1. лужайка перед замком
Logan Satton
она могла иметь многое. а выбрала мертвого ©
Дышать чужими воспоминаниями – как это унизительно и страшно для каждого человека. По крайней мере, так должно быть – человек есть раскрытая книга, в которой он собственноручно выводит чернильные буквы, складывающиеся в слова и целые предложения. Вот ты сидишь над потрепанной тетрадью, чем-то очень смахивающей на древний фолиант, и старательно записываешь каждый день – ты проснулся, позавтракал, река жизни потекла в привычном направлении. Первая строка, вторая строка, третья..Они заполняются с щепетильностью хирурга, педантичностью ботаника и маниакальностью священника. Все в строго определенном порядке – утро, день, ночь. Банально и до боли предопределенно. Ты смотришь в окно и видишь сизо-белые облака. Мешаешь горячий чай и считаешь листочки заварки, плавающие на дне фарфоровой чашки. Зашнуровываешь ботинки и невольно засматриваешься на полоски на полу. Что просто человек. Ты просто двуногое существо, которое каждое свое движение, каждые вдох, каждый выдох записывает в книгу памяти. Страница за страницей, строка за строкой, слово за словом – ты становишься сумасшедшим, ты становишься зависимым от чернил и бумаги. Конечно, эта книга совершенно визуальна. В голове твоей она хранится. Ты человек, и самопроизвольно запоминаешь существо свое. Ты никогда не перестанешь делать это.
А если надоест? Память рефлекторно продолжит регистрировать все новые и новые записи, все новые чашки чая, все новые зашнурованные ботинки. Остановись, оглянись. Переверни страницу. Подумай, ведь где-то в районе тридцать пятой строки ты на минуту перестал дышать. Остановился перед зеркалом и задержал дыхание. Набрал в рот воды и задержал дыхание. Посмотрел на белые снег и задержал дыхание. Три раза подряд, словно вытягивая из внешнего мира воздух тонкой струйкою. Ты пытался..на тридцать седьмой строке ты еще не разобрался, что собирался делать. И на сороковой, и на следующей странице. Ты механически забываешь об этом, и идешь дальше. Память продолжает писать. Невольно вспоминаешь о временах, когда бородатые монахи вели летопись времен. Спасибо вам, хранители старины, спасибо – благодаря вам мы знаем о прошлом много, даже слишком много.
Воспоминанием больше, воспоминанием меньше. Тетрадь заполняется быстрее, чем песок скользит по коже. Ты чувствуешь, как горячие, ничтожно мизерные песчинки бегут через пальцы, точно также воспоминания утекают из твоего сознания. Вот твои первые шаги, вот твое первое слово, вот твоя первая каша и холодное молоко. Этих мелочей уже нет в твоей памяти, ибо записаны они в самом начале эпопеи. Вот первый поцелуй, первая девочка, которую ты дернул за косичку, первая собственная собака. Эти воспоминания словно туман - вроде бы его нет, но на коже остается мокрый конденсат. Первое заклинание, первое наказание, первый полет. Эти – словно рассвет новой жизни, которая дала глоток свежего воздуха. Потом..Жизнь течет в нервном, сумбурном потоке. Ты не успеваешь записывать, память барахлит и часто ты просто выкидываешь ненужное барахло.
Что ж, голова не мусорка, лишнее не храним.
Она так хотела тепла, но его холодное тело лишь обжигало. Он не понимал, почему все чаще на ее нежно-кукольной коже блестели соленые капли слез.
- Прости меня, - его голос едва слышим в пронзительной тишине ночного парка. Лондон, лондонские огни уже зажглись и нервировали своей неровной пульсацией.
- Ненавижу, - он понял, что она прошептала, пусть в сумерках двигались только ее губы. И слезы, в такт сердцебиению.
- Прости меня, - вновь повторяет, замечая, как ладонь сжимает край ее пальто. Мягкая вязаная ткань беспокоит рецепторы не хуже алкоголя, такое же ощущение оставляют за собой ее ванильные духи. Вкус ванили на губах уже растаял. – Я не хотел тебя обидеть.
- Не хотел, не отрицаю, - ее голос прозвучал именно в тот момент, когда из-под лавочки выпорхнул сизо-черный голубь. Голубка. Разницы нет. Символ мира и свободы улетел из-под их ног. – Но сделал. Ты редко задумываешься о том, что можешь причинить боль. Причинить боль мне.
Как только она замолчала, тишина вновь начала давила на виски. Он не знал, что сказать – по пищеводу поднимался комок предательского сомнения. Вины. Ощущения вины, ибо он понимал, что действительно неправ.
