот юноша казался девушке совершенно другим, не таким, как сейчас. Он старался быть безразличным, незаинтересованным, но это, по меньшей мере, выглядело глупо, так неестественно, что Бишоп даже нечего было сказать.
- Тебе плевать, поразил ты меня или нет, но тебя глубоко задевало мое прежнее поведение, - Элль ухмыльнулась, поглядывая на пуффендуйца. - А не противоречишь ли ты сам себе?
Девушка снова целиком и полностью отвлеклать на сигарету, которая никак не выкуривалась, несмотря на все старания Бишоп. Дым, идущий от тлеющего конца сигареты, завивался причудливыми узорами, поднимаясь к высокому потолку. Элль посмотрела на парня, находящегося рядом. Ее начинало подбеживать его наикрутейшее поведение, в голову даже закралась мысль, чтобы в очередной раз сделать ему что-то гадкое, но ей вовсе не хотелось, чтобы Эрни продолжал ныть, унижать ее, жаловать... Собственно, юноша стремительно падал вниз, в представлении девушки. Галантности и джентельменства в словах Макмиллана было так ничтожно мало, что Бишоп совсем не желела о том, что пыталась довести юношу до белого коления пару минут назад. Она даже подумала, что слишком мало показывала этот безумный спектакль.
- И, вообще, послушай меня. Никто тебе не исповедуется и тем более не раскаивается.., - Элль немного нахмурилась бровь. - Меня раздражжает, что ты бесконечно называешь меня и мои слова пустыми и неинтересными. Какого черта тогда надо было подходить ко мне? Так бы дальше и дулся на меня, как и раньше! И вообще, если тебе так неприятно мое общество, проваливай. Тебя никто не держит, у меня есть более важные дела, чем разброрки с обиженным на всех и вся, разочарованным мальчишкой.
Элль затушила сигарету о холодную стену и бросила окурок на пол. В ее глазах вспыхнул гнев и обида. Ее возмущал сам факт, что какой-то пуффендуец так отзывается о ней!... О ней!!!
Теперь ему точно не сдобровать... Ему не нравилось, как я раньше себя вела по отношению к нему? О, это были цветочки, мистер Макмиллан.

==>Лекция УЗМС

Лекция прошла неестественно быстро, так что Мэри-Джейн показалось, будто время само сгруппировалось и влезло таки в желаемый формат. Точно как пышная дама, желающая влезть в красивое вечернее платье на два размера меньше. Невероятно, но у неё это получилось, пусть даже двигаться теперь нужно с осторожностью, контролировать каждое движение, а по окончанию праздника тело будет безумно ломить от столь тяжёлого испытания.
Урок прошёл, как и хотелось уставшей от бессонной ночи Мэри – незаметно и тихо, как шаги приживалки-сироты у богатых родственников, но исполнение желания ей сильно аукнулось – никто ведь не может просто так управлять временем, пусть даже только для собственного восприятия. Уход в грёзы наяву вызвало сильное головокружение, и непроизвольные истеричные смешки каждые пять минут. Желание долгожданного отдыха сильно задело организм Мэри, перешагнуло болевой порог и теперь заставляет несчастную хаффлплаффку чуть дёргаться от едва заметных судорог и краем сознания размышлять о самоубийстве.
Девушка медленно шла вперёд, прижимая к груди пергамент с записанной лекцией. Кажется да, записанной, хорошо, что на уроке она не окончательно отключилась, и всё-таки машинально водила пером по пергаменту конспектируя слова мисс Спиннет. Кажется, урывками, невнимательно и с раздражением с таким, с каким обычно человек отмахивается от надоедливого насекомого в жаркий летний день.
Всё вокруг сливалось одно пятно, разукрашенное всеми оттенками серого, если раньше Хогвартс представлялся в воображении Мэри-Джейн мягко-золотистым, пастельным, и местами тёмно-красным, не как кровь, конечно, нет, а, скорее, как закат (и может быть Мэри в душе гриффиндорка), то сейчас всё потеряло цвета, как будто надели не пропускающие цвета ужасные очки. Право же, лучше уж быть идеалисткой и носить розовые, смешные, нелепые и глупые в чьм-то восприятии, чем такие.