- Отомн, я же сказал, прости, - голос осел, прозвучал слишком озлобленно. Просто охрип, просто дошло. – Я виноват. Ветер ломает тростинку, как гласит известная японская поговорка. Тебя не сломать, так я раньше думал. Но теперь..Теперь и я понимаю, что ты живая..живая и только..- слова сбиваются со спокойного ритма изложения. – Только моя..
Что ж, голова не мусорка, лишнее не храним.
Но это, тот день в лондонском парке, он помнит до сих пор. Удивительно – в его жизни появилось нечто с именем «Отомн Эрлие», и словно красок стало больше. Черно-белая картинка внешнего мира приобрела не только оттенки, но и цвета красного и темно-фиолетового. О сюрреалистический натюрморт, раскрашивающий сознание и жизни в целом. Ему этого не хватало, ему ее не хватало. Словно в живот воткнули пластмассовый катетер, ближе к легким. Нет, в самую цель – в легкие пустили свежие гранулы кислорода.
Молодой парень в темных штанах и белом свитере вышел на высокие ступени, ведущие к зданию волшебной школы. Темные, практически черные волосы торчат в разные стороны, неестественно бледная кожа, тонкие, потрескавшиеся от ветра, губы. На шее – небрежно перекинут сине-белый шарф факультета. Логан Сэттон, собственной персоной. Почувствовав, как холод хлестнул по оголенной шее, парень недовольно поморщился.
Почему ты думаешь только о себе? Почему не можешь сказать, что я тебе хоть немного небезразлична? Неужели, это так больно и невыносимо стыдно? Или..или просто.. Все то, что между нами – привычный каламбур в стиле Сэттона?
Ее слова, брошенные неделю назад, весь день сегодня висят перед глазами. Кажется, что он вновь совершил ошибку – на протяжении нескольких дней, а точнее ровно семи, не смог к ней подойти. Обнять, вновь попытаться расставить все на свои места. Сказать, что, нет, мол, ты ошибаешься – ты для меня очень важна. Как глоток воздуха, как зажим, удерживающий воздух в капельнице. Воздух в кровь – неминуемая смерть, он понимал, что без нее – он мертвец. Итак, нередко ловит себя на мысли о том, что все его существо неизбежно гниет и распадается сотнями рифм и абзацев.
Прости меня, Отомн. Каждый день мысленно репетировал извинительную речь, и каждый день вновь не находил в себе силы ее найти. Ловил себя на мысли, что строит из себя нелепо|обиженного. А что, хорошая идея – она его просто не понимает. Просто не понимает и не придает этому особого значения.
Прости, Отомн.
Нет, все-таки, дурак - он. Логан Сэттон, для которого мир поэзии часто стоит выше реальности. И всего прилагающегося.
трудно признаться в своей слабости. трудно признаться в своей ошибке. трудно признаться в своей зависимости.
от ее глаз, от ее улыбки, от ее ванильных духов.
Autumn Airlie
По ступеням – вниз.
В прятки – от себя.
Был пустой каприз.
Я играла зря. [q]Она, такая теплая и осенняя, жила жизнью, часто не своей и придуманной, книжной и почти нереальной, до боли настоящей и неправдоподобной. Обитала в воздушном пространстве, в котором забывала дышать, чтобы давать дышать другим. Она, готовая продать себя за тридцать серебряников, сгореть на огне священной верности, была непостоянным ветром, птицей в голубом небе. Прозрачная, из разноцветных стеклышек, собиралась в единое целое, приложив немалое усилие, выходила на люди после бездушной депрессии и улыбалась. Улыбалась так искренне, что казалось, сердце, выпрыгнет и побежит впереди нее по тропинке, расталкивая бездушных и бесшумных. Состояла из пушистых ресниц и кругов под глазами, неестественной бледности и темных шоколадных волос, смотрела на этот мир пронзительно чистым серебряным взглядом. Аутумн. Осенняя осень. Отомн. Ядерная разрушающая война. Рожденная в падении, если копнуть чуть глубже. Отомн Самира Эрлие, одним словом.
Девушка необычного сумасшествия, жила в собственной сказке, редко выбираясь в розовых снов, привыкла прикрываться неотложными делами, когда судьба решалась на резкий поворот. Обычно, Отомн выкидывала выигрышный лотерейный билет, даже если была на все сто процентов уверена в своей победе. Просто, иногда ей это было ненужным. Просто иногда это было не_тем.
На ее примере Высший разум показывает своим созданиям, что иногда полезно думать. На ней, похоже, зеленые человечки испробовали все доступные и недоступные методы психологического воздействия. Ну и что? Безумие же не так страшно, когда ты не одинок. А в ее голове часто бывало людей в количестве больше одной штуки. Нужно бы уже позвонить колдомедикам, если не банальным психиатрам, но все неотложные дела горят. Как горит ее сердце, как горит ее разум.
Наверное, она скоро рассыплется солью морской, будет снова и снова зализывать новые раны и вновь уверять всех, что, нет, это было не предательство, а просто ошибка. Наверное, она просто не может разувериться в человечестве, пока ее грудная клетка поднимается и поднимается. Все выше и выше.
Нет, это было не предательство, это просто ошибка. Это просто ошибка привычной программы. Отомн – ошибка привычной программы.
Пусть сегодня день начнется как-то не так, как всегда. Надеешься, не так ли? Все еще надеешься, что откроешь глаза, а тебе вернули крылья. Что расправишь их широко_далеко и полетишь навстречу солнцу, такому горячему, чтобы согреться. Ведь кофе уже не помогает, а теплый тыквенный сок похож на что-то жуткое. К огневиски ты не привыкла, возможно, алкоголь бы заменил звезду. Это не так. Ничто не заменит солнце, пусть в ее жизни оно почти потухло. Как казалось.
Пусть все будет по-новому. Давай представим, что она отлично выспалась и не проспала все возможные уроки. Давай представим, что ее сердце не разбито? Ведь это так просто. Она никогда не умела рисовать картины и видеть себя на них.
Это не предательство, это просто ошибка;
Она, почти не ощущая покалываний на коже, шла по холодному лезвию его сарказма и верности, пытаясь прожечь в сердце его огромную дыру, чтобы неповадно было притворяться снеговиком. Наверное, такие существа, как Эрлие – младшая, по сущности своей влюбляются в каждый вдох, но, чтобы вот так, любить, давать себя без остатка и не требовать ничего взамен? Если бы кто-нибудь мог в данный момент взять штопор и отвертеть крышку ее сердца, он бы увидел много чего нового и непонятного самой девушке. А всему виной был Логан Сэттон.
Сей юноша с холодно_карими глазами, снежинками в сердце убивал ее каждый день только своими чуть грубоватыми||неумелыми проявлениями нежности. А ведь все когда-то было очень даже тепло. У нее был друг, который умело, создавал иллюзию настоящей детской любви. А он, Логан, разрушил все ее наивные мечты о принце на белом коне, обратив принца в коня. Своим сарказмом и преданностью, она разорвал ее на части, заставляя открывать глаза в самый неподходящий для мира момент. Своим холодом он растворил ее крылья, заставляя падать все ниже и ниже, забывая о лирике и магии.
но;
Она сама продала ему душу, нечаянно оставив сердце на пороге его артистичности. Она сама закрыла замок на его шее и потеряла ключ, соединяя навечно их души. Она сама не хотела, чтобы он превращался в того самого принца из прошлого. Будь настоящим. Будь той серостью, что никогда не обретет черного оттенка. Будь той красной краской, которой так не хватало в моей смеси черного и желтого. Будь серебром_подобным золоту, но не становись тем «благородным» металлом. Только стань чуть роднее, не делай мне больно. Или просто разожми ладонь. Я уйду. Только попроси.
Есть же люди, которые осложняли жизнь не только себе, но и другим. Так вот, Отомн Эрлие относилась к их числу.
Дыхание чуть сбилось. Девушка почти сбежала по каменной лестнице, еле касаясь теплыми пальцами холодных перил. Шоколадные волосы разметались по спине, ясные серые глаза смотрели на мир открыто, хоть где-то в глубине их появилась необъяснимая серость. Именно серость, гнетуще_тоскливая. А все потому, что ее сердце забыли вернуть.
Она была в школьной мантии, шарф «факультета смелых» сбился чуть в сторону, следуя за девушкой на подобии шлейфа. Он яко выделялся на фоне черной развевающейся мантии и бледной коже. Сегодня она не спала. Похоже, ей не суждено теперь заснуть в принципе.
Она просто захотела глотнуть свежего воздуха. Стены Хогвартса давили на черепную коробку, заставляя вспоминать все самое плохое_хорошее. Она тосковала. По-настоящему, почти по-животному. Просто иногда, даже ее больная логика не воспринимала их отношения.
Вас больше нет, вас больше нет
Он не сумел, боялся быть смелым
Вас больше нет, вас больше нет
Она не смогла, она не успела.
Они были эгоистами по отношению к самим себе. Они понимали что тянут друг друга в противоположные стороны, но не могли разжать руки. Понимали, что их отношения ненормальные, непонятные, неправильные. Их отношения – одно сплошное не. Наверное, он просто ее любит. Он просто не принял ее дара. Просто выкинул лотерейный билет, как это часто делала сама девушка.