А вот бы было здорово, если бы хоть на один день люди смогли видеть, какие на ком очки. Это значительно упростило бы жизнь, определённо. И я стала бы гораздо лучше разбираться в людях, хотя бы понимать, что они так судят потому, что они смотрят так через очки – сильно мутные, например, или чрезмерно яркие, а если их снять – то и человек изменится. Интересно, а какие у меня очки?
Мэри резко остановилась посреди коридора и машинально дотронулась пальцами до переносицы, словно и вправду ожидая нащупать там оправу. Затем Сойер осознала свой автоматический жест, нервно улыбнулась и неспешно направилась дальше. Она вновь углубилась в свои лабиринты-размышления и перед тем, как впасть в очередной транс, догадалась раскрыть конспект о тех самых сниджетах, которых только что проходили на уроки и сделать вид, что внимательно, с неподдельным интересом читает.
Мэри-Джейн повернула налево по коридору, прошла немного вперёд, достигла лестницы и осторожно присела на ступени. На этой лестнице не было никого, все обычной ходили по более просторной, светлой и шумной, однако, мечтатели, одиночки и просто любители добираться до своей основной цели «через Африку» время от времени проходили здесь. Некоторые запинались об сидящую Мэри, бросали нечто грубое в её адрес, и уходили, не выслушав автоматических, как будто хорошо отрепетированных извинений. Совсем неискренних, не эмоциональных, хотя обычно Мэри-Джейн если извинялась, то это было от души, так нервно, с волнением, с чувством, а не так сухо и пусто. Наверное, потому, что она за собой вины не чувствовала – в конце концов, что плохо в сидении на лестнице? Это ведь точно так же, как и на подоконнике. В меру книжно, но уже немного банально.
«Спустя еще несколько лет один маг случайно добавил в снотворное перо сниджета. Нелепая случайность привела к открытию сильнейшего зелья, способного…».
Взгляд опустился на пергамент, Мэри задумчиво прочитала несколько строчек и вновь ушла в свой выдуманный мир.

Мэри терпеть не могла, когда вмешивались в её размышления. Становилось так неприятно, словно какая-нибудь местная сплетница случайно узнала её секрет и рассказала всему Хогвартсу. Было так же противно, стыдно и почему-то даже страшно, хотя, если подумать, что в этом такого? Подумаешь, сидела очередная мечтательная наивная девочка и фантазировала, а тут к ней обратился с простой фразой адекватный человек. Ничего особенного.
Но сколько себя не убеждать, всё равно эмоции пересиливали и тихим шёпотом, что слышала только она, подговаривали девушку обернуться к причине неудобств и высказать всё, что она думает про людей, которые лезут в чужие дела. Останавливала только идиотская вежливость, вбитая в голову… да нет, не родителями, а ей самой. Собственные наблюдения, анализ поступков других людей, чувства, едва успевшие сформироваться ещё хрупкие моральные ценности. Всё это, конечно, замечательно: уважительно относиться к окружающим, наступать на горло собственным желаниям и интересам ради других, поддерживать себя словами, что если каждый в мире будет относиться с добротой к другому, то, возможно, в конце концов, настанет столь ожидаемая и невероятная утопия. В минуты, когда в очередной раз какой-нибудь заносчивый слизеринец, или даже гриффиндорец – втопчет её высокомерием в грязь лишь потому, что она – хаффлплаффка – Мэри начинает думать о том, что, сколько бы она не старалась, всё равно её крошечные, никому не нужные усилия лучше мир не сделают. Мир большой, а она маленькая. И ценности её крошечные, и терпение незаметное.
А на следующий день она вновь милая, добрая, глупая и совсем, совсем не циничная. Циничной быть плохо и больно. И что все в этом находят? Нельзя радоваться мелочам, потому что это глупо, нельзя плакать над фильмами, нельзя верить в вечную любовь, нельзя просто знать, что чудеса существуют, и ещё много-много всяких «нельзя» а придачу. И смысл ограничивать себя только для того, чтобы такие же циники тебя уважали. Да кому нужно это уважение?
Ах, да. Виктория.
Мэри рассеяно заморгала, как будто это помогло бы ей сбросить отвлеченность, и посмотрела ещё не совсем осмысленным взглядом на Викторию.
Мэри плохо знала Фробишер, разве что, только имя да факультет, но всё же, она чем-то Сойер заинтересовала. Такое бывало с Мэри: резкая, необъяснимая симпатия к какому-то человеку, желание узнать его получше, поймать за руку в коридоре и долго-долго говорить о всякой чепухе, смеяться и чувствовать, что с каждой секундой мнение о собеседнике начинает принимать правильную форму, собственную окраску и характер.
- Добрый день, - вежливо ответила Мэри и тут же свою вежливость сгубила, - ты мне помешала.
Определённо, не с этого нужно начинать знакомства, но ничего с собой поделать Мэри-Джейн не могла. Сейчас она как человек, который только что проснулся: не может правильно оценивать свои лова и действия, живёт первые несколько минут не здесь, а как будто в каком-то другом мире, в которой попала всего да считанные секунды.
Объяснить трудно, проще почувствовать.
- Но это ничего. Мне часто мешают, - задумчиво добавила Мэри-Джейн.
И я не буду говорить, что иногда мне хочется убить по-настоящему, столкнуть с крыши или с силой ударить головой об стену, так сильно, чтобы выбить из человека весь дух сразу же, не давая ему времени мучаться. Это было бы весьма мило с моей стороны,  потому что самое страшное – умирать мучительно и долго. Я не буду это говорить, потому что меня как всегда поймут неправильно.
- Я думаю, что сегодня будет солнечно, - внезапно произнесла Мэри-Джейн.
Странная реплика, если учесть, что день клонится к вечеру, а небо плотно затянуто тучами.

Виктория наверняка обиделась на неё, впрочем, это неудивительно – реплика Мэри-Джейн прозвучало достаточно грубо. Словно ей хотелось с помощью неё обрубить все пути в реальный мир и опять продолжать идти по тропинке в своём сознании. Тонкой, запутанной тропинке, проходящей сквозь колючие кусты ежевики – пробираешься, а колючки тем временем пребольно цепляют коленки, зато маленькие ладошки с обкусанными ногтями полны тёмных, вкусных ягод. Их можно есть по одной, думать о том, что всё-таки замечательно идти вперёд, по этой дороге, чувствовать, как лучи воображаемого солнца греют макушку сквозь паутину веток деревьев и просто двигаться дальше. Что привлекает Мэри-Джейн в мысленных путешествиях, так это возможность не задумываться о том, куда ты идёшь и зачем, не бояться, что вот за тем поворотом из неоткуда появится глубокая яма с пауками, из которой не выбраться без посторонней помощи. Не нужно уподобляться скучным туристам, которые, сидя в самолёте, распланировали свой отпуск по минутам, у которых каждая секундочка учтена, проанализирована и отсортирована либо к дайвингу, либо к вечерней аудиенции с природой на балконе местного отеля. Просто идёшь – можно даже закрыть глаза и не чувствовать, как больно давит на уши тишина, как в реальности. Звенящая, невыносимая, ночная, когда накрываешь голову подушкой и громко дышишь, лишь бы заглушить отсутствие звуков. Идеальный подсознательный мир. Иногда Мэри-Джейн становилось безумно досадно, что большинство людей не может осознать свои личные утопии, которые, бесспорно, есть у каждого, она пытается указать, дать возможность открыть глаза на тот мир, куда можно уйти и дышать полной грудью, не боясь, что кто-то скажет, что так дышать неправильно, но вместо того, чтобы прислушаться, люди обычно вертят пальцем у виска или, в лучшем случае, пропускают бред мимо ушей.
Интересно, а получится ли объяснить про миры Виктории?