Наверное, она очень спешила к долгожданному кислороду. Отомн быстро сбежала по ступенькам на свободу, почти с закрытыми глазами. И только потом почувствовала горький привкус воздуха. И только потом почувствовала, как больно бьет холод в самое сердце.
На пол шаге остановилась, на предпоследней ступеньке. Чуть не ввергла себя в анабиоз собственной паникой и ощущением того, будто грудную клетку вскрывают тупым ножом. Где-то чуть дальше стоял Логан Сэттон.
-Просто скажи, что все кончено. Я больше не могу не просить о чем-то большем.- она не обернулась, потому что знала, если посмотрит в его глаза, пропадет. И все, что накипело на душе, исчезнет. И все, что причиняет боль, как-то простится. - Я больше не хочу играть нашу комедию.
Logan Satton
Врастают в спину, причиняя тебе боль крылья
Отчаянье - это выбор не твой, не мой
Ты верила, что в жизни всё будет вечно
Всегда так было, время лечит [q] Sense of touchРассыпаться миллиардами кристалликов поваренной соли, прикинуться нелепым подобием горячего песка, стать дождем в весеннюю ночь. И чувствовать как, все существо твое ласкает ее нежную кожу – ее ноги, часто втаптывающие ниже плинтуса, ее губы, обжигающие мертвенно-холодное сердце, ее пальцы, вырисовывающие на бытие оригинальные узоры. Прикасаться к нее, быть у нее в подчинении, целовать следы. Да, глупо и нелепо – быть пылью собственного «я», только чтобы быть рядом. Да, часто так и получается – в историях любви обязательно кто-то уступает, кто-то становится подчиненным, кто-то становится нареченным хозяином. В историях любви часто-часто в титрах мелькает happy end, часто-часто все заканчивается поцелуем и свадьбой. В историях любви всегда не все просто, но так обыденно и банально – он находит ее, он давно ждет его, в итоге – белый конь, принцы, фата и мокрые бумажные носовые платки.
но у них совершенно_не так.
Нет хозяев, нет подчиненных. Просто – система управления дала сбой еще при первой встрече. Она нагрубила ему, он холодно проигнорировал. Потом случайные встречи по всему замку, нелепые взгляды, полное отторжение чужеродной ткани. Полное сопротивление тому, от чего убежать не получилось. Долгое время они не могли смириться с той болью, которой обычно приносит разлука – хотелось ходить по коридорам, ждать случайного столкновения, слышать ее голос, назло выводить ее из себя. Насмехаться над смыслом слова «любовь» и разрывать на мелкие кусочки все его понятие. Их любовь изматывала, иссушала, сотнями иголок впивалась в сознание, которое служило и служит игольницей. Они тактично обошли конфетно-букетный период, перейдя сразу к атаке. Флирт, сумасшедшая страсть – они не могли друг без друга, были всегда вместе. Они знали, что такие отношения тянут вниз – каждый сжимает ладонь, не хочет отпускать, несмотря на то, что уже почва уходит из-под ног, что уже спасительная опора заканчивается, что уже одной ногой завис над пропастью. Не отпущу. Он знал, что ведет себя как эгоист – психоделический склад ума не позволял поступиться собственными принципами, почти_принц понимал, что стал зависим. Зависим от ее взгляда, который действовал словно глоток воздуха в зимнюю ночь. Ты дышишь холодным воздухом, чувствуешь, как легкие неприятно сжимаются под действием ледышек – иголок, но судорожно глотаешь унциями замерзший газ. Ты чувствуешь освобождение.
Не отпущу. Как идиот шепчешь эти слова каждый день, тонешь в ее милосердии и доброте, не понимаешь, как можно быть такой жертвенной. Жить ради других. Сам ты настолько погряз в поэзии и движении_вперед, что часто просто не замечаешь окружающих. Конечно, ты не эгоист и не мерзавец – просто проблемы других тебя редко волнуют. Но она..Она словно загадочный шепот, зовущий к свету, словно маяк в безбрежном океане. Ты только меня прости, Отомн. Но ты моя. Без тебя я – нелепый слог, портящий всю картину произведения. Без тебя я – серое вещество мозга, лишенного черепной коробки. Без тебя я – сон, след на Вселенной, крик в пустоте, без тебя.
- Не двигайся, - просит он, не отводя взгляда от бумаги.
- Логан, послушай… - темноволосая девушка в длинном свитере недовольно ерзает на месте. – Ты второй час совершенствуешь свою технику «точка, точка, запятая». Ты Шекспир, не ДаВинчи, смирись и перестань меня мучить, - вызывающе-алые губы складываются в улыбку.