Мэри-Джейн неловко улыбнулась – совсем некрасиво и не по-голливудски, но зато улыбка получилась светлой и тёплой. Не поддельно виноватой, когда осознаёшь разумом свою вину, а сердцем её не чувствуешь, а настоящей. Мэри действительно было стыдно за своё оплошность – иначе бы она не покраснела, верно? – а другого способа загладить небольшую вину по отношению к малознакомому человеку пока что ещё не придумали. Разве что, если только наспех написать балладу или стихотворение, посвящённое обиженному или, можно угостить шоколадной лягушкой. Но, увы, шоколадной лягушки под рукой не было, зато, кажется, в сумке остался шоколадный Пегас из «Сладкого Королевства». Да, тот самый, что Мэри-Джейн купила накануне.
Мэри осторожно пододвинула к себе сумку и вытащила из наружного кармана небольшого Пегаса. Как и большинство магических кондитерских изделий, Пегас оказался в какой-то степени одушевлённым. И теперь он величественно стоял на ладони у Мэри, высокомерно оглядывал окрестности своими шоколадными глазами и недовольно переступал шоколадными копытами. Определённо, он был обижен на Мэри за то, что она так должно продержала его в сумке.
- Это тебе, - Мэри протянула Пегаса Виктории, - он живой. В редакции говоришь, писали? – запоздало откликнулась Мэри-Джейн, - не знаю. По совету профессора Преображенского газет я не читаю. Это вредно для мозгов.
Странно слышать про Преображенского от обычной британской школьницы, которая не особо интересуется чтением и из книг предпочитает мифы, легенды и романы Джейн Остин, но эти слова часто повторял опекун, и, в конце концов, Мэри стало интересно, что же это за таинственный профессор, на которого так часто ссылается самый умный (в глазах Мэри) человек. Так что не стоит считать Сойер интеллектуальной девушкой. Она ведь ещё маленькая и совсем недалёкая.

- Мне кажется, сегодня не самая благоприятная погода для прогулок, - мягко заметила Мэри-Джейн, вспоминая, что творится за стенами замка. Вставать на ноги, подниматься вверх по ступенькам, подходить к окну, чувствовать, как ледяной ветер продувает сквозь щели, зябко ёжится, залазить на подоконник, опираться ладонями о ледяное стекло и растапливать дыханием изморозь (Мэри только так в окно и смотрит, по-другому, в сущности, неинтересно) было безумно лениво. Сейчас Сойер сама себе напоминала сладкую вату, которую обычно продают в парках аттракционов. Она успела подтаять под ярким солнцем и теперь начисто отказывается покидать насиженное на детских ладошках место. Да, определённо, именно такое, сладковатное состояние, когда хочется сидеть вечно, выразительно проговаривая смешные реплики и смущённо улыбаясь, Мэри сейчас и испытывала. А бороться с этим, вставать на ноги, двигаться и хладнокровно думать так лень, так лень, уж слишком разморило на этих лестницах. Впрочем, это неудивительно, если учесть, насколько бурно прошла ночь.
Именно поэтому Мэри-Джейн ломать себя и подходить к окну не стала, а просто попыталась представить – у неё это всегда хорошо получалось. Она закрыла глаза, так крепко, что сквозь сомкнутые веки она отчётливо смогла рассмотреть фейерверки. Затем они вспыхнули ярким пламенем в последний, прощальный раз и начали мутнеть, растворяться в псевдотемноте и благородно пускать на своё место воображаемую погоду: окно спальни (наверное, потому, что, просыпаясь, первое, что видит обычно Мэри, так это окно с прелестными занавесками. За шесть лет образ уже настолько отложился в памяти, что при слове «окно» вспоминается именно это, и никакие другое, родное, милое, знакомое окно), за ним ветер, с силой разбивающий снежинки об стены замка, ломая им маленькие скелетики, обрывки подушек-туч на небе и необыкновенно много снега. Холодно и немного страшно – определённо не прогулочный день, определённо.
- Знаешь, Виктория… - медленно начала говорить Мэри-Джейн, чувствуя, что пора приводить их встречу к логическому завершению: дальше уже затягиваться нельзя, иначе минуты станут вымученными, натянутыми, как скрипичные струны и пустыми. По мнению Мэри, каждую секунду времени нужно заполнять словом, мыслей, эмоциями, случайными взглядами, улыбками, прикосновениями, а когда один из случаев начинает походить на пустую комнату, которую практичная хозяйка просто обязана хоть чем-нибудь заполнить, пусть даже всяким хламом, которому до помойки – полшага. Главное, чтобы пустоты не было. До такого состояния знакомства и прочие ситуации доводить ни в коем случае нельзя, всё нужно обрывать на самой высокой и звонкой ноте.
-…пожалуй, я пойду, - с некоторой паузой закончила Мэри-Джейн и с трудом поднялась на ноги – сон мешал двигаться. – Ты очень хорошая, Виктория. И у тебя красивое имя. Мы обязательно ещё увидимся, - улыбнулась напоследок Сойер, и, неуклюже подхватив сумку, удалилась в королевскую опочивальню, мелодично мурлыкая себе под нос старую песню.

==> Спальня

==>лекция по УЗМС

А планы немного поменялись. Вместо того чтобы идти в Большой Зал, и лечить себя обедом, Боунс решила прямиком идти в свою спальню. Скрыться за толстым пуховым одеялом, и провести весь остаток своей жизни в Хогвартсе именно там. Потому что ей ничего не хотелось. Не хотелось ходить на уроки, ни просыпаться рано утром, не ходить на обед, не ходить в Хогсмид. Она не хотела никого не видеть. Особенно его. Странно, на уроке она вроде бы и забыла про все это, так, отвлеклась, на секунды проявила «интерес» к учебе, в качестве критика по преподаванию молодой аспирантки. Урок был не ахти, может быть и поэтому я Сьюзан в голове, как и на листке пергамента, ничего не осталось. Да и день, как она считала, был проведен впустую. Хотя – не совсем так – все-таки одно событие имело место быть. Но о нем она и вспоминать не хотела. Так что этот день был под заметкой «зря». Со «зря» он начался, со «зря» он дошел до середины. И быть может со «зря» и закончится. Зря она тогда не осталась вместе с Ханной и Эрни в гостиной, она бы доучила бы историю магии, послушала бы жужжалку-Маккмиллана. Куда уж лучше, чем ссорится с лучшим другом.
И опять мы возвращаемся к этому.
А вот интересно, что же делает сейчас хаффалпаффец? Может к этому времени, пока шел урок, он успел опустошить десяток стаканов с виски и его теперь можно искать где-нибудь в коридорах на подоконнике, к примеру. Или же в своей спальне, спит, плюхнувшись в кровать прямо в одежде, зарывшийся между подушек. Уж если это было так, то Сьюзан, отвечая на такое равнодушие с его стороны, начала бы действовать. В первых бы разбудила его, потом бы начала читать ему лекцию о том, что приличные мальчики извиняются и пытаются хоть что-то сделать. А потом, добившись от него желаемого извинения, напилась бы еще раз вместе с ним. Почему? Может быть от безысходности ситуации. Она ведь и сама не знала, как правильнее было бы поступить при этом. И правильно ли она сделала, что оттолкнула его.
"Точно, напились бы, помирились бы, и тогда уже их обоих можно было искать где-нибудь на подоконнике."
И она улыбнулась себе. Наверное, первый раз за этот день. Может первый раз и осознала, что это не катастрофа, и что это случается. И как раз в подтверждение ее теории, что дружбы между мужчиной и женщиной не_бывает.
«Любовь подразумевает дружбу. Когда есть любовь, есть и дружеские отношения между людьми. А вот наоборот не может быть. Если мы говорим о дружбе между мужчиной и женщиной, она возникает только благодаря любви.  Но этот процесс нельзя представить наоборот, то есть дружба первой возникнуть не может - это против законов природы. Отношение между ними, как друзья, это рано или поздно приведет либо к интимным отношениям, либо к разладу. Странно, если мужчина общается с женщиной как с приятелем. Мужчина и женщина созданы не для дружбы…»
-А для любви, - это стоило бы записать как концепцию «отношений» по Сьюзан Боунс, или не отношений, не важно.
Она, похоже, так часто ее повторяла, что заучила наизусть. Но вот так и ничему не научилась, слепо веря в то, что они с Никитой только друзья.
-Оу, Джес, - удивление, что же еще испытываешь, когда такой отчаянный вопль разрушает тишину коридоров и вырывает тебя из своих же собственных мыслей. – Ты что так-кая радостная, возбужденная что ли? Выспалась и не пошла на лекцию, даа?