- Отомн, хватит говорить под руку. – смеется парень, отрываясь от листа. – Ты итак получаешься далекой от оригинала.
- Ну, значит, все, хватит…- протянула девушка, поднимаясь с кресла. – Порадуй меня, горе-художник.
- Эй, натура болтливая, вернись на место, - возмутился парень, но тоже встал со своего кресла. Работа, кажется, была окончена. Руки легки на ее талию, слегка сжали вязаную ткань. Вдохнуть ваниль и умереть, он делает глубокий вдох.
- Да, ты не ДаВинчи…- шепчет в шею девушку, сжимая пальцами лист бумаги. – Ты Дали. Ты..
Безобидное воспоминание втыкается сотнями иголок ниже груди. Она спросила, любит ли он ее. Она вновь спросила, а он вновь попытался перевести разговор на другую тему. Слишком резко, слишком непримиримо, слишком вызывающе – другое, и все на этом. Он отвернулся к окну, он услышал, как хлопнула дверь за ней. Их любовь уничтожала – возносила над землей и со всего размаха била об острые колья. Вновь почувствовать, как под сердце вонзаются иголку – как кукла вуду побежать за ней, но остановиться около закрытой двери. Остановится и вернуться к распахнутому окна – ты не хочешь ничего усложнять, но ваши отношения идут в тупик. Когда-нибудь придется произнести в слух то, что лелеешь в душе – «Отомн, я люблю тебя. Я не могу без тебя»
Господи, дай сил.
Поздно просить время вернуть все назад – вернуть тот день, когда они встретились, вернуть тот день, когда они впервые поцеловались. Может, тогда бы они нашли в себе силы остановится. Но сейчас…Сейчас все катится в пропасть – они разобьются вдвоем, они умрут назло окружающим. Докажут, что любовь может быть сумасшедшей и уничтожающей. Их имена, может, поставят наравне с маггловскими Сидом и Нэнси. Она – его собственная Нэнси.
Прости меня, Отомн. Сними крылья и посмотри на меня реально. Огонь моей души давно погас, я – ходящий мертвец, присоединенный к тебе. Ты мои гранулы кислорода, ты мои витамины, ты мой смысл.
Холодный воздух раздражает рецепторы, заставляя кожу покрываться мелкими мурашками. Логан прислонился к кирпичной кладке, едва касаясь плечом массивной двери входа в школу. Пусть пойдет дождь, пусть смоет всю эту идеальную белизну с улиц. Пусть смоет с него уничтожающее чувство вины. Да, он виноват. Но почему так трудно признаться в собственной слабости? Парень сжал край шарфа, вводя себя лично в транс – смотреть в одну точку, пока все световые линии не превратятся в одно черное пятнышко на земле. «Пятноделание» выполнило свою задачу – морально он оторвался от земли и не заметил того, что произошло буквально через несколько минут. Только услышал до боли знакомый голос и тряхнул головой. Отомн. Его Эрлие всего в нескольких шагах от него, спиной. Не обернется, он знал. Серые глаза не будут смотреть на него так, как прежде. Обида, волнение, вина. Вина. Прости, пожалуйста, повернись, подари новый вдох и взгляд в самое сердце.
Я больше не хочу играть нашу комедию.- ее слова донеслись до Логана словно из другого измерения. Бумажное оригами его жизни начало гореть. Гори, ничтожество, гори. Желто-красный шарф действовал в роли ограничительного знака, волнистые волосы распались листопадом на спине. Он мысленно дорисовывал бездонные серые глаза и бледно-кукольную кожу лица.
- Отомн, - выдохнул Логан, отрываясь от стены. Несколько необдуманных шагов в ее сторону. – Наша комедия мне напоминает бег по окружности и обратно. С одним условием, что окантовка окружности в стиле «шаги по стеклу», - проговорил он, с непривычки приглушенно и хрипловато.
Вдохнуть ваниль и умереть. Ее духи смешались с морозным воздухом, но главное оставалось фактом – ваниль ласкала органы обоняния, как наркотик будоражит вены.
- Только потеряв, хоть на несколько минут, дней, недель, мы понимаем, что все это.. – он никогда не задумывался, когда говорил. Натура поэта давала знать о себе: говорить яростно, страстно, самоотверженно. Только бы она простила. Только бы она поняла. – Все это, этот бешеный бег от непонимания, был самым дорогим. Стоит идти навстречу, чтобы встречать последний красный закат и думать – ты рядом. Ты всегда рядом, ибо я.. – пауза.
Продолжение следует. Сам завел себя в тупик.