Ох Джессика, Джессика, как ты кстати. Я, кажется, даже улыбаться начала. И действительно, - Боунс дотронулась до выступивших ямочках на щеках, - Джессика, а сейчас что-нибудь эксцентричное, чтобы раз и все было хорошо, чтобы я обо всем забыла и ехала в Лондон в самом прекрасном расположении духа, ну пожалуйста, Кокс. Да-да, подействуй на меня как кокс, чтобы стало очень хорошо, и я все-превсе забыла, отвлеклась.
-Ну Джееессика… - и кажется она сказала это вслух, хотя, похоже из-за воплей Яблока, сама  Яблоко ничего не услышит. Тем лучше, это избавит Боунс от, не_совсем_лишних, но, разговоров.
Как ребенок в цирке, улыбающийся, подпрыгивая с места, чтобы лучше увидеть и больше восхищаться, так Сьюзан наблюдала за Яблочком. И откуда в ней столько энергии, шоколада много ест? Кофе много пьет? А может ее ничего не заботит, живет  как хочет, без проблем и радуется жизни. И поневоле начинаешь ей завидовать. А может она такая только на виду, может за этот маской а-ля «я_вся_такая_весела,_у_меня_все_хорошо» скрывается пудра повседневных будней. Уж если и так – Яблочку все равно лучше, потому что она умеет это скрывать.
Оскар ей, золотой глобус, премию Британской киноакадемии, что там у нас еще в ассортименте?
-Боже мой, Яблочко, я тобой восхищаюсь. Ты что так переживаешь из-за урока? Честно – я даже не помню о чем там рассказывалось. В основном болтала молодая аспирантка, учитель отмалчивался. Болтала она что-то о сниджетах. Больше в моей больной голове ничего не отложилось. Ни капельки знаний, - она опять рассмеялась. – Кто? Кто такие шестилапые головоноги, и что это за период циклического ис-чего-то-там магической энергии? Ты надо мной издеваешься.
Она все так же улыбалась, казалось, что, какие проблемы? ничего не было. Все прекрасно. Но вот, как черная клякса в уже почти наладившемся разноцветном настроении. Никита. И все как будто снова рухнуло, улыбка тут же спала с лица, а взгляд сразу брошен на пол. Это как закрытый занавес. Ведь день она только и думала о том, что Никита перед ней извиниться. Как только они встретятся, извинится и все будет сразу хорошо, все будет хорошо. все будет. Но нет уж, кто-то решил потрепать их нервы. И Боунс и Малевскому, кто-то играет их ситуацией, и все никак не может наиграться.
Что за черт, - настроение опять ушло в минус, и тут Джессика со своим вопросом, видимо заметившая, что Боунс больше чем в отчаянии и полной потерянности.
-Да тут такое… я бы вдалась в подробности, но все это рассказывать – у меня просто не хватит выдержки, и я разревусь. Честно, Яблочко, - пфф. - Я поссорилась с Малевским, - и это все на что ее хватило.
Какой-то пустой взгляд в окно, грустно-серо-белая природа, затихла в ожидании. В каком ожидании? Чего? Бури? Ссоры?
-Да когда же закончится весь этот идиотизм. Когда. Когда все встанет на свои места, - да, прошло меньше дня, но в дне столько часов, минут, а секунд и еще больше. И все это время, не выкидать из мыслей это. Что случилось, и что не давало покоя. Это как, это как… - сходить с ума, и не знать что принесет тебе следующая секунда.

Спускаясь из своей комнаты Мина, обдумывала предстоящий поход в Хогсминд.
Первым делом стоит посетить зоомагазин, а затем наведаться и в Сладкое Королевство – при мысли о нем девушка повеселела, сладости всегда были ее слабым местом, трудно было даже представить день без чего-нибудь вкусненького, при этом девушка умудрялась оставаться стройной, хотя то количество сладкого, что она поглощала, было поистине огромным, под ее кроватью маленькие домовики ежедневно выгребали горки разноцветных фантиков, которые сияли и искрились на свету, в общем, рацион Мины состоял в основном из шоколада. Вдруг погас факел, и Мина остановилась, странно – подумалось девушке. Мина поежилась, она не очень любила темноту. В темноте, как известно, все самые плохие воспоминания имеют свойства оживать, а Вельгельмине не очень-то и хотелось вспоминать, ведь если она вспомнит Беатрис, то весь день она будет мрачнее тучи, а ее ужасное настроение обычно не сулило ничего хорошего. Мотнув головой, как бы отгоняя непрошенные мысли, девушка сжала кулачки и тут, как по мановению палочки факел зажегся, а из стены выплыл Барон, приведение Слизерина. Барон, не сказав не слова, проплыл рядом с девушкой и скрылся за стеной, юная слизеринка проводила его взглядом, обдумывая, что бы это могло означать, но урчание желудка, перебило ее мысли, напоминая, что растущему организму необходимо питание. Спустившись в саму гостиную, девушка первым делом подошла к камину, где вчера оставила книгу по зельеварию, девушка почти нежно провела по обложке книги, та чуть потеплела. Эту книгу Вельгельмина только вчера взяла в библиотеке у мадам Пинс, старая библиотекарша как всегда что-то бурчала себе поднос, но девушка даже не обратила на это внимания, ведь она наконец-то получила ее, Мина прижала книгу к груди и вышла из библиотеки, проведя остаток вечера за чтением.  Запихнув книгу в сумку Мина уже готова была покинуть гостиную, как вдруг услышала тихое урчание, девушка оглянулась и увидела, ту, которая издавала эти мягкие звуки.  Не удержавшись, Мина подошла и с любопытством спросила:
- Твоя? – затем девушка посмотрела на так предполагаемую хозяйку этого животного, и обнаружила, что ей оказалась Луиза, ее соседка по комнате, хоть девушки уже полгода жили в одной комнате и были на одном курсе, они почти не общались и сейчас, смотря на молодую девушку, Мине вдруг подумалось, что та очень похожа на Франциску, единственную подругу Мины в Шарбатоне, правда Вельгельмину всегда удивляло почему они дружили, ведь их характеры отличались, Вельгельмина, которая была похожа на огонь и Франциска, спокойная и рассудительная как вода, но факт остается фактом девушки подружились и Франциска стала первой подругой Мины, и сейчас, смотря на Луизу, у девушки проскользнула  мысль, о том, что они, пожалуй, могли бы стать подругами.

- Да, это моя кошка – Мине на мгновение показалось, что она слышала змеиное шипение, девушка чуть улыбнулась, обитали Слизерина сполна оправдывали свою эмблему. Девушка смотрела как  Луиза откладывает в сторону старинную книгу, которая казалось вот-вот развалится, но, как известно, магические книги не судят по обложкам, краем глаза девушка заметила небольшое тиснение на книге
Книга по Темной Магии – удивилась про себя Мина, ей казалось, что в школе нельзя держать такие книги, хотя если вспомнить про Запретную Секцию, но тут же вставал другой вопрос, как Луиза смогла достать ее – Надо будет ее спросить потом, да и интересно, как далеко она продвинулась в изучении этой магии.
- Её Пэрри зовут, это сиамская кошка – Мина хотело было засмеяться, но решила, что сейчас это было бы очень некстати ведь их отношения вроде бы стали налаживаться.
Мина осторожно погладила симпатичное создание, в ответ то заурчало, девушка чуть улыбнулась.
- Чудесный питомец, жаль мне не разрешалось держать у себя кошек – девушка тряхнула челкой и попыталась согреть ладони дыханием. Получалось плохо. Что ни говори, а Слизерин, наверное, единственное место в школе холодно постоянно, а если учесть, что сейчас было начало Января, то Мина вообще поражалась, как она еще не превратилась в ледышку в этом темном подземелье, ей не помогали даже Согревающие чары, поэтому Вельгельмина всегда старалась сесть поближе к камину или, закутавшись в теплое одеяло, почитать какую либо книгу. Мина вздохнула похоже это главный недостаток Слизерина – холод - и как не крути с ним придется смириться, хорошо хоть домовики принесли ей в комнату второе одеяло